Бой с невидимкой - Александр Александрович Тамоников
– Да плюс к тому же – их вожак, – добавил Онысько. – Перемога… Лихой вожак, что и говорить! А кто он, где он, как выглядит – мы этого не знаем. Будто и не человек он, а ночная нежить. Возник, распахнул крылья, сотворил беду и скрылся во тьме… В общем, еду завтра же в район за помощью! Решено!
– Завтра – похороны… – мрачно произнес председатель сельсовета.
– Да, похороны, – вспомнил Онысько. – Будем хоронить… Что ж, поеду послезавтра.
* * *
На похороны пришли почти все жители Березичей и окрестных хуторов. Были даже люди из соседних Глушан – они как раз в это время приехали забирать брички и трех лошадей, которых не застрелили бандиты. Ну и заодно закопать пострелянных коников у Панского брода.
Похороны были как похороны – в соответствии с традициями. Женщины плакали и причитали, мужчины с мрачными лицами стояли у гробов. Среди мужчин был и Евген Снигур – на этот раз без автомата за плечами. Автомат у него мягко, но решительно отобрал Олекса Цыганок.
– Зачем тебе сейчас автомат? – спросил он. – Не нужен он тебе сейчас. Пускай он побудет у меня. А потом я его тебе отдам.
Евген Снигур внешне никак не выражал своего горя. Он просто стоял у выставленных в ряд больших и маленьких гробов и рассеянно теребил в руках фуражку. Ну а что в это самое время творилось у него в душе – да кто же о том может сказать?
Нарушил неизменный похоронный ритуал председатель сельсовета Михайло Хижняк. Обычно никто в Березичах не говорил над покойниками никаких речей – хоронили в безмолвии. Наверно, кто-то и молился, но молился молча, а не вслух. Такова была древняя, от дедов-прадедов, традиция в здешних местах.
Но в этот раз она была нарушена. Когда молчаливые мужики уже совсем были готовы поднять гробы и нести их на кладбище, Михайло Хижняк вдруг выступил вперед и сказал:
– Подождите, люди добрые… Не торопитесь. Туда – спешить не нужно, там опозданий не бывает. А потому послушайте меня. Вот мы сейчас хороним пятерых безвинно убитых людей. Женщину, двух малых детей, деда с бабой… Мы все знаем, кто их убил. Ведь знаем же, разве не так?
Народ после таких слов колыхнулся, будто это были не люди, а деревья в лесу, на которые внезапно налетел ветер. Но при этом никто не произнес ни слова.
– Вот видите, все мы знаем и кто их убил, и за что их убили. Ни за что их убили… Те, кто их убил, они даже не звери, потому что никакой зверь не убивает просто так. Значит, они хуже зверей. Они – болотная нежить, которой не может быть места на земле. Потому что на земле нужно жить, а не убивать…
Михайло Хижняк умолк и обвел глазами стоящих вокруг людей. Люди по-прежнему молчали. Было видно, что они согласны с каждым словом председателя сельсовета, но они безмолвствовали.
– Я знаю, – продолжил свою речь Михайло Хижняк, – что сейчас меня слушают и такие люди, которые уже сегодня вечером передадут мои слова бандитам. Что ж, пускай передают. Это даже будет хорошо, если передадут. Пускай вся эта болотная нежить знает, что ее ждет. А ждет бандитов скорая и страшная погибель, вот что! Если, конечно, они не одумаются и не выйдут из своих болотных нор. Скорая и страшная погибель! Это им говорю я, Михайло Хижняк! Вы меня знаете – я не говорю напрасных слов. Скорая и страшная погибель! Потому что им нет места на земле! На земле должны жить люди, а не болотная нежить! Вот…
– Я присоединяюсь ко всем этим словам, – выступил вперед и Павло Онысько. – Можете также передать им мои слова. Мы объявляем им беспощадную войну! И мы победим в этой войне. Мы не можем в ней не победить, потому что иначе они победят нас. А теперь можете хоронить.
Мужчины все так же молча подняли гробы на плечи, и скорбная процессия направилась к кладбищу. Евген Снигур с бесстрастным лицом шел вслед за мужчинами, несшими гробы. Рядом с ним, не сводя с Евгена глаз, шел Олекса Цыганок и еще два «ястребка». На всякий случай, а то мало ли что может сотворить человек, которого постигло горе, из которого нет исхода?
Но Евген Снигур ничего такого не сотворил. Он был настолько спокоен и бесстрастен, что со стороны невольно казалось, будто он сделан из дерева и нет в нем никакой души, а значит, и никакого горя.
Когда похороны окончились, Евген подошел к Павлу Онысько.
– Значит, ты завтра едешь в район? – спросил он.
– Да, – кивнул участковый, – завтра. А чего ждать? И без того дождались…
– Я поеду с тобой! – решительно произнес Евген.
– Но… – участковый даже растерялся от таких слов.
– Я поеду с тобой! – повторил Евген. – А что еще мне остается делать на этой земле? Только воевать. Воевать и воевать, каждую секунду моей жизни.
Павло Онысько хотел сказать еще что-то, может быть, согласиться со страшными словами Евгена, может быть, возразить, – но тут вдруг раздались сразу несколько испуганных женских голосов. Участковый невольно схватился за кобуру и глянул в ту сторону, откуда раздавались голоса.
– Вот, – голосили несколько женщин и указывали на один из крестов над свежей могилой. – Вот видите… и здесь тоже! Да что же это такое творится!
Участковый подбежал к голосящим женщинам и тоже глянул на новый крест. На нем трепыхался клочок серой бумаги. Привлеченные криками, к кресту стали сходиться люди.
– Так… – сжав зубы, произнес участковый и оглянулся на людей. – Стойте, где стоите! Никому не двигаться!
Люди в испуге замерли. К участковому уже подбегали милиционеры и кто-то из «ястребков».
– А вам что же, нужны особые слова? – рявкнул на них Павло Онысько. – Замрите тоже! И начинайте смотреть под ноги! А то вдруг – гостинец…
Осторожно, шаг за шагом, участковый стал приближаться к кресту. Никакого гостинца под ногами он не обнаружил, и вскоре был уже у самой могилы. Осмотрев могилу и ничего подозрительного не обнаружив, Павло Онысько снял с креста пришпиленную серую бумажку. На ней карандашом были написаны слова. Павло пробежал их глазами.
– Так… – еще раз произнес он.
– Что там? – спросил Олекса Цыганок.
– Все то же самое, – страдальчески скривившись, ответил участковый. – Слушай, если интересно. Все слушайте. «Так будет со
