Берлинская рулетка - Александр Александрович Тамоников
– Из всех новостей, герр Краузе, я имею только одну хорошую, – заявил Градов. – Мы вас не расстреляем, поскольку не воюем с гражданским населением. Остальные новости только плохие. Обозримое будущее вы проведете в заключении. Далее посмотрим.
Грамарь и Романовский, посланные на Потсдамскую площадь, вернулись через час. Оба цвели, как клумба с георгинами.
– Держите, товарищ майор. – Олежка выложил на стол скомканный лист бумаги, грязный, отсыревший. – Особо разворачивать не стали, текст расплылся бы у нас в руках. Так, немного отогнули. Это точно оно, товарищ майор. Мирные граждане города Берлина немного охренели, когда мы всех разогнали и стали в грязи копаться. Каждый метр осмотрели возле того мужика со шрамом. Краузе не соврал, все было именно так. Записку под прилавком нашли, ее туда ногой кто-то отбросил, возможно, случайно. Перед этим по ней народ качественно потоптался.
Влад работал пинцетом и ножом, затаив дыхание разворачивал бумагу, как древнюю карту с пиратскими сокровищами. Промокший, порванный в нескольких местах листок лежал перед ним на столе. Он был вырван из офицерского блокнота, выдаваемого штабным работникам. У самого Градова имелся точно такой.
Размытые строчки плясали перед глазами. Половину текста невозможно было прочесть, все размылось. «Крот» использовал химический карандаш, писал печатными буквами.
Градов всматривался в каракули, видимо, выведенные левой рукой, чтобы нельзя было идентифицировать почерк.
В записке были указаны номера частей, стоящих в Берлине, их примерный состав, вооружение, районы расположения: Трептов, Панков, Вайсензе, Фридрихсхайн. Упоминалась охрана мостов через Шпрее, местонахождение казарм, столовых, адреса материальных складов в Лихтенберге и Копенике, арсеналов в округе Пренцлауэр-Берг, между улицами Бергхайн и Райнекштрассе. В конце послания была сделана приписка, сообщающая об отправке в Союз Двести пятьдесят четвертого стрелкового полка, о готовящемся возвращении на родину стрелковой бригады и зенитно-артиллерийского полка.
– Ничего себе, командир, – пробурчал капитан Нагорный и озадаченно почесал затылок. – Серьезный тип, хорошо информирован, значит, не последний человек при штабе. Вот сволочь какая. Не найдем мы его по этим каракулям. Посмотри, он каждую буковку выписывал, почерк менял. Эх, жалко, что нет у нас возможности снять отпечатки пальцев. Враз бы лазутчика вычислили.
– Жалко у пчелки, – заявил Градов. – А процедура дактилоскопии нашему ведомству недоступна. Непонятно, как с этой жеваной мочалки снимать отпечатки. Давайте по существу, товарищи офицеры. В нашем штабе обосновался «крот». Теперь мы это знаем наверняка. Это офицер. Совсем не обязательно, что он занимает высокое положение, просто имеет доступ к сведениям, составляющим военную тайну. Будем искать. Не смотрите на меня так жалобно. Я тоже не понимаю, какую цель преследуют союзники, собирая эти сведения.
– То есть наша разведка не подкачала, – удовлетворенно констатировал полковник Троицкий. – Что ты хочешь, Градов? Мы были союзниками, когда требовалось разбить Германию. Данная задача выполнена. Формально мы друзья, но теперь уже каждый решает свои задачи. Их цель – воспрепятствовать Советскому Союзу, наша – распространить свое влияние на Восточную и Центральную Европу. Ты план действий разработал, Градов? В курсе, что штаб стрелкового корпуса – весьма раздутая структура, и найти в ней «крота» задача та еще? Сведениями о дислокации и передвижении войск могут обладать порядка ста человек. Военная бюрократия, сам понимаешь. Потери мы понесли ужасные, но штаб уже укомплектован полностью, не прошло и трех недель. В войска бы такие пополнения! Давай рассуждать логически. Человек может использоваться втемную? Скажем, подложили империалисты ему бабу, влюбился, все такое. Вот она и тянет из него секреты.
– Думаю, нет, товарищ полковник. Этот человек действует осознанно, он сделал свой выбор. Не знаю, как на Беренштрассе, где мы не дождались лазутчика, но на Потсдамерплац явился лично «крот». Надо действовать методом исключения. Кто из штабных в этот день и час находился вне расположения части, и место его пребывания никто не может подтвердить? Этот вопрос надо прояснить со всей возможной тщательностью. «Крот» – мужчина. Он осторожен, не дурак, на рожон не лезет. Можем исключить всех высоких и низких. «Крот» общался с Краузе на немецком языке, во всяком случае, произнес без запинки, пусть и с акцентом, одну фразу. Он не мог ее подготовить заранее, поскольку не знал, что возникнет столь щекотливая ситуация.
– Ты доверяешь показаниям Краузе, майор? Он может оказаться талантливым актером.
– Не настолько, чтобы это не бросалось в глаза. Я не почувствовал подвоха. Краузе испуган, искренне жалеет, что повелся на авантюру. Ему нет смысла прикидываться, поскольку мы его в любом случае не отпустим.
– Хорошо, допустим. Ты представляешь, какой объем работы предстоит проделать в сжатые сроки?
– Да, я представляю, товарищ полковник. Но дополнительных людей мне не надо. Будем копать своими силами. Так есть шанс, что «крот» не насторожится. В противном случае он пустится в бега. Это не линию фронта перейти, а всего лишь пару кварталов.
– Копай, майор, – проворчал Троицкий. – Задета честь мундира. Война окончена, а «кроты» как ни в чем не бывало роются в нашем хозяйстве. Черт меня побери, если не происходит что-то странное. Сколько дней тебе нужно, чтобы выполнить работу?
Вопрос был крайне интересный.
На выявление подозрительных лиц ушли сутки. В Берлине за это время ничего не произошло. Ароматно воняла тлеющая свалка на Крюгеплац. Пожарные извели на нее десятки машин с водой, но смрад лишь усилился, окутал окружающие кварталы. В Берлин возвращались мирные жители, пешком, на машинах и гужевых повозках. Пленные солдаты разбирали завалы вблизи Александерплац.
Сопротивление противника в городе было полностью сломлено. Организованных групп практически не осталось, только по окраинам в ночное время хлопали выстрелы.
В районе Берлинского зоопарка была выявлена и отстегана ремнями группа юнцов из гитлерюгенда. Пацаны визжали, ругались как взрослые. Плакала горючими слезами девчонка с косичками, безуспешно пытавшаяся выстрелить из «фауста». Пристрелить эту банду у красноармейцев рука не поднялась, но лупцевали они подрастающее поколение душевно. Иного воспитательного способа не было. Затем вся компания была отправлена за решетку в тех же воспитательных целях.
В комендатуры выстраивались очереди из представительниц слабого пола. За последнюю неделю жительницами города было составлено больше десятка тысяч письменных заявлений об изнасиловании.
Недостойные проявления такого рода со стороны бойцов Красной армии, конечно же, имелись. Не сказать, что командование смотрело на это сквозь пальцы, но и большого рвения в поиске виновных не проявляло. Каждый
