Блог, или Роман на слабо́ - Сергей Николаевич Огольцов
Где я?
Зря! Ох, как зря я её запрокидывал – слепящий свет дня безжалостно и безвозвратно расплавил всё, всё что в ней было, в моей голове, оставив только шлак невнятно спёкшийся в бесформенные сгустки: вспых поперечной молнии, чёрная щель подобной же горизонтальности…
Затылок щемило и жгло, должно быть ободрался о створки Епифановны… но кто такая Епифановна?!.
Кто я?.
Вокруг меня почти пустая улица прожаренная отвесными лучами солнца, корявый асфальт в дороге разделил два ряда зданий разнокалиберно противостоящих друг другу—лицом к лицу своего поединщика в боевой линии напротив, из точно таких же стен с оттенком утомлённости всем и вся, буквально, включая даже и самоё себя, и тесный строй соратников, и усохшее дерево, усопше застывшее кверху из тротуара пропахшего пылью, и скамью рядом с ним, почти пустую.
Я направился к ней…
Привольно раскинувшийся в центре продольных брусьев её сиденья старик оказался поразительно словоохотливым, однако поток его речевой активности упорно не укладывался в картину осмысленной связности. Журчание за пределами смысла сменялась оживлённостью без постижимого стимула. Спорадически.
Более всего прочего поражали его глаза наполненные картографическими прожилками напряжённо кровеносных сосудов поймавших в свою густую сеть глазные яблоки оттенка сизого тумана, в котором плавали тёмно-карие радужки с широкими зрачками, а те, в свою очередь, плавали тоже, но сдержаннее, чтобы не переплёскиваться на белки.
Подобные органы оптики не редкость, а может быть даже и козырь, в среде прославленных киноактёров и ведущих шоу-бизнесменов Афро-Американской ориентации.
Зная, судя по всему, о такой своей одарённости, он прилагал немало стараний удерживать их в прищуре, что придавало довольно изнурённым чертам его лица выражение статуэток почти смеющегося Будды, явно с целью сбить со следа и панталыку настырных охотников за автографами.
Из-за невнимательности или же вследствие утомления, какое-либо из век порой сползало книзу, что, впрочем, ни на йоту не повышало коллекционерам шанса на успех, в особенности тем, кто, ринувшись за Азиатски жизнерадостным автографом Джеки Чана, вдруг нарывался на угрюмый взор Моргана Фримена из соседнего глаза и наоборот.
Между собой, на жаргоне автогрофоманов, подобный облом называется "схлопотать по иероглифу", так как в любой группе на основе сходства интересов неизменно возникает свой особый сленг…
Однако слушал я его в вполуха, поскольку остальная половина сосредоточилась на отголосках производственного гула напряжённой работы мыслей за тонкой перегородкой дуры матерной вокруг извилин серого вещества.
Со мной, по-видимому, пользующийся широкой популярностью классический случай – «тут помню, тут не помню». Зачем, спрашивается, мне вспомнился мой дядя нейрохирург (как его звали-то?), который показал мне картинку среза черепа для демонстрации оболочек головного мозга, где упомянутую уже перегородку испещряли всевозможные граффити: латинскими буквами «дура матерная», потом кириллицей «здесь был Вася» и вновь латынь – «Kilroy was here».
Но потому-то и гудит так гулко, что нет сырья для переработки, впустую пробуксовывают мысли, как если пытаешься вспомнить тот длинный сон, что снился так долго очень—всю ночь—но ты успел уже побриться и завтракаешь, а от сна неясные обрывки, там чёт про Беломор было, нет?
Ну допустим, подо мной сейчас твёрдая скамейка и этот старый долбоёб зудит там сбоку не понять что, но сам-то кто я и откуда?
А эти два вопроса, не получая мало-мальски вразумительный ответ, способны запросто подбить на бетолковку и сковырнуть кого угодно в непролазные сомнения: а существует ли вообще – этот этот самый я?
А! Вспомнил! Там вовсе даже не про Беломор было, там кто-то тупо повторял: «а был ли мальчик?. а был ли мальчик?.»
Но кто однако я? Или же обойтись софизмом: «я жопой чувствую брусья скамейки, следовательно я существую»??
И в это мгновение я услыхал знакомый перезвяк подков моего Росинанта… цок-цок… цоки-цок… я жокей? Олимпийский чемпион в конкуре? или мы гоняли на рысистых бегах?
Любопытство меня встрепенуло и обернуло лицом к разочарованию – цокали ноги самки из отряды бесхвостых приматов обутые в блеск жёлтых каблуков по серовато-чёрному асфальту…
Ах Росинант, где же мы потеряли друг друга?.
Вид её довольно короткой попоны вновь стеганул непрошеным припоминанием – я видел дрань такой точно фактуры и чётко знаю где – сундук окованный железом, крышка настежь, заполнен тёмными бутылками, плашмя, слои перемежает такая же вот потраханная молью ветошь, игриво угловатые змейки солнечных зайчиков сплетаются, явно отражаясь водной рябью, трепещут на досках потолка… где это было? в каком сне?
Мой сосед по брусьям снова завёлся, уже на спортивную тематику, то ли о чемпионате городошного спорта или же про виды бит для бейсбола. Может он тренировал ЦСКА до пенсии?
Вскоре я ощутил позывы к мочеиспусканию и поинтересовался о местонахождении ближайшего туалета.
Сперва он меня послал—в своей манере витиеватых ажурностей—за гаражи, но угадав по выражения моего лица нерасположение к подобным хаханькам в момент физиологической потребности, распахнул оба свои Афро-Американские глаза и приглашающе кивнул на приямок у стены ближайшего здания с проёмом для спуска в подвал.
Отходя, я слышал как он рассказывает сухому дереву (Pyrus communis) бородатый анекдот:
– А хто ото там сцыть як корова?!—Це я, мамцю!—Ну пысяй, пысяй, дочечка…
* * *
Бутыль #9 ~ Ай, федаи-джан, федаи! ~
Залп Градов слышен издалека, но сами ракеты подлетают бесшумно, наподобие Алазаней, и только когда в Агдам подвезли дальнобойные морские орудия с кораблей Каспийской флотилии и начали бить оттуда, саундтрек обогатился – слышишь как за двадцать с чем-то вёрст орудие ахнет, а через полминуты с того же края горизонта нарастает и близится визг воздуха раздираемого целеустремлённым полётом снаряда пока не грянет где-то в городе ГРХДАХКБ!!. всё по технологии адмирала Того, когда тот пускал флотилию Рождественского на дно Цусимского пролива 27 мая 1905, и именно в этот день, так уж сложилось, ровно семьдесят лет спустя меня выпустили на дембель из стройбата вооружённых сил СССР.
Но взрывы любых разновидностей гремели до неприятного громко.
После обеда мне всегда находили какую-нибудь неотложную работу и чаще всего в подвале – провести электричество в отсек (которое вскоре вообще отключат), вставить дверь, заложить кубиком проём между блоками от сквозняка и наглых крыс (цемент пришлось подвозить на саночках из ящика на строительстве нашего дома, а кубик это камень нарезанный по размеру 20 см х 20 см х 40 см, таких и в подвале хватало).
Исполнив наказы вызванные, как подозреваю, намерением подольше удержать меня в относительной подвальной безопасности, я возвращался на съёмную
