Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников
Михалыч постучал и приоткрыл дверь, осторожно потянув за ручку.
— Добрый день, — сунул он голову в створ. — Мария Андреевна? Разрешите?
— Проходите, — сказала Белоцерковская, — присаживайтесь.
Оглядевшись, он переступил порог, приблизился к столу и опустился на стул.
— Что вас беспокоит? — не глядя, спросила Белоцерковская, продолжая заполнять какие — то документы.
— Один вопрос.
— Какой именно? — Мария подняла удивленные глаза.
— Егор Бис вам знаком?
«Как же легко её было прочесть», — подумал Михалыч: в её красивых и печальных глазах появился мгновенный испуг.
— Что с ним? Он нашёлся? — спросила она.
— Нет, — сообщил незнакомец. — Видимо, для вас не секрет, что он пропал?
— Нет. Это я позвонила, когда пыталась его разыскать… — она отыскала глазами запись в раскрытом блокноте, лежавшем выше документов что она заполняла, — сначала его сослуживцу Виктору Пескову, затем Игорю Медведчуку. Вероятно, и для вас не секрет: по какой причине?
— Нет, — сказал Михалыч, — не секрет. Но без деталей, — он опустил глаза и выставил перед собой раскрытую ладонь, вроде блока, как бы заранее извиняясь. — А мне нужны именно они, детали. Их мне хотелось бы услышать лично от вас.
— Спрашивайте. Что именно вас интересует?
— Как вы с ним познакомились? — не церемонясь, спросил Михалыч.
— Я с ним не знакомилась.
— Тогда как вышло, что он назначил вам свидание?
— Свидание? — улыбнулась она умными глазами. — Это должно было быть не свидание.
— А как это сегодня называется?
— Егор пригласил меня на ужин.
— Это разве не одно и тоже?
— Нет, — коротко отрезала она.
— Выходит, я могу пригласить вас на свидание, выдав его за ужин, и вы согласитесь?
— Ни за что, — протестуя, смущённо сказала Мария, приподняв подчеркнуто хрупкие плечи, всем свои видом продемонстрировав абсурдность предположения и в то же время свою беззащитность.
Михалыч это заметил. Это нельзя было не заметить. Невозможно. Связь расправленных плеч и прямой спины с чувством опасности и безопасности была хорошо известна не только психиатрам и психологам, но и Михалычу. Неслучайно человека, оказавшегося в некомфортных, стрессовых условиях находили поникшим, сломленным и даже подавленным. При диаметрально противоположных обстоятельствах человек ходил ровно и с гордо поднятой головой. Быть сутулым победителем казалось такой же нелепостью, как и печалиться с хорошей осанкой. Михалыч знал, как это проверяется: требовалось распрямить спину, высоко поднять подбородок и подумать о чём — то плохом или наоборот, чему — то сильно обрадоваться с опущенными плечами и понурой головой. Фокус заключался в том, что это можно контролировать сознательно, а подсознательно нельзя. Чтобы заметить в каком настроении человек требовалось быть чуточку внимательнее — оценить состояние плеч и действовать в соответствии с полученной невербальной информацией.
Оба замолчали.
— Кажется, мы зашли в тупик? — сказал Михалыч.
— Совсем нет. Вы зашли в мой кабинет, — вдруг решительно заявила Мария.
Он догадался: наступило время представиться и ему, но не буквально, не называя своего имени или фамилии, не называясь кто он такой и что здесь делает.
— Мария, мы с Егором близкие друзья, — начал он. — Мы вместе служили в спецназе, вместе воевали… Общего у нас даже больше — мы земляки. Егор мне не безразличен, и я хочу его найти. Но мне не справиться без вашей помощи. Возможно, мои вопросы кажутся вам неприятными, неудобными, непристойными и даже чуточку провокационными, но без них мне не составить чёткой картины произошедшего, которая возможно поможет продвинуться вперёд, понять, где искать и что вообще произошло. Постарайтесь меня понять?
Несмотря на толковое представление Михалычем своих намерений, Мария Белоцерковская только сильнее насторожилась.
— Где вы познакомились с Егором? — спросила она.
Михалычу не пришлось тягостно или мучительно напрягать память, чтобы вспомнить.
— У кабинета командира одной войсковой части на представлении по случаю прибытия в часть для прохождения офицерской службы после окончания военных ВУЗов. — сказал Михалыч, понимая, что это не сильно что объяснит. — Поверьте, мой интерес небанальное любопытство, — Михалыч заглянул в выразительные глаза Марии. — В текущий момент мы не продвинулись в своём расследовании ни на миллиметр, время играет против нас и против Егора, конечно, если не относиться к этому с той точки зрения, что его уже нет в живых… — В глазах Марии отразились боль и страдание. — Вы последняя видели его, разговаривали с ним. Вы может прояснить то, что не знает и не понимает никто. Вам, как никому другому, известно: диагноз кроется в деталях.
— Дьявол… — тихо сказала Мария. — Дьявол кроется в деталях, — поправила она незнакомца.
— Это я и имел в виду, — улыбнулся он, — но мне захотелось объясниться с вами на понятном для вас языке, что ли, на языке диагнозов.
— Вы доктор?
— К сожалению, нет. Я разведчик.
— Тогда вам не стоит этого делать.
— Простите. Я хотел сказать, что через сутки, где бы Егор ни находился — если только он не на Мальдивских островах в экваториальных водах Индийского океана отдыхает — шансов на спасение не останется. По статистике, в первые сутки исчезновения человека шанс найти его живым составляет девяносто пять процентов, на вторые сутки шанс резко падает до шестидесяти, на третьи — всё ещё хуже. Это общеизвестное правило поисково — спасательных операций — правило трёх дней. Иногда люди оказываются в рабстве? Знаете, как это случается? Выпил рюмку водки, отключился, пришёл в себя — незнакомые люди, автобус, дорога, Северный Кавказ, далёкий горный аул. У выражения «ушёл и пропал» причин много, и они разные: иногда людей удерживают силой; кто — то не может вернуться, потому что потерял память и не знает, куда идти; кто — то отправился в лес, заблудился и замёрз насмерть…
— Хорошо, — выслушав, согласилась Мария. — Спрашивайте.
— Тогда начну с самого личного, извините: вы состоите с Егором в интимных отношениях?
— Нет.
— Планировали?
— Нет.
— Нет — потому что он калека?
— Он инвалид.
— Да, вы правы. Но он вам нравился? Вы ему, совершенно точно, да.
Мария смутился.
— Он умный. Хороший собеседник и, по всей видимости, друг тоже, но он несчастен и одинок.
— Вы знаете, что — нибудь о его семье?
— Да. Мне известно о его проблемах с близкими.
— Он рассказал?
— Да.
— Значит, вы знаете больше, чем мы
