Олег Приходько - Прыжок рыси

— Интересно. По логике акцентуированной личности, классифицированной Карлом Леонгардом как «демонстративная», Павел должен был использовать подобное предложение как повод для написания очередной статьи: «Журналиста хотят купить зарубежной поездкой», не так ли?

Полянский выразительно посмотрел на часы, пожал плечами.

— Вы психолог? — поинтересовался он, обозначив на лице подобие улыбки.

— Отчасти. Я перебил вас?

— Ничего страшного. Я думаю, от той поездки Павел не отказался потому, что она давала ему возможность опубликовать эту статью во Франции. К тому времени «Фальсификаторов» перепечатало «Русское слово» в Париже. А присутствие на европейском конгрессе независимых журналистов позволяло ему выйти на органы массовой информации других стран. Не знаю, насколько это предположение соответствует действительности. Я ответил на ваш вопрос, с каких пор в нем стали происходить перемены?

— А в чем они, эти перемены, выражались, Виктор Денисович? — спросил Евгений. — Вы смотрите на часы, я вас задерживаю?

— Нет, отчего же… Еще кофе?

— С удовольствием. — Евгений поспешно поднялся и пошел к буфетной стойке, упредив вялый порыв Полянского.

Резные столы из темного, благородной породы дерева в основном пустовали: не то переход губернии на капиталистический путь развития вносил коррективы в лимит рабочего времени, не то «нефтяники» почитали посещение буфета за роскошь. Цены здесь вдвое превосходили московские, тем не менее Евгений купил пару бутербродов, бутылку пепси и кофе, предполагая растянуть «ланч» на максимальное время: в велеречивом повествовании Полянского явно чего-то недоставало.

При виде бутербродов тот заметно оживился, отпустил несколько замечаний по поводу мокрого снега и влияния химической промышленности на климатические изменения во Вселенной.

— Нельзя ли от перемены климата к переменам в характере Козлова? — вежливо попросил его Евгений.

— Да, да… Вы спросили, в чем они выражались?

— И каковы были причины, по вашему мнению?

— О причинах я уже говорил: Шпагин подставил ему ножку. Другой бы, может, не обратил на это внимания — подумаешь! Но не Паша. Он был слишком честолюбив и раним.

— Виктор Денисович, а Нелли Грошевская не имела отношения к этим переменам?

Полянский усмехнулся, выдержал паузу, которой ему хватило на то, чтобы доесть бутерброд.

— Я с той же степенью вероятности могу предположить, что причина его дурного настроения таилась в контракте, который его вынудили подписать французские спецслужбы во время пребывания в Париже, — произнес он с плохо скрытой иронией. — Паша не посвящал меня в свои амурные дела.

— Но вы ее знаете?

— Знаю. Думаю, получись у них семья, они бы удачно дополняли друг друга. Он старше, мудрее, непримиримее. Она полна энергии, но более осторожна в силу недостатка опыта. Впрочем, я не психоаналитик.

— И не нужно, — обрадовался Евгений выводу, к которому пришел Полянский. — Расскажите мне только то, что видели.

— В смысле?.. Я что же, по-вашему, в замочную…

— Да нет же, Виктор Денисович! Я знаю, что в ночь, когда было совершено убийство, Нелли навещала Козлова. Случалось, ночевала у него и прежде.

— Люди взрослые. Иногда он оставался у нее. Было время… осенью… в редакции начинали подумывать о свадебном подарке. Потом у них что-то разладилось.

— Когда?

— Заметно это стало после возвращения Павла из Франции. Она перестала появляться, а Павел почти не выходил из комнаты, много работал. Несколько раз я видел его пьяным.

— Пьяным?

— Ну, не «в стельку», разумеется, а так… в изрядном подпиши. Чего раньше с ним не случалось. И уж тем более он никогда не пил в одиночестве, а утром третьего марта в его комнате оставалось восемь бутылок из-под красного французского вина «Рошель». Не знаю, чем оно ему так понравилось. Я пробовал, оно продается в супермаркетах. Так, ничего особенного.

— А что он писал?

— Что-нибудь о Франции, наверно. Рукописи изъяли.

— Он и раньше просил вас его будить или только в этот раз?

— Нет, отчего же, случалось и раньше.

— Вы стучали ему в стену?

— В дверь. Маринка с Вовкой в это время еще спят. Я выходил и стучал ему в дверь. Причем весьма настойчиво, по его же просьбе — пока не отворит. Потому что, бывало, он ответит: «Слышу, спасибо, Витя, встаю!», а сам переворачивался на другой бок и продолжал спать.

— Ясно. И что же Нелли?

— Нелли?.. А, ну да… Короче, недели за две до смерти, сразу после его возвращения из отпуска, у них произошла основательная размолвка.

— Вы сказали, из отпуска?

— Из краткосрочного — брал пять дней за свой счет.

— Куда он ездил?

— К матери в Сутеево. Так, по крайней мере, он сказал, — Полянский внимательно посмотрел в глаза Евгению и отчего-то померкшим, подозрительно-извиняющимся тоном произнес: — Я ведь уже говорил обо всем этом в прокуратуре?

— Возможно, но я не имею отношения к прокуратуре, — обезоруживающе улыбнулся Евгений. — Мы были просто приятелями. Войдите в мое положение: я приезжаю к нему в гости и вдруг узнаю, что его убили. И по рассказу вахтера получается, что вы — один из последних, кто видел его живым, и первый, кто узнал об убийстве. Понимаете? Что же мне, повернуться да yехать, ничего не узнав?

Евгений почувствовал, что в шаткую версию о праздном любопытстве Полянский не поверил.

— Да нет, конечно, — согласился он. — Но странно получается: его приятель спрашивает, что он был за человек.

Отказать ему в логике было трудно.

— Я знал одного Пашу, вы представили мне совсем другого, — буднично сказал Евгений и, откусив полбутерброда, попытался разрядить обстановку: — Что это у вас все так дорого, Виктор Денисович? С ума сойти!

— Экономическая свобода! — засмеялся Полянский. — Погодите, дойдет и до вас. Зарплата у нас, между прочим, тоже поболее. Бизнес. Предпринимательство на всех уровнях — возможности ничем не ограничены. Налоги плавают по усмотрению администрации — очень удобный способ ведения хозяйства. Скажем, нужно заполнить рынок товаром — сокращают пошлины на ввоз; нужно поднять химкомбинат — налоги на его продукцию сводят к минимуму, затраты ложатся на торговлю и другие предприятия.

— Так, кажется, повсюду в России?

— Должно быть так, Евгений Викторович, должно. Только Россия большая — пока-а от головы до хвоста дойдет! А потом, Россия ведет войны, ее раздирают противоречия на международной арене. Иногда кажется, что проблема обнищания собственного народа в правительстве значит меньше, чем драчка между сербами и хорватами. Впрочем, так было всегда. Еще Бердяев объяснял трудности российского становления непомерно большой территорией.

Объяснять ведущему рубрику «Диско-клуб», что Бердяев говорил об истоках русского коммунизма, Евгений не стал — политический диспут не входил в его планы.

— Виктор Денисович, как мне найти Алевтину Васильевну?

— Поднимемся ко мне, я дам адрес. Заодно посмотрите комнату, где работал Павел…

Комната, куда привел его Полянский, размерами походила на спортивный зал. Восемь столов с компьютерами, высокие и чистые окна с приоткрытыми фрамугами, за которыми простиралась панорама Приморска, море на горизонте.

— Вот его стол. Сейчас за ним сидит новенький, пришел к нам из «Приморской нефти».

— Что-то могло здесь остаться после Павла? — спросил Евгений, поздоровавшись с сотрудниками «Губернских ведомостей». — Может быть, какие-то бумага?

Две женщины и молодой парень с «конским хвостом», перетянутым резинкой, заулыбались.

— Да что вы! — махнул рукой Полянский.

— Тут после его смерти гэбэшники такой шмон устроили, что и пыли не осталось, — сказал парень, закурив «Мальборо».

— Даже в наши столы лазили, — заметила сотрудница помоложе. — Хотя все важное он забрал домой еще перед командировкой.

Парень опустился в кресло по ту сторону стола Козлова, стряхнул пепел в маленькую, похожую на перевернутую шашку, черную пепельницу.

— Нашли старый блокнот с телефонами, — напомнил он.

— Да, ежедневник. Большой такой, потрепанный, в голубой клеенчатой обложке. Лежал всегда в верхнем ящике стола, мы им иногда пользовались, там у Паши были записаны телефоны московских редакций и расписание поездов.

— А почему гэбэшники-то? — посмотрел Евгений на парня.

— У него все гэбэшники, — ворчливо проговорила сотрудница постарше и пробежала пальцами по клавишам компьютера.

— Да потому что действительно «гэбэшники»! — заверит тот. — Один — заместитель начальника УФСБ Давыдова, фамилию не помню. Когда ФСК в ФСБ переименовали, читатели нас письмами завалили, я ездил в Большой дом на Кипарисную за разъяснениями, интервью у него брал.