Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака
Упомянутый экземпляр тем временем поздоровался с участковым за руку. Взволнованным или, упаси бог, напуганным он не выглядел, но это еще ни о чем не говорило. Устроить этот неописуемый, ни с чем не сообразный погром в райцентре мог либо полный идиот, не осознающий масштаба своих поступков и не думающий о последствиях, либо очень хладнокровный, уверенный в себе негодяй, который заранее спланировал не только нападение на Верхние Болотники, но и линию поведения во время неизбежного расследования.
Правда, прогулки на танке у всех на виду в такую продуманную линию вписывались едва ли не хуже, чем сам «тигр» – в обыденные реалии жизни российской глубинки во втором десятилетии двадцать первого века. Или линия была избрана уж очень мудреная – такая, что капитан Зернов пока что никак не мог уследить за ее замысловатыми зигзагами.
– Ну, что ей опять не так? – спросил «танкист», кивнув острым подбородком, на котором чуть заметно серебрилась проступившая за ночь щетинка, в сторону здания управы.
Покосившись туда, капитан Зернов увидел, что серебристая «Волга» главы поселения Звонаревой уже стоит у крыльца. Валентина Серафимовна показалась ему дамочкой недалекой и вздорной. «Дай свинье роги, а бабе власть», – так, бывало, говаривал покойный дед Зернова, получив очередную трепку от своей благоверной. Капитан не возражал против женского равноправия (поскольку, состоя на государственной службе, не имел права высказывать какое-то особое, отличное от общепринятого, мнение по данному вопросу). С наделенными властью дамами он встречался не впервые и, как правило, рано или поздно вспоминал любимую дедову поговорку. Но почему-то именно мадам Звонарева заставила вспомнить ее сразу, в первую же минуту – посмотрел и вспомнил, а если б не знал такой присказки, непременно сочинил бы что-нибудь в этом роде самостоятельно, экспромтом.
Звонарева явно питала к «танкисту» неприязнь, и дело тут, похоже, было не только и не столько в разбитых дорогах и танке как таковом. Даже вскользь упомянутый ею и участковым инцидент, за который владелец «тигра» схлопотал пятнадцать суток административного ареста, похоже, был не причиной, а следствием этой взаимной неприязни. В причинах ее, как и во многом другом, еще предстояло разобраться, для чего, собственно, Зернов с напарником сюда и прибыли.
– Куда ездил, Трофимыч? – спросил у «танкиста» участковый.
– Да на рыбалку, куда ж еще, – закуривая новую «беломорину», спокойно и неторопливо ответил тот. Просунув руку в открытый люк механика-водителя, он пошарил там и показал участковому наполненный мутноватой речной водой пластиковый пузырь, в котором, вяло шевеля плавниками, толклось с пару дюжин приличных, размером с ладонь, плотвичек. – Совсем в нашей речке рыбы не осталось, всю своими сетями выгребли, браконьеры чертовы.
– С ночевкой ездил? – проявляя абсолютно излишнюю, на взгляд Зернова, инициативу, взялся за расследование Лузгин.
– Ну, – кивнул «танкист». – Комары чуть живьем не сожрали. Правду говорят: конец света скоро. Ты погляди, что делается! Зима на носу, а им хоть бы хны: жрут, как в июне!
Зернов снова посмотрел на гусеницы танка. Застрявшая между звеньями трава здорово смахивала на осоку, а налипшую на траки грязь в такую сухую погоду, действительно, можно было найти только около водоема – речки, болота или лесного озерца.
– Не увяз? – будто угадав, о чем он думает, спросил участковый. – На лугу-то, небось, как всегда, топко!
– Топко, – согласился «танкист». – Только на этой штуке, чтоб увязнуть, еще постараться надо!
Он с гордостью постучал костяшками пальцев по броне. Зернов удивленно приподнял брови и красноречиво посмотрел на Самарцева. Звук получился гулкий, как будто человек в порыжелом шлеме постучал не по толстой танковой броне, а по пустой железной бочке из-под солярки. Самарцев в ответ тоже задрал рыжеватые брови и не менее красноречиво посмотрел на напарника, как бы говоря: да, я это слышал, и что теперь?
Он снова был прав. Рабочая версия чем дальше, тем больше выглядела несостоятельной, но отработать ее до конца следовало в любом случае. Другой у них по-прежнему не было, и, подавив вздох, капитан вынул из внутреннего кармана куртки служебное удостоверение и двинулся к танку, от которого даже на расстоянии трех метров ощутимо тянуло теплом и запахами горячего железа, дизельного топлива и выхлопных газов.
* * *Глядя поверх высокого бетонного забора с глухими железными воротами, можно было увидеть только верхушку пологого травянистого пригорка. Там, наверху, из травы выглядывало некое приплюснутое, будто прильнувшее к земле сооружение из голого серого бетона, над которым торчала высокая, укрепленная растяжками металлическая мачта – то ли антенна, то ли громоотвод. Издалека это строение больше всего напоминало оголовок какого-то бункера или дота, сразу настраивая того, кто стоял перед воротами, на суровый военно-полевой лад.
Простые смертные оказывались перед этими воротами нечасто и только тогда, когда их сюда зачем-либо приглашали. Чтобы сюда попасть, нужно было проехать идущей через густой смешанный лес извилистой проселочной дорогой, у поворота на которую испокон веков висел «кирпич» – знак, категорически запрещающий проезд любого транспорта, кроме того, которому, как говорится, положено.
Тех, кто игнорировал запрет, в нескольких километрах от поворота встречал шлагбаум. Направо и налево от него, теряясь в лесу, тянулась изгородь из двух рядов колючей проволоки, между которыми через равные промежутки стояли деревянные вышки под четырехскатными шатровыми кровлями. Прикрученные к проволоке жестяные таблички красным по желтому грозно возвещали: «Стой! Запретная зона! Стреляют без предупреждения!»
Где-то в середине девяностых с вышек пропали часовые в серых армейских шинелях и надвинутых на уши пилотках. Проволока заржавела и местами порвалась, столбы покосились, а кое-где и упали, утонув в высокой и жесткой лесной траве. Обломки полосатого шлагбаума догнивали на обочине дороги, и в течение какого-то времени здешние места были довольно посещаемыми: грибники собирали тут маслята и подосиновики, а пронырливые и бесстрашные охотники за цветными металлом (как правило, без определенного места жительства) – пригодные к сдаче в утиль детали и фрагменты танковых снарядов. Периодически и те, и другие погибали; с бомжами это случалось чаще, поскольку в своей бесконечной погоне за легким хлебом они не останавливались даже перед тем, чтобы с помощью молотка и зубила разобрать на части неразорвавшийся снаряд.
Снарядов, различного рода взрывателей, запальных трубок и прочего опасного для жизни добра в здешних лесах хватало, поскольку при Союзе и еще какое-то время после его развала тут располагался действующий танковый полигон. Каждый раз, когда очередного бомжа или компанию подростков, решивших, что будет очень забавно подбросить в костер вместо дров случайно найденную в лесу железяку и поглядеть, что из этого выйдет, разносило на куски, после неизбежной шумихи в прессе с обвинениями в адрес военных на полигон выезжала группа разминирования. Найденные взрывоопасные предметы обезвреживались на месте, а через некоторое время с заброшенного полигона опять привозили то немногое, что удавалось собрать после очередного несчастного случая.
Прекратилось это безобразие году, эдак, в восьмом или девятом. Проволочный забор, будто по волшебству, возродился из ржавого праха и древесной трухи, на месте шлагбаума появились запертые ворота, покосившиеся вышки снесли, а по узкому коридору меж двух рядов колючей проволоки заходили взад-вперед дюжие ребята в камуфляже с матерыми сторожевыми псами на коротком поводке. С бетонных столбиков ограды, не мигая, таращились круглые зрачки следящих камер, ухабистая лесная грунтовка как-то незаметно для широкой общественности превратилась в прямую и гладкую, на зависть немецким автобанам, асфальтированную дорогу. «Кирпич» на съезде со скоростного шоссе никуда не делся, и таблички с грозными, как окрик часового, предупреждениями снова запестрели на фоне лесной зелени. Тревожная красно-желтая цветовая гамма не изменилась, но на смену словосочетанию «Запретная зона» пришел его современный эквивалент: «Частная собственность».
Разумные люди, явившись в знакомые места и обнаружив произошедшие здесь изменения, с недовольным ворчанием поворачивали восвояси; неразумные, случалось, пытались проникнуть внутрь охраняемого периметра, но никто из них не преуспел. Диапазон нажитых при этом неприятностей был довольно широк, но о повторных попытках проникновения на полигон история умалчивает, из чего следует, что даже самым наглым и упертым нарушителям с лихвой хватало одного, первого и последнего раза.
За четыре года желающие посмотреть, что там за забором, повывелись, и теперь всякий, кому посчастливилось беспрепятственно миновать ворота внешнего периметра, мог спокойно, не опасаясь случайных встреч, любоваться из окна автомобиля неброскими красотами русской природы. Лес тут был чистый, ухоженный, как парк, но среди гостей этого уединенного места редко находились желающие совершить пешую прогулку: сюда приезжали не по грибы, да и расстояние между внешним периметром и базой было великовато для этих привыкших ценить свое время на вес золота людей.
