Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо
— Интересно, — кивнул Иш-Кошер, — и нелепо, и видна логическая связь, но нет ничего, за что я могу ухватиться и завести дело. — Он казался разочарованным.
Адуми хитро улыбнулся.
— Ты не можешь, но могу я.
— Ты хочешь сказать, что пойдешь и…
Адуми с сожалением покачал головой.
— Пока нет. У меня не хватает данных. Но если в поисках Виктори-стрит тогда бродил Стедман, это нам поможет. Есть еще записка младшего Стедмана в почтовом ящике Мевамета.
— А что с ней? — Помнишь, что там было написано: «Вернулся, как обещал». Это может означать то, что он объяснил, а может, и другое.
— Например?
— Ну, — сказал Адуми, — предположим, он и раньше имел дела с Меваметом, а потом они поссорились, и он сказал: «Слушай, я этого не забуду, я вернусь!»
— Но раньше ты думал, что Мевамет погиб по ошибке и что террористы против него ничего не имели.
— Да, но теперь у нас есть другие факты, и возможно, Мевамета не случайно… Надо тщательно проверить его деловые записи и поспрашивать людей из магазина.
— Попробую, — решительно пообещал Иш-Кошер.
— Это даст нам мотив.
— Понимаю. И это тебе поможет?
— Это плюс еще проверка моих людей, — ответил Адуми. — В нашем деле никогда не знаешь, кому доверять. Все эти люди могут быть агентами и все же работать на нас. Надо проверить.
— Понятно, — сочувственно кивнул Иш-Кошер.
Некоторое время они сидели молча. Иш-Кошер решил, что разговор закончен, но потом вспомнил, что Адуми собирался что-то обсудить.
— Авнер, ты просто хотел все это выяснить? — спросил он. — Или хотел мне что-то сказать?
— Да, хотел. Мне сообщили, что американцы сочтут большой любезностью, если мы не будем мешать Стедманам уехать из страны. Для этого Стедман и ездил в Тель-Авив.
Иш-Кошер поразился:
— То есть он ездил заявить протест в посольстве?
— Протест — слишком сильно сказано. Он с кем-то говорил, а тот шепнул нашим…
— Погоди, дай разобраться, Авнер, — попросил инспектор. — Значит, если мы выясним, что Рой Стедман убил Мевамета, то американцы вынудят нас закрыть это дело?
— О нет! Если мы докажем, что он нарушил наши законы, выгораживать его не станут. Сейчас у нас есть данные, которые могут привести к такому доказательству, но их слишком мало.
— И что ты думаешь делать? — спросил Иш-Кошер.
— Твои люди могут что-нибудь раскопать, но это займет время. Пока что дело не продвигается. Возможно, если они начнут действовать…
— А если нет? Мне что, просто послать паспорт Стедмана по почте с извинениями?
— Думаю, надо их слегка подтолкнуть.
— Это как?
— Представь, — сказал Аду ми, — что мы слегка потянем за один конец цепочки. Это вызовет реакцию на другом конце, не там, где Рипеску, — та уехала, — но там, где Абдул. В его группе есть некая Лейла М’Зуми. Пусть твои люди с ней поработают…
Глава 39
Ребе Хьюго Дойч, в пижаме и халате, направился к плите за второй чашкой кофе, а жена, в ночной рубашке и халате, спросила:
— Дорогой, не пора ли тебе одеваться? Ты же не хочешь опоздать на заседание совета.
— Я не иду, решено, что сегодня я останусь дома. Думаю, они хотят обсудить вопрос о моей постоянной работе. Поэтому я взял выходной и пропущу миньян.
— Тогда почему бы нам не попить кофе на террасе? Там так тепло, такой дивный воздух! — Она распахнула дверь на улицу и остановилась на пороге с чашкой в руке.
— Дует ветер с моря, это запах океана.
— Весна в Новой Англии… Хьюго, я никогда так ей не наслаждалась.
— Ну, Дарлингтон был фабричным городом, и весна там пахла дымом и серой.
— Ага… Ах, Хьюго, я так рада, что мы остаемся. Я боялась, что ты заупрямишься.
— Минуту, Бетти. — Он принес свою чашку и сел рядом с ней в кресло на террасе. — Я не изменил решения, я просто сказал, что рад буду остаться, если ребе Смолл не вернется.
— Но ты говорил…
— Сегодняшнее собрание? Они решают, нужен ли я им, если ребе Смолл не вернется.
— То есть Дрекслер сказал тебе, что им нужен Смолл, а ты — просто запасной вариант?
Он отпил кофе.
— Нет, мне кажется, будь мы с ним на равных, выбрали бы меня. Но официально это его место.
— Это они так считают или ты?
— Это я так считаю, — буркнул ребе. — Я не собираюсь отнимать у человека место.
Жена прикусила губу, чтобы удержать сердитые слова, которые так и рвались наружу. Она знала, как реагирует ее муж на возражения, если заупрямится. Затем ее лиг прояснилось, и она улыбнулась.
— Ведь эта работа для тебя совсем легкая, верно?
— Это просто отдых. Я все думал, почему здесь куда лучше, чем в Дарлингтоне? Думаю, дело еще и в деньгах. Доходы раввина зависят от общины, вернее, от совета, он считается работником на жалованьи. Так как платят ему только члены совета, то у них, образно говоря, и кнут в руке, и совершенно естественно, что иногда этим кнутом хочется щелкнуть. Но они знают, что я-то на пенсии и не нуждаюсь в их деньгах. Поэтому положение мое несколько иное.
— О, не думаю, что дело только в этом. Просто они более приятные люди, чем община в Дарлингтоне.
Ребе покачал головой.
— Тут я с тобой не согласен. Эти люди состоятельнее, но свое положение они укрепили за последние десять — двенадцать лет, и только. Те прелестные домики, в которых мы с тобой бываем, заложены и перезаложены. И вообще я замечаю здесь признаки непорядочности, чего не было в Дарлингтоне. К примеру, то, что ребе Смолл не получает жалованья, пока он в Израиле.
— Да, но ты сказал, что так решил он сам.
Ребе Дойч кивнул.
— Так мне сказали. Но ты же знаешь, как бывает: человека загоняют в угол, и у него не остается выбора. Правильней было бы вообще об этом не говорить, а посылать ему чеки.
— И это тебя беспокоит? Поэтому ты не хочешь принять их предложение?
— Нет, за себя я не беспокоюсь, мне жаль бедного Смолла. Может, это с моей стороны неприлично, но я наслаждаюсь ситуацией. Видишь ли, сейчас у меня есть преимущество: я в них не нуждаюсь. Денег нам хватает, карьерой я не озабочен. Сколько я здесь пробуду, если останусь, — три года? Пять? Семь? Это в лучшем случае. Ты заметила, пока я здесь работаю, я ни разу ни с кем не ссорился, как это бывало каждую неделю в Дарлингтоне. Они знают, что если я займу какую-то позицию, то буду ее
