Леонид Влодавец - Московский бенефис
— Терпите, Дима! — вздыхал Соломоныч. — Если уж вы избрали такое актерское амплуа, вам надо терпеть!
— Обязательно, — согласился я. — Жизнь такая…
— Вот именно. Вам же не хотелось, чтобы кто-то подумал, будто у вас приклеенные волосы, которые к тому же совсем не того цвета, что ваши натуральные. Поэтому и работаю качественно. Вы вчера ходили под душ, притом под горячий — и как видите, все цело. То, что вы были в душе, могу увидеть только я. Если послезавтра в этом гриме вы пойдете в сауну или русскую баню
— эффект будет тот же. Не советую только лазить в мартеновскую печь — там я ничего гарантировать не могу.
Не надо было ему про эту печку… Очень меня дернуло, но я постарался сделать вид, будто он выщипнул какую-то крепкую щетинку.
— Реклама — двигатель торговли, — прокомментировал я речь гримера. — Вы, Еремей Соломонович, ас, каких мало. Даже больше того, уникальный. Мы это знаем, ценим и понимаем. Замену вам отыскать трудно…
— Слушайте, — не на шутку всполошился Соломонович, — я не просил искать мне замену. Я прекрасно себя чувствую и имею возможность работать, как работал. Мне всего шестьдесят три. В нашем деле это возраст расцвета.
— Да что вы, что вы! — успокоил я гримера. — Никто вам замену искать не собирается. В том-то и дело, что вы действительно незаменимый. Монополист, так сказать. В Москве не одна тысяча гримеров, а разве кому-то можно доверить работу, похожую на ту, что делаете вы? У вас даже пластический грим почти не распознаваем.
— Ну, целоваться с дамой в нем нельзя, — заметил Соломонович, — все-таки распознает. Попадать в милицию — тоже. А вот если вы хотите, чтоб вас где-то метров с трех-четырех или даже ближе приняли за совсем другого человека — то это мы можем.
— Это я слышал, — возрадовался я, потому что последние куски искусственной бороды отделились от моего лица, и я обрел свободу. Вообще вся эта гримировка мне не то чтобы не нравилась или казалась бесполезной, но уж больно много времени отнимала. Почти два часа уходило на то, чтобы поменять внешность, и почти столько же — чтобы приобрести натуральный вид. За два часа в нашем быстротекущем мире могли произойти самые разные события, в том числе и негативного характера.
— Ну, — спросил Соломоныч, заметив, что я смотрюсь в зеркало, — как мы себя находим? Все, что отдает пятнами, сейчас пройдет. Побрить? Постричь?
— То и другое, и можно без хлеба! — произнес я голосом Винни-Пуха из мультика.
Парикмахер из Соломоныча был еще тот, то есть и вовсе классный. Вымыл мне башку, подстриг, гладко и без порезов выбрил, сделал массаж лица. После этого я переоделся в свой «костюм референта» и вышел через кухню на черный ход. Ускоренным шагом проскочив проходной двор, я очутился на соседней улице, у другого выхода из той же станции метро, через которую я сюда
приехал. Дальше моя дорога пролегла к родной фирме «Барма», в которой, судя по галдежу, рабочий день был в разгаре.
— У себя? — спросил я у охранника Вовы. Он уже знал, что я имею в виду братца Мишу, и кивнул.
В предбаннике гендиректорского кабинета Люся подводила брови. Увидев меня, она хлопнула глазенками и сообщила:
— Михаил Сергеевич очень хотел с вами встретиться…
— Ну, значит, встретится…
Мишка возился с бумагами, на калькуляторе светились какие-то многозначные цифры, а принтер его 486-й машины чего-то рисовал или печатал.
— Привет! — сказал я. — Капитализм строим помаленьку?
— Точно, — кивнул Мишка, — как завещали Кейнс и Фридман. Батя просил передать, чтоб ты никуда не ползал и ждал Лосенка.
— Интересное кино, — удивился я, — и что — «ноу коммент»?
— Именно так. Никаких комментариев. Был зол и страшен в гневе. Судя по всему, из-за вашей вчерашней неявки на базу.
— Ты не пробовал объяснить, что я вообще-то совершеннолетний?
— Это он и про меня знает, но я свой клистир уже получил. С предупреждением о неполном служебном соответствии. Интересные отношения у спонсора со спонсируемым, верно?
— Ремня не получил? — поинтересовался я.
— Обещались намедни выдрать, — хмыкнул Мишка, — барин наш шибко строгий!
— Это точно! Так где ж вы были, гражданин Баринов, а?
— «Где мы были, мы не скажем, а что делали — покажем…» — ухмыльнулся Мишка и изобразил руками несколько фигур, символизирующих траханье.
— С Люськой?
— Не-а…
— Смотри, Штирлиц, и на тебя Мюллер найдется! — сказал я это несколько серьезнее, чем нужно.
— Да брось ты! — доверительно прошептал Мишка. — Тут неподалеку, минут десять езды, открылась кафешка, гордо именуемая рестораном. Называется «Чавэла». Цены умеренные, цыганский ансамблик для души, отдельные кабинетики для тела. Очень клево и не скучно.
«Чавэла»… Это я уже слышал. Ну да, Марьяшкина соседка! Сороковая квартира, девушка со скрипкой, Таня Кармелюк, по сценическому псевдониму Кармела.
— Ну и как там, — спросил я с подчеркнутой небрежностью, будто не вылезал из этой «Чавэлы» лет двадцать подряд, и она мне уже наскучила хуже горькой редьки, — Кармела еще пиликает?
Мишка удивился. Все же он был немного сопливей меня и не умел себя держать.
— Пиликает! — обиделся он. — Ну, ты даешь! Она играет! Ей надо в зале Чайковского выступать с сольными концертами, а ты — «пиликает»! Понимал бы что…
— Ты случайно не ее поимел? — прищурился я.
— Ну да, жди-ка, — мотнул головой Мишка. — Я ж говорю, что ансамбль — это для души. Она не шлюха, сразу видно. Вся в музыке, никакой секс ей не нужен. У нее вся энергия на смычок уходит. Когда она отыграет, то ощущение, будто она кончила…
— Скрипичный онанизм! — ухмыльнулся я. — Оригинально!
— Ладно, что с тобой говорить… Интеллект ведь нулевой.
— Вот именно, — согласился я. — Ты бы хоть немного поделился, а то я так и сдохну малограмотным…
— А ты давно там был? — спросил Мишка, уходя от обострения темы. — Может, вместе скатаем, а?
— Вот что я тебе скажу, дорогой Михал Сергеич. Ползать надо в такие места, где все хорошо известно и спокойно. У нас пока еще не Париж и даже не Нью-Йорк. У нас Москва. Я был бы очень расстроен, если б тебя кто-то случайный и незарегистрированный куда-то уволок, а потом наш папочка крутился бы на всю катушку, чтобы тебя оттуда достать. Или, скажем, поручил бы мне эту работенку. Пора бы понять, какова криминогенная ситуация.
— Вы с батей — как два старых чекиста! — обиделся Мишка. — У вас подозрительность, как у Лаврентия Павловича. Везде враги, везде измена… Можно подумать, что я только и родился, чтобы меня пасли, берегли, пылинки сдували. Мамочка в Париже только что за ручку не водила, только пару лет и дали пожить спокойно. Это все из-за тебя между прочим. Тебя цыгане утащили, а отдуваться мне пришлось…
Этим Мишка меня рассмешил, и злиться на этого разгильдяя мне расхотелось.
— Ты бы все-таки и Зинулю иногда навещал, — заметил я. — Мается баба…
— Я ж ей сказал, чтоб она, в случае если совсем невтерпеж, к тебе обращалась…
— Ага, — хмыкнул я, — у меня своя точно такая же есть. А я, между прочим, не двужильный. Ведь они там, за заборами, уже год отсидели. Ни хрена не видят, кроме дома, работы, детей и видака.
— Это пусть они к папочке обращаются. Он им сам такой режим организовал. Летом поеду в отпуск, возьму их и тебя на Канары.
— В прошлом году, парень, ты поехал в Лондон на контракты, а оттуда усвистал на Канары с какой-то леди. Недели две побаловался, а потом объявился. Ты уж молчи лучше…
— Да я устал тогда, честное пионерское! Я ж рассказывал ситуацию, ты помнить должен. Я тогда пять тысяч тонн окатыша засмолил и чехов объехал. Да если б я эту леди не сумел прихмурить, то фиг бы получилось. Конечно, наш окатыш был дряннее, но…
— Короче, ты народу благосостояние повысил. Молодец, получишь орден…
Тут пискнула какая-то техника, стоявшая на директорском столе, и Люська доложила:
— Юра приехал. Ему подождать или прямо сейчас ехать?
— Ладно, — сказал я Мишке, — не злись на старших. Соображай. Газетки почитывай в разделе «Криминальная хроника». А я поехал.
Подхватив со стула «дипломат», в котором лежали спецмодем и дискеты («дипломатом» меня снабдил на дорогу Соломонович), я вышел в предбанник, где чинно сидел Лосенок и читал «Спорт-экспресс».
— По коням, — сказал я. Лосенок свернул газету, пихнул ее в карман куртки и не спеша встал.
На подходе к «Чероки» я глянул на точку, с которой нас наблюдали позапрошлой ночью. Там все было наглухо забито, сперва досками, потом жестью, потом еще двумя досками крест-накрест. Должно быть, нам показывали: «Все, мы ушли. Гуляйте, мы не смотрим». Долго я не разглядывал, поэтому куда они переместили свой НП не засек. В принципе это сейчас меня не шибко волновало.
— Не в курсе, что там папаша? — спросил я Лосенка, когда он запустил свою тачку.
— Нет, — ответил Юрка, — вообще-то злой, кажется. Но почему — хрен поймешь.
