Сергей Зверев - Аравийский рейд
Протягиваю ключ с короткой ручкой и невзначай интересуюсь:
– А Плотника ты хорошо знал?
Вопрос словно бьет Рябова наотмашь: он вздрагивает, судорожно глотает вставший в горле ком.
– Чего ж мне его не знать? Знал, конечно…
– Он был радистом?
– Радистом. От кого про него услышали?
– Старпом обмолвился.
– Они все-таки приходили? – почему-то переходит на шепот Юрий.
– Наведывались. Кстати, спасибо за предупреждение.
– Ладно, чего там. А Плотника знал. Артем Андреевич был моим другом.
– Постой-ка, он же намного старше тебя.
– Ну и что? Зато мужик был нормальный! А много ли в нашем экипаже нормальных?..
Тут он абсолютно прав. И возразить-то нечем.
При подготовке к рейсу я слышал от фээсбэшников официальную версию смерти Плотника, выявленную в ходе следствия по делу захвата пиратами российского сухогруза. Версия приблизительно звучала так: «При прохождении судном акватории Красного моря радист Плотник А. А. почувствовал недомогание, вследствие чего был временно освобожден капитаном от выполнения должностных обязанностей. После захвата судна гражданами Республики Сомали Плотник А. А. находился под постоянной охраной в одном из помещений кормовой надстройки. К работам не привлекался, однако, не имея элементарных санитарных условий, а также из-за отсутствия квалифицированной медицинской помощи вскоре почувствовал резкое ухудшение самочувствия. По описанным свидетелями симптомам заболевания представители судебной медицины предположили у радиста одну из форм тропической лихорадки. После настойчивых просьб членов команды Плотник был изолирован в отдельной каюте с улучшенными условиями, где ему оказывалась медицинская помощь. Но через некоторое время экипажу сообщили о смерти радиста. Данными о месте захоронения тела А. А. Плотника экипаж и следствие не располагают».
Спрашиваю Рябова:
– Как же он погиб?
Помявшись, тот вскидывает тревожный взгляд:
– А что об этом сказал старпом?
– Лучше не пересказывать, – дразню собеседника для усиления эффекта и вижу в его глазах желание услышать ответ на свой вопрос. Вздыхаю: – Сказанное старпомом запомнил дословно, поскольку такое вряд ли забудешь. Короче, ваш Скобцев выразился так: «Числился в нашем экипаже несуразный субъект по фамилии Плотник. Утонул. Несмотря на то что был Рыбой по гороскопу и полным говном как человек».
– Сам он – полное говно! – вдруг взрывается моторист и швыряет гнездовой ключ в переборку.
И пару минут режет правду-матку толстыми ломтями, из чего старпом Скобцев в моем воображении превращается из обычного человека в конкретного монстра, способного за деньги продать не только сухогруз или танкер, а все Нижегородское пароходство вместе с лежащим на волжском дне металлоломом.
«Ого, вот это реакция! – восторгаюсь результату своей импровизации. – Минуту назад шептал и озирался по сторонам, а тут напрочь забыл об осторожности и страхе. Надо поддержать его праведный гнев и развить тему».
Киваю:
– И у меня ваш старпом не вызывает доверия. Кстати, Ишкильдин с боцманом – тоже. Странные они товарищи… с замашками бандитских главарей.
Но запал иссяк. Или я немного передавил.
Насупившись и глядя на разобранную помпу, Юрий Афанасьевич долго молчит. Жаль. Сказанное им отнюдь не является доказательством вины Скобцева. Нам нужны четкие и неумолимые факты. Все остальное: предположения, личные впечатления, эмоции – следствием в расчет не берется.
Не тороплю. Иду к переборке, поднимаю брошенный ключ; возвратившись, предлагаю расстроенному мотористу сигарету. Тот не отказывается, и мы устраиваем перекур.
Где-то после пятой затяжки он отрешенно бросает:
– Артем Андреевич умер не от болезни.
– Как не от болезни?! А от чего же?
– Болячка-то у него была, да не в ней дело. Он пропал.
– Не понимаю. Что значит – пропал?..
– То и значит. Прошли этот чертов пролив… Не помню, как называется, – между Красным морем и Аденским заливом. Прошли пролив, и Плотник слег с какой-то болячкой. После захвата пиратами встали на рейде в бухте, и ему стало хуже. Перевели в отдельную каюту, а потом Артем Андреевич исчез. Поговаривают, будто выбросили за борт.
Что ж, картина постепенно проясняется. Несговорчивого и чуток приболевшего Плотника отстраняют от исполнения обязанностей. А при нападении пиратов сигнал бедствия уходит в эфир с нужным опозданием. Остается выяснить, кто это опоздание организовал.
Вытянув из моториста подобные откровения, очень соблазнительно согнуть правую руку в известном жесте и воскликнуть: «Йесс!!»
И все же по нескольким причинам торопиться не стоит.
Во-первых, я ненавижу шипящий язык англосаксов и все их идиотские жесты.
Во-вторых (и это уже серьезно), мы обязаны учесть все версии смерти бедного Плотника. Звучит цинично, но для нас – сыщиков с недельным стажем – было бы лучше, если бы Артем Андреевич тихо скончался от болезни в собственной постели. Потому как смерть через утопление предусматривает целую прорву вариантов. Например, вышвырнуть за борт могли по приказу Скобцева, Ишкильдина или того же боцмана. Или по иным причинам – мало ли происходит конфликтов в крохотных коллективах, подолгу изолированных от близких родственников, да и остального внешнего мира. Что-то с кем-то не поделил, кого-то невзначай обидел…
Имеется шанс и того, что товарищ радист свел счеты с жизнью без чьей-либо помощи. То есть самостоятельно. Ничего удивительного – сейчас многие так поступают. От нищеты, от кризиса. От СПИДа…
Наличествует крохотная вероятность несчастного случая. Вдруг его и вправду банально смыло с палубы волной? Дедвейт у «Тристана» из-за необходимости ходить по рекам небольшой, борта низкие. В общем, данную версию сбрасывать со счетов нельзя.
И наконец, откровения моториста отнюдь не расставляют всех точек, а лишь самую малость приоткрывают завесу тумана.
«До чего же все запутанно. Хоть стой, как громом вкопанный, хоть сиди, хоть работай – один черт ничего не понятно», – ругаюсь и возобновляю помощь мотористу.
* * *Время обеда. Поднимаюсь в каюту – переодеваюсь, тщательно отмываю руки. В чистой одежде спускаюсь палубой ниже – в кают-компанию, в надежде увидеть кого-то из друзей. Мне нужна их помощь для реализации одного рискованного плана, недавно созревшего в моей голове и способного кое-что прояснить.
Ни Торбина, ни Величко. Стол для рядового состава пуст.
За другим столом лениво хлебают борщ и подозрительно косят в мою сторону боцман со старпомом. Подхожу к раздаче, машинально беру поднос, ложку, вилку, хлеб. Прислушиваюсь к их разговору.
– …Какой рынок, какая конкуренция, какой капитализм, Боря?! – промокая усы, сипит Шмаль. И значительно указывает перстом в потолок: – Нашей страной правит Сила! Сила танков и сила банков. Мы живем в том же Советском Союзе, только без КПСС и Госплана. Монополии рулят, Боря!
– А я и не спорю. Давеча все проще было, – отрешенно колупает бородавку Скобцев. – Давеча хотя бы по косвенным признакам догадывались о сотрясающих страну катаклизмах. А ныне… «Лебединое озеро» не кажут, «Голос Америки» не глушат. Совсем запутали, суки!
– Я и раньше «ящик» презирал, а сейчас и подавно не включаю. Говорят, от него разжижение мозга.
– Чего?
– Того, Боря, того! Полное разжижение мозга до состояния березового сока. Мы с покойным Тёмой песни старые любили слушать. Бывало, поймает он своей аппаратурой что-нибудь задушевное…
«Покойный Тёма, – повторяю про себя. – Уж не радист ли Плотник? Того Артемом Андреевичем звали. Если так, то уж больно многие к нему в друзья набиваются».
Повар Литвак, смахивающий на рахитичного подростка, излучает гостеприимство:
– Приветствую главного механика, приветствую! Не желаете ли отведать первого?
Заглядываю за раздачу – в стоящие рядком бачки.
Учуяв мой интерес, повар оживляется:
– Лучший украинский борщ во всем Средиземном море! Понюхайте аромат! Вы слышите, как он пахнет?..
– Шо я, по-вашему, слепой? – копирую его манеру разговора. – Конечно, слышу! Наливайте.
Марк Наумович движением мага-чародея опрокидывает черпак, и полная дымящего борща тарелка ловко перемещается ко мне на поднос.
– Как самочувствие нашей машины? – деловито интересуется он, отправляя в другую тарелку порцию гороховой каши и парочку прожаренных котлет.
– Машина в составе двух среднеобортных дизелей исправна и продолжает с завидной прожорливостью кушать тяжелое топливо вязкостью IFO-380.
Пожилой еврей замирает и дважды хлопает выцветшими ресницами.
– Простите, шо они продолжают… кушать?
– Флотский мазут, – перевожу на русский язык. – Пожалуйста, плесните побольше подливки.
– О, сколько угодно! Этого добра у нас с избытком…
Усаживаюсь подальше от боцмана и старпома – на другом конце длинного стола, предназначенного для командного состава. Неторопливо пробую борщ…
