Бригадир (СИ) - Вязовский Алексей
— Какие новости, Вован? — спросил я, когда все рассосались обратно к своим штангам. Мы отошли в сторону и присели на лавку у стены. — Я малость выпал из вашей бурной жизни. Приехал в родной город, а на его месте помойка какая-то. Хотя… Москва нынче не лучше.
Вовка молчал, а я смотрел на друга, который сильно изменился за последние годы. Он и раньше был крепышом, а теперь так и вовсе раздался вширь и заматерел. Русые волосы постриг в ультрамодный квадрат, что придавало его добродушной физиономии почти угрожающее выражение. Но это было напускное. Вовка — парень простой и незатейливый, как кувалда. И правой бьет примерно так же, по себе помню.
— Так какие новости? — напомнил я о себе.
— Да полная жопа тут, Серый, — поморщился Вовка. — Я как из Афгана вернулся, на работу устроился. На керамический пошел, как батя. И вроде ничего все поначалу было, а сейчас… За год цены раз в восемь выросли. Люди волком воют. В магазинах хоть шаром покати. Талоны отоварить проблема целая. На рынок пойдешь — от цен уши заворачиваются. Не пойму, как жить. Пацаны злые как собаки. Дури много, а куда деть, не знают. С заводов поувольняли или сами ушли. Дерутся сейчас так, как раньше не дрались никогда. Ну, сам помнишь, что за махачи были… Насуешь в табло, юшку из носа пустишь, и все на этом, разбежались. А сейчас не дерутся, Серый, сейчас калечат. Озверел народ. Заводятся все с пол-оборота, бухие через одного. С утра квасить начинают. Не поверишь, даже обкуренные появились. Как в Афгане.
— Оттуда, небось, и тащат, — пожал плечами я.
— Не… — возразил друг. — План из Чуйской долины везут. Мне тоже предлагали заняться, да я не повелся. За наркоту рога отобьют.
Вовка говорит и говорит, не остановить. Нашел родственную душу. Рядом лязгает железо, пацаны потеют, качая бицуху. Запашок тут стоит, конечно… Конюшня отдыхает.
Если коротко — в Лобне жопа. ГидроСтрой без заказов, Спецпрокат тоже. На Мосэлектромаше в бээс народ распускают. Продукцию выпустили, а денег не платят. На железной дороге тоже все очень грустно. Кто смог устроиться где-то в Москве — выживает. Кто нет — бедует.
— А по криминалу что? — спросил я, когда мы с Карасем выползли покурить на крыльцо.
— Вот, на Приму липецкую перешел. Самая дешевая, — Карась протянул мне открытую пачку. — Будешь?
— Не, бросаю, — отмахнулся я. Опускаться до Примы мне категорически не хотелось. Лучше пользованный веник курить.
— И это правильно, — кивнул Карась. — А по криминалу… Тут все места заняты. Город держит Костя Хмурый и его банда. Рынок, вокзал и магазины в центре — какие-то черные. Вахидовские, говорят. Они, вообще-то, коммерсы или типа того. Слухи ходят, что менты их крышуют. Хуйня какая-то…. Чтобы милиция такими вещами занималась! Но дыма без огня не бывает.
— А депо? Вагоны кто обносит?
— К железке не подступиться. Тоже Хмурый. У нас городок маленький, денег почти нет. Так что только он и черные. Больше и нет никого. Наезжают иногда гастролеры всякие. Из Долгопрудного, Люберец, Солнцево… Провожают их отсюда с почестями. Иногда с салютом… Ну, ты сам понял.
Вован затянулся сигаретой, а потом смачно сплюнул в сугроб.
— Ну что? Сегодня бухач будет? Проставляться собираешься?
— Как же без проставы? — усмехнулся я. — Пацанов надо уважить. Куда пойдем?
— В стекляшку. Там типа пивбара открыли. Только что насчет шуршиков? Я сразу скажу — пустой!
— Чутка есть, на пиво хватит, — осторожно ответил я, зная, как пьет друг детства, когда войдет в раж. Не остановишь.
— Пойдет и пиво, — довольно кивнул он, подходя к освободившемуся снаряду.
А я оглядел зал. Все-таки не заниматься сюда пришел. У меня здесь дело куда серьезней.
Глава 7
Разговор понемногу заглох, и Карась пошел снова тягать свою штангу. Он был парень серьезный и работал по плану, делая какие-то пометки в блокнотике. Я обошел качалку, чтобы приглядеться к пацанам. Надо решить, кого «с прицелом» звать на бухач, а кого и не стоит. Большую часть парней я знал со школы. Сразу отмел толстого, одышливого Лома — он был каким-то ментовским сынком, собирался служить в органах, но так пока никуда и не устроился. По слухам, у него был диабет, а туда с таким не берут. В качалке он к железу даже не подходил. Здесь он в основном трепался и толкал анаболики со смесями.
Вычеркнул из списка худого, мосластого парня по кличке Кот. Его уже ловили на том, что он сшибал мелочь у школьников, вылавливая тех после уроков. По первому разу предупредили, но кажется, тот просто сменил район и продолжил свои гнилые занятия. Нехороший человек этот Кот, не годится для серьезных дел. Ему на ногу наступишь, он и запоет, как соловей.
Остановился на трех пацанах. Гриша Копченый. Он как и Вован отслужил в армии, только в Афган скатал неудачно. Его колонну зажали в ущелье духи, в Гришин БТР попала граната, и он загорелся. Копченый еле выскочить успел. Лицо с правой стороны — один большой шрам, который только-только начал бледнеть, превращаясь из багрового куска мяса в грубый рубец на всю щеку. Не Фредди Крюгер, конечно, но где-то рядом. Копченый выжил, но заработал себе погоняло. И что удивительно, он не озлобился, просто закрылся, не пуская посторонних в свою боль. Невеста, что ждала его после армии, внезапно передумала. Наверное, посчитала, что для свадебной фотографии ей нужна фактура получше. Несмотря на все свои жизненные перипетии, Копченый оставался таким же простым, как и Володька, с носом-картошкой и сбитыми в мозоли кулаками. Копченый тоже любил молотить по боксерскому мешку и помахаться в ринге. Некоторое время мы с ним даже постоянно спарринговали в секции — были в одних весах. Ну, пока я не присел.
— По пиву? — почесал в затылке Гриша — Это можно. Только, Хлыст, я сейчас на мели. Предупреждаю сразу. Получку задерживают.
Да… дела у пацанов идут совсем плохо.
— Не парься, наскребу. Готовь печень, — я похлопал здоровяка по плечу и направился к следующему другу детства, который отзывался на кличку Китаец.
На самом деле Дима Пак не был никаким жителем Поднебесной. Он был русским корейцем, чья семья переехала в Союз еще в начале сороковых. Всех, разумеется, распределяли централизованно, и Паков определили в Лобню, а когда на свет появился Димка, спустя семь лет он пошел в нашу родимую пятую школу. Парнем он был мелким, но резким. Владел какими-то единоборствами, которых нахватался у своей восточной родни. Даже ногами махал, чем сразу в школе заслужил авторитет. Ну и, разумеется, Пак был черноволосым и узкоглазым. Лобненский народ не сильно разбирался в различиях между азиатами, поэтому к Димону прилепилась кличка Китаец, которая его поначалу сильно бесила. А потом ничего, привык. А куда деваться? Всему району зубы не пересчитаешь, скорее своих лишишься. А когда фильмы с Брюсом Ли появились, он кличкой даже гордиться начал. И в подвал пошел, где каратисты собирались. Как раз пару лет назад и этот спорт разрешили.
— Хлыст, я, конечно, тебя уважаю, и все такое, — почесал Димон чернявый затылок, — и все наши махачи во дворах с центральными помню. Но пить этот шмурдяк в стекляшке? Да ну на хер, сами травитесь там. Давай ко мне в гости. Ты же с моим отцом знаком? Ну вот и накатим дома. Нам корейской водки передали знакомые. Соджу. Слыхал?
— Да ну…
Я даже расстроился. Димон был мне нужен. Но сесть за стол с большой и дружной корейской семьей, которая крайне не одобряла мой образ жизни — это так себе идея.
— Неудобняк, — поморщился я. — У тебя там мать, братья. Нормально не посидишь.
— На нет и суда нет.
Пак отвернулся в сторону и направился было к груше. Я притворно вздохнул и развел руками:
— Ладно, Димон, как хочешь. А я хотел рассказать, как чалился вместе с корейским авторитетом из Хабаровска.
— Да? — Китаец резко повернулся ко мне. — И как его звали? У меня пол-Хабаровска родни.
— Так ты идешь? — подмигнул я. — За пивасом и узнаешь.
— Ладно, уболтал, — махнул он рукой. — Это тот новый бар, который слева от стекляшки?
