Оно. Том 2. Воссоединение - Кинг Стивен
Но теперь они приближались. Они вошли во владения Оно под городом, семь маленьких глупых деток брели сквозь темноту без света и оружия. И Оно, понятное дело, намеревалось их убить.
Оно открыло для себя великую истину: никакие перемены или сюрпризы не нужны. И никакой новизны тоже не нужно. Оно хотело только есть, и спать, и видеть сны, и снова есть.
Вслед за болью и тем коротким, но ярким страхом накатило еще одно новое чувство (все истинные чувства были для Оно, хотя имитировать чувства Оно умело прекрасно): злость. Оно собиралось убить детей, потому что они благодаря какому-то невероятному случаю причинили Оно боль. Но сначала Оно намеревалось заставить их страдать, потому что на один короткий миг они заставили Оно их испугаться. «Идите ко мне, детки, и посмотрите, как мы летаем здесь, внизу… как мы все летаем».
Но одна мысль не отпускала, хотя Оно всеми силами гнало ее прочь. Простая мысль: если все проистекало от Оно (а именно так и происходило с тех пор, как Черепаха выблевал эту вселенную и отключился в своем панцире), как могло какое-то существо этого или другого мира дурить или причинять боль Оно, пусть даже по мелочи и на самое короткое время? Как такое возможно?
И тут последний элемент нового открылся Оно, на этот раз не чувство, а хладнокровное умозаключение: допустим, Оно не одно, как всегда в это верило?
Допустим, есть еще и кто-то Другой?
И допустим, эти дети – агенты этого Другого?
Допустим… допустим…
Оно начала бить дрожь.
Злость – это новое. Боль – это новое. Воспрепятствование намерениям Оно – это новое. Но самым ужасным из всего нового стал страх. Не страх перед детьми, это ушло, но страх быть не единственным.
Нет, никаких Других нет. Конечно же, нет. Может, потому, что они дети, их воображение обладало некой грубой силой, которую Оно недооценило. Но теперь они приближались, и Оно не собиралось им мешать. А когда они приблизятся, Оно намеревалось забросить их одного за другим в метавселенную… в мертвые огни своих глаз.
Да.
Когда они доберутся сюда, Оно забросит их, орущих и обезумевших, в мертвые огни.
2
В тоннелях – 14:15
Бев и Ричи располагали на пару, возможно, десятью спичками, но Билл запретил их использовать. Тем более что некоторое время тусклый свет в тоннель попадал. Темноту он, конечно, не разгонял, но Билл видел, что находится в пределах четырех футов, а в такой ситуации не имело смысла тратить спички.
Билл полагал, что свет проникает в тоннель через вентиляционные каналы в перекрытиях над их головами и через круглые отверстия в решетках, которые закрывали бетонные колодцы насосных станций. Казалось невероятно странным, что они под городом, но, разумеется, тоннель привел их именно туда.
Уровень воды повысился. Трижды мимо них проплывали дохлые животные: крыса, котенок и какая-то раздувшаяся блестящая тушка, возможно, лесного сурка. Билл услышал, как кто-то что-то брезгливо пробормотал, когда тушка проследовала вдоль их колонны.
Пока они шли по относительно спокойной воде, но чувствовалось, что скоро их ждут перемены: впереди доносился глухой рев. И с каждым их шагом он набирал силу. Тоннель поворачивал направо. Они миновали поворот и увидели три трубы, из которых вода сливалась в их тоннель. Трубы располагались вертикально одна над другой, как огни светофора. Здесь тоннель заканчивался. Заметно посветлело. Оглядевшись, Билл увидел, что тоннель привел их в большую каверну высотой в пятнадцать футов. Крышей служила канализационная решетка, и вода лилась на них как из ведра, словно они стояли под душем.
Билл перевел взгляд на три трубы. Из верхней вытекала почти что прозрачная вода, хотя там хватало листьев, веток и мелкого мусора: окурков, оберток жевательной резинки и тому подобного. Из средней трубы лилась серая вода. А из нижней – серовато-коричневая комковатая жижа.
– Э-Э-Эдди!
Эдди подошел к нему. Волосы прилипли к голове. Гипсовая повязка намокла, с нее капало.
– В ка-акую и-из ни-их? – Если требовалось что-то построить – спрашивали Бена, если хотелось узнать, как куда-то пройти, – Эдди. Они об этом не говорили, все и так знали. Если оказывались на новой для себя территории и хотели вернуться к знакомому месту, Эдди выводил их куда надо, поворачивая направо-налево с такой непоколебимой уверенностью, что остальным не оставалось ничего другого, как следовать за ним и надеяться, что они идут верной дорогой… надо отметить, что надежды оправдывались всегда. Когда Билл и Эдди начали играть в Пустоши, Билл, как он рассказывал Ричи, всякий раз боялся заблудиться, а Эдди таких страхов не знал и постоянно выводил Билла именно туда, куда они и хотели попасть. «Если бы я за-а-аблудился в Хейнсвиллском лесу и Э-Эдди был со мной, я бы со-овсем не волновался, – объяснял Билл Ричи. – Он п-просто з-знает, ку-уда и-идти. Мой о-отец говорит, ч-что у некоторых людей в голове встроенный ко-о-омпас. Эдди такой».
– Я тебя не слышу! – прокричал Эдди.
– Я спросил, в ка-акую?
– Какую что? – Эдди держал в одной руке ингалятор, и Билл подумал, что выглядит он скорее как мокрая ондатра, а не мальчишка.
– В ка-акую нам ле-езть?
– Что ж, все зависит от того, куда мы ходим пойти, – ответил Эдди, и Билл с радостью задушил бы его, пусть даже Эдди дал совершенно логичный ответ.
Эдди с сомнением оглядел все три трубы. Они могли влезть в любую, только нижняя выглядела совсем непривлекательной.
Билл знаком предложил остальным стать кружком.
– И где, на хрен, О-О-Оно? – спросил он всех.
– Под центром города, – предположил Ричи. – Аккурат под центром города. Около Канала.
Беверли закивала. Как и Бен. Как и Стэн.
– Ма-а-айк?
– Да, – ответил он. – Именно там. Около Канала. Или под Каналом.
Билл перевел взгляд на Эдди.
– В ка-акую?
Эдди с неохотой указал на самую нижнюю… и, хотя у Билла упало сердце, он нисколько не удивился.
– В ту.
– Какая гадость, – поморщился Стэн. – Это ж труба с нечистотами.
– Мы не… – начал Майк и замолчал. Склонил голову и прислушался. В глазах появилась тревога.
– Что… – Больше Билл ничего не сказал, потому что Майк поднес палец к губам, призывая к тишине. Теперь и Билл слышал всплески воды, приближающиеся к ним. Бурчание и приглушенные слова. Генри не сдавался.
– Быстро, – разорвал паузу Бен. – Пошли.
Стэн посмотрел в тоннель, по которому они пришли, потом на самую нижнюю из труб. Плотно сжал губы и кивнул.
– Пошли. Говно смывается.
– Стэн-Супермен выдает прикол! – воскликнул Ричи. – Это круто, круто, кру…
– Ричи, а чего бы тебе не заткнуться? – зашипела на него Беверли.
Билл показал пример, первым подойдя к трубе, поморщился от запаха и полез в нее. Запах: труба канализационная, пахло говном, но и еще чем-то, так? Не такой убойный, более живой запах. Если б урчание животного могло пахнуть (а Билл полагал, что могло, если означенное животное ело понятно что), это и был бы тот самый запах, что пробивался сквозь первый. «Мы идем в правильном направлении, все точно. Оно здесь бывало… и частенько».
Когда они углубились в трубу футов на двадцать, запах стал еще более резким и отвратительным. Они продвигались медленно, против неглубокого потока субстанции, которая не была грязью. Билл оглянулся:
– Ты по-ойдешь с-следом за м-мной, Э-Э-Эдди. Ты мо-ожешь мне по-онадобиться.
Свет померк до серого, продержался какое-то время, а потом пропал полностью, и они шагнули
(из-под синевы и)
в темноту. Билл брел по жиже, чувствуя, как ноги пробиваются сквозь нее, вытянув перед собой руку, и какая-то его часть ожидала, что в любой момент он может наткнуться на жесткие волосы, а в темноте зажгутся зеленые глаза-лампы. И жизнь оборвется ослепительной вспышкой боли, когда Оно сорвет голову с его плеч.
