Фредерик Дар - Лотерея блатных
– Что происходит?
– Вам объяснят. Простите, но я больше не могу уделить вам ни секунды.
Он выходит разъяренным. Я снимаю трубку телефона.
– Приведите ко мне девку!
Смерть ее амбала меня озадачила. Блатные редко кончают жизнь самоубийством. Я знаю, что для него все было кончено, он должен был отправиться на гильотину и понимал, что это неизбежно, но я все-таки никак не могу понять глубинную причину его прыжка. Испугалс оказаться выставленным на посмешище? Или был потрясен предательством своей подружки?
В кабинет опять вводят Мари-Жанну.
Увидев, что ее парня здесь больше нет, она немного приободряется. Я делаю конвойным знак поднимать паруса и встаю перед ней.
– Слушай, девочка, у меня больше нет времени с тобой возиться. Вот как обстоят наши дела: твой дружок не захотел расколоться и от всего отпирается. Поскольку у меня нет против него формальных улик, а он малый хитрый, мне придется его выпустить. Ставлю штаны зуава против руки моей сестры, что после того, что произошло, Турок тебя пришьет. Ты ж его знаешь: он парень нервный. А трепка, которую мы ему задали, еще больше ухудшила его настроение.
Я выбрал правильный тон. Она бледнеет, и ее глаза расширяются от страха.
– В общем, если хочешь сохранить свои кости в целости, тебе остается одно: расколоться на полную. Тогда мы прижмем Турка, и это пойдет на пользу твоему здоровью. Что ты об этом думаешь?
Она согласна на тысячу процентов.
– Да, да, – блеет она. – Но я ничего не знаю... Он дал мне вчера конверт и велел отнести его на почту. И все!
Эта дура даже не сечет, что и это тянет на хорошее обвинение!
– Оставим историю с конвертом. Меня больше интересует другое дело. О нем ты что-нибудь можешь рассказать?
– Нет. Скрытнее моего мужика никого нет. Могила. Это она удачно выразилась: Турок теперь – могила. Я бы даже сказал – мавзолей!
Я немного размышляю, чтобы проветрить мозги.
– Ладно, подожди, подойдем к делу с другой стороны. Беру листок бумаги и карандаш.
– Где вы оба обретаетесь?
– В гостинице «Серебряный берег» на улице Милан.
– Номер комнаты?
– Четырнадцать.
– С кем он водит знакомство? Она пожимает плечами.
– Пфф... С ребятами с Монмартра...
– Мне нужны имена! Она размышляет:
– Боб Шалун... Греноблец... Маньен Улыбчивый... Их настоящих имен я не знаю.
– С этим я как-нибудь разберусь... Скажи, тебе в последнее время не казалось, что Турок провернул деликатное дельце?
– О! По нему никогда ничего не понять... Чтобы узнать, о чем он думает, надо встать очень рано!
– По ночам он работал?
– Да, изредка. Но он мне никогда ничего не говорил. Турок был прямо-таки герметичным субъектом. Не из тех лопухов, что доверяются бабам. Он прекрасно знал, что они мелют языком, как помелом! Вы делитесь с ними секретами, но не успели вы еще закончить, как они мысленно составляют список тех, кому можно пересказать эту историю.
– Это все, что тебе известно?
– Да, клянусь вам!
И она торжественно вытягивает руку.
– Ты чего делаешь? – смеюсь я. – Дождя нет. Обиженная, она опускает лапу.
– Со своими приятелями он встречался в «Баре Друзей»?
– Да.
Ай! Вот этого я и боялся. В данный момент господа блатные уже в курсе циркового представления, которое мы там устроили. В среде урок началось большое волнение. Спасайся кто может! Простившись со своими шлюшками и погладив напоследок их упругие груди, они ложатся на дно.
Даже если я сумею схватить дружков Турка, вовсе не обязательно, что они были его сообщниками.
Мне в голову приходит одна идея. И очень даже неплохая...
Я высовываюсь из окна. Ларут фотографирует мертвеца. Я его окликаю:
– Не уходите, не поговорив со мной, Ларут. Это крайне важно.
Затем я вызываю конвой Мари-Жанны и отдаю распоряжение:
– Слушайте внимательно, ребята. Сейчас два часа пополудни. Вы продержите эту девицу до восьми часов, потом привезете ее на машине на улицу Милан и высадите в пятидесяти метрах от гостиницы «Серебряный берег». Понятно?
– Понятно, патрон.
Я обращаюсь к скромной труженице панели:
– Вернешься в гостиницу, как обычно, и поднимешься прямиком в свой номер, ясно? Она утвердительно кивает.
– Не говори ни слова, кроме «здрасте» хозяину гостиницы или горничной. Ни слова о том, что с тобой приключилось, ты меня понимаешь? Будь внимательна, даже стены имеют уши... Если не сделаешь все точно так, как я говорю, пеняй на себя.
Она подтверждает свое полное согласие с моими словами.
– А когда я приду в номер? – спрашивает она.
Я улыбаюсь.
– Не ломай себе голову. Продолжения программы не знаю даже я сам. Это будет сюрприз... Я отвожу обоих агентов в сторону.
– Падовани только что покончил с собой, выбросившись из этого окна, – сообщаю я им тихим голосом.
– Мы знаем, – отвечают они.
Их скромность заслуживает всяческих похвал.
– Браво, мальчики! Раскладушке ни слова... Она не должна знать, что случилось, иначе весь мой план рухнет.
– Не беспокойтесь, патрон... Мы составим ей компанию до восьми вечера.
– Покормите ее, это ее как-то займет...
В эту секунду в мой кабинет врывается Ларут.
– Вот это да! – орет он. – Новость так новость!
Я подскакиваю к нему и, прижав палец к губам, даю понять, чтобы он замолчал.
Он закрывает рот, потом смотрит на Мари-Жанну.
– Кто эта особа?
– Наступит день, и я вам скажу. Может быть, – отвечаю я, стараясь говорить как можно более веселым тоном. Конвоиры уводят киску. Ларут и я остаемся вдвоем. Я вытираю лоб рукавом.
– Вы вогнали меня в дрожь, – признаюсь я ему. – Если бы вы сообщили этой девице о смерти ее дружка, мой план накрылся бы.
Я подталкиваю его к столу.
– Присядьте, Ларут. Я хочу попросить вас о новой отсрочке...
Он хмурит брови.
– Ах, вот оно что!
В его голосе звучат недобрые нотки.
– Не пишите о смерти Падовани до завтрашнего дня. Он встает, прохаживается по кабинету, затем кладет руки на лежащий на моем столе блокнот и наклоняется ко мне.
– Хрен вам, комиссар!
– Простите?
– Я сказал: хрен вам. Мне осточертели ваша трепотня, ваши отсрочки, ваши блестящие комбинации... Моя работа – информировать читателей раньше моих коллег. Вот уже два дня вы не даете мне опубликовать материал для первой полосы. Хватит!.. Мне очень жаль, но я буду делать свое дело.
Вид у него очень решительный.
– Одну секунду, – говорю я.
– Нет, я не могу терять ни секунды...
– Можете. Если вы напишете о смерти этого бандита, все полетит к чертям собачьим... Зато если вы мне поможете, я уверен, что докопаюсь до разгадки этого темного дела.
Я беру фото, изображающее Падовани с салом на морде.
– Давайте заключим сделку. Что вы скажете об этом снимке?
Он хохочет:
– Забавно!
– Так вот, вы получите его в эксклюзивное право. Напишите, что мы вышли на след и арестовали некоего Джо Падовани по прозвищу Турок... Была драка... Снимок был сделан в тот момент, когда Падо получил в рожу содержимое банки свиных консервов... Ничто не позабавит ваших читателей больше этого. Вы скажете, что корсиканец был допрошен, но смог представить безупречное алиби и его отпустили. Можете даже написать, что взяли у него интервью, когда он выходил из нашего здания... Он вам заявил, что возмущен поведением легавых... Также он сказал, что был арестован по анонимному доносу и надеется найти того, кто на него настучал... Напишите это... Это же сенсация! А правду вы успеете вытащить на свет и завтра. Таким образом, у вас будут две сенсационные статьи вместо одной. Как видите, я с вами честен! Разве я не известил вас сразу же? Причем вас одного?
Он не сводит глаз с фотографии, с его губ слетает легкий вздох, и он кладет портрет в карман.
– Ладно. Я слабый человек и не могу вам ни в чем отказать.
– Э! Секунд очку...
– Да?
– Отдайте мне кассету с пленкой. Я не хочу, чтобы вы подложили мне свинью!
– Ага, чтобы вы ее засветили!
– Царит климат доверия, – усмехаюсь я.
– Я могу ответить вам теми же словами... Мы смотрим друг на друга такими горящими глазами, что можно растопить лед на Северном полюсе.
– Хорошо, поступим иначе... Выньте вашу пленку из аппарата и положите ее в конверт...
– А потом?
– Вы напишете ваш адрес, и мы попросим дежурного полицейского немедленно отнести конверт на почту. Вы получите пленку, но только завтра.
– Ладно...
Он вынимает пленку из фотоаппарата, кладет ее в конверт и заклеивает его края клейкой лентой.
Когда он написал свой адрес, я звоню дежурному.
– Минутку, – предупреждает Ларут. – Не подавайте ему никаких условных сигналов, иначе я не согласен!
– Вы что, правда думаете, что у рядового полицейского хватит ума понять условный знак? – возражаю я.
Все проходит хорошо. Дежурный берет конверт и десять франков от Ларута и уходит, взяв под козырек, как перед министром.
– До завтра, – говорю я Ларуту. – Я на вас рассчитываю. И запомните: когда я на кого-нибудь рассчитываю, то не люблю, чтобы меня разочаровывали. Если вы меня киданете, то потеряете семьдесят пять процентов той сексапильности, что заставляет секретарш газеты находиться в пределах досягаемости ваших рук.
