Виктор Доценко - Награда Бешеного
Савелий откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и провалился в царство Морфея. Сначала перед ним во сне предстала Марфа Иннокентьевна, его любимая воспитательница в детском доме:
— Савушка, ты такой еще слабенький, оставь ты этих хулиганов в покое! — укоризненно говорила она, смачивая бодягой синяк под глазом.
— Ты же знаешь, что они честно никогда не дерутся: нападают исподтишка и всегда втроем-вчетвером!
— Ничего, Марфа Иннокентьевна, я их когда-нибудь по одному подкараулю и накостыляю! — посулил маленький Савушка.
— А они тебя снова отлупят!
— А я снова подкараулю! Все равно я никогда не буду таким, как они! Никогда! — твердо заверил маленький Савушка.
— Ах ты мой маленький Робин Гуд! — ласково проговорила женщина и прикоснулась прохладными губами к его разгоряченной щеке.
— И ничего я не маленький! — возразил Савелий, открыл глаза и с удивлением увидел перед собой мать.
— Конечно же, не маленький! — улыбнулась она. — Ты у меня совсем уже большой! — Мать крепко прижала его к своей груди, и Савушка счастливо зажмурился, а когда открыл глаза, то неожиданно отпрянул — перед ним стояла Варвара.
— Варечка, милая, ты жива? — воскликнул он.
— А ты разве не видишь? — Она смотрела так ласково, и в. то же время в глазах ее стояли слезы. Савелий не выдержал и спросил:
— Что с тобой, милая? Почему ты плачешь?
— Это слезы радости оттого, что я вижу тебя! Я так скучаю, Савушка!
— Я все время хотел тебя спросить: зачем ты решилась на такое? Почему меня бросила?
— Господи, да как ты не понимаешь! Разве я могла спокойно жить после этого? Я стала такой грязной, я физически ощущала ту грязь, что прилипла ко мне от их рук, их вонючих тел! Я не могла дышать, я все время ощущала их вонь! Как я могла запачкать тебя, моего самого любимого и дорогого человека, прикосновением? Не печалься обо мне! Я была счастлива потому, что ушла из жизни любимой и любящей! Не грусти!
— И все-таки… — начал было Савелий, но умолк на полуслове, обнаружив перед собой Варламова, своего друга-«афганца», которого зверски убили по приказу Воланда. — Варламыч? — воскликнул Савелий, пытаясь прикоснуться к нему, но тут же отдернул руку: лицо бойца было страшно изуродовано — отрезаны уши, выколоты глаза… Тот постоял неподвижно, потом медленно развел руки, словно для объятий, и тихо сказал:
— Савка! Ты узнаешь меня? Савка, ведь это ты, я чувствую!
— Да, это я, дорогой Варламыч! Это я!
— Ну отзовись, знаю, это ты. Савка! — продолжал взывать тот, шаря в воздухе руками.
Видимо, Варламов его не слышал, и тогда Савелий осторожно прикоснулся к его руке и пожал ее особым, придуманным пожатием.
— Я знал, что это ты, братишка! Знал! — Лицо «афганца», несмотря на кровоточащие раны, озарилось счастливой улыбкой. — Не вини себя в моей смерти, братишка, не вини! Ты сделал все, что мог, я сам во всем виноват. Я знаю, ты отомстил за меня сполна! Спасибо, братишка, и не кори себя больше! Обещай! — Он крепко обхватил руку Савелия, затем разжал, и Савелий ответил согласием. — Ну, вот и хорошо: теперь я могу спокойно заниматься своими делами!
«Какими делами?» — хотел было спросить Савелий, но передумал — тот его все равно не слышит, тем более что Варламов внезапно исчез и ему уже явилась Наташа. Она молча и укоризненно смотрела на него, как бы обвиняя, что Савелий не уберег ее от гибели.
— Родная моя, ты же знаешь, что я был тогда очень далеко! — с грустью выдавил он. — Поверь, мне легче было самому встать под пулю, чем увидеть тебя мерт… — Но она приложила свой пальчик к его губам, прерывая его.
— Глупенький мой, неужели ты думаешь, что я тебя в чем-нибудь упрекаю? Ведь я люблю тебя! Люблю!
— Но почему ты так смотришь на меня?
— Не понимаю, о чем вы? Ничего не понимаю, вы говорите очень тихо!
— проговорила она, и голос ее показался Савелию совсем чужим, и только тут он обнаружил, что она говорит с ним поанглийски!
Савелий открыл глаза. Над ним склонилась симпатичная стюардесса, ее обворожительная улыбка ослепляла.
— Я русский! — смущенно выдавил Савелий и тоже улыбнулся.
— Проснулись? Очень хорошо! Приведите кресло в нормальное положение и пристегните ремень. Самолет пошел на посадку. Мы приземлимся в аэропорту имени Джона Кеннеди! — Эти слова она проговорила так, словно читала лекцию, а потом вдруг с усмешкой добавила: — К сожалению, в терминале «Дельта».
— Почему, к сожалению? — не понял Савелий.
— Он самый дальний от таможни: с километр придется тащиться.
— И как часто сажают в этом самом терминале?
— Российские самолеты — всегда!
— Почему?
— А платить нужно нормально. — Стюардесса вздохнула: — Извините, но мне работать нужно. Кстати, вы уже можете выходить.
— Спасибо за лекцию! — Савелий улыбнулся, подхватил свою спортивную сумку и пошел к выходу.
Богомолов не предупредил его, что просил Майкла помочь на таможне, и Савелий не знал, встречают его или нет. А жаль: он, во-первых, не знал, куда ехать, во-вторых, его сильно напрягало оружие Константина Ивановича, в-третьих, АОН. К счастью, все оказалось гораздо проще: не успел он войти в «кишку», как тут же увидел табличку со своей фамилией. Высокий плотный атлет цепко скользил глазами по лицам идущих мимо пассажиров. Перехватив заинтересованный взгляд Савелия, он расплылся в голливудской улыбке:
— Господин Мануйлов?
— Так точно, Сергей! — Савелий протянул руку.
— Капитан Джон Макмиллан! — Отвечая на рукопожатие, атлет, смешно картавя, добавил по-русски: — Вам «привьет от Ка И»!
— Отлично! — обрадовался Савелий. — Куда?
— Ваш паспорт. — Он взял паспорт Савелия и повернулся к стоящему рядом таможеннику.
Тот в ответ улыбнулся Савелию, поставил печать, козырнул и двинулся по «кишке» вместе с российскими пассажирами.
— Дайте-ка вашу сумку! — попросил Макмиллан.
— Спасибо, я сам.
— Вы наш гость? — настойчиво проговорил тот.
Савелий наконец догадался, что к чему, и безропотно отдал сумку. Американец придержал его за руку, толкнул чуть приметную дверь в «кишке», и они оказались на трапе, у которого их ждал сверкающий черный «порше».
Уже в машине капитан не преминул поставить Савелия в известность:
— Полковник послал за вами.
— Классная тачка!
— Тачка? — не понял капитан Макмиллан.
— Это жаргон… — начал было объяснять Савелий, но подумал, что это бесполезно, и тотчас добавил: — Означает высшую степень похвалы!
— Выходит, я могу сказать своей возлюбленный, что она «классная тачка»?!
Легко, словно пушинка, подхваченная ветром, машина рванулась вперед.
— Что? Девчонке?! Ну, капитан, ты даешь! — развеселился Савелий. — Это можно сказать только о машине, — пояснил он.
На этот раз рассмеялся капитан.
— Чего это ты? — поинтересовался Говорков.
— Представил себе ее лицо, если бы я, допустим, назвал ее «классной тачкой»!..
— А я твое! — Савелий зашелся в хохоте.
— Что — мое?
— Твое лицо после соприкосновения с ее ладошкой!
Новый взрыв хохота сотряс машину. Наконец они успокоились и Савелий обратился к капитану:
— Знаешь, Джон… я могу тебя так называть?
— Буду только рад этому, Сергей! Так?
— Да, Сергей, Сережа, Серый: как хочешь! Так вот, если тебя не затруднит, стань ненадолго моим гидом: я ж впервые в Америке!
— О'кей! Только я не слишком хорошо знаю Нью-Йорк, я из Лос-Анджелеса. Могу говорить только о том, что знаю.
— О'кей! — улыбнулся Савелий.
— Сейчас мы находимся в одном из пяти районов Нью-Йорка, в районе Куинс! Собственно, здесь нет ничего примечательного: серые унылые двухэтажные дома!
— Зато рекламные щиты какие!
— А как же! — с гордостью заметил Джон. — Реклама — двигатель прогресса! — провозгласил он с пафосом.
— Послушай, я заметил ограничение скорости пятьдесят пять миль, а ты чешешь под семьдесят!
— Все ограничения не для нас! — подмигнул капитан и прибавил газу.
— Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, так, что ли?
— Именно так! — кивнул тот. — Через несколько минут мы попадем в трехкилометровый уникальный туннель имени Линкольна. Он проходит под рекой Гудзон и выводит прямо в Мидтаун!
Вскоре они подъехали к своеобразным турникетам, остановились и капитан протянул что-то парню в униформе.
— Ты что ему дал, пропуск, что ли? — поинтересовался Савелий.
— Что-то вроде этого! — усмехнулся Макмиллан, потом добавил: — Три доллара: именно столько стоит проезд по туннелю!
— Не кисло! — покачал головой Савелий.
— Что? — переспросил тот.
— Это я так, про себя!
— А, понял: ты считаешь, что три доллара дорого.
— Да нет, вряд ли! — откликнулся Савелий. — Нужно же поддерживать в должном состоянии это уникальное сооружение.
— Именно! — улыбнулся Джон.
— И где же мы окажемся?
— Мы окажемся в самом сердце НьюЙорка…
