Дмитрий Красько - Охота на охотников
— Нет!
— Жалко. Придется запоминать. А память херовая… Но я, Ваня, постараюсь. Как-нибудь верну тебе эти слова. Земля-то круглая, все равно ведь встретимся. Кстати, как там, в вашем бандитском кодексе? Реальные пацаны с ментами не сотрудничают?
— Я бизнесмен, — сквозь зубы процедил Иванец. — Я свой бизнес буду защищать любой ценой. И мне плевать, с кем сотрудничать, лишь бы мои деньги целые были. А такие шакалы, как ты, все хотят на халяву поживиться. Хрен вам. Без соли.
Я немного посидел, разглядывая красную от натуги физиономию и размышляя. То, что конструктивного диалога не получится и здесь, стало понятно, как только я увидел припаркованный у офиса «Крузак». Иванец списал меня — окончательно и бесповоротно. Поэтому сейчас я даже не пытался убедить его в своей невиновности. Моя задача сводилась к минимуму: понять, на чем зиждется директорская уверенность, что именно я — наводчик.
— А вот ты объясни мне, Ваня, — задумчиво проговорил я, — зачем ты сказал следователю Зуеву, что я знал о перевозке денег заранее? Ведь Зуев это за чистую монету принял. Но ты-то в курсе, что я не знал? Ты же помнишь, что ни о чем подобном при мне не говорил?
— Говорил, — он нагло уставился прямо в мои чистые, наивные глаза, даже ручку крутить перестал. — В том-то и дело, что говорил. За день до того, как забирать деньги. Так что не отмазывайся. У тебя как раз было время позвонить своим корешам и организовать засаду. Ты попал, Мешковский. Нечего тут из себя девочку строить. Накосячил — отсидишь.
Подозреваю, что в этот момент мои глаза стали не только наивными, но и очень круглыми. Может быть, круглее самого правильного круга. Потому что такой наглости я никак не ожидал. Смотреть в глаза и с пеной у рта доказывать мне, что я — это не я, — с таким пришлось столкнуться впервые. Хотя и пожил, и повидал, и вообще человек бывалый. Но оказалось, что даже мне жизнь еще способна преподносить сюрпризы.
— А я тебе сейчас вторую руку сломаю, — кое-как справившись с изумлением, выговорил я. — И тебе врать нечем будет.
— Ломай! — стоически заявил он. — Думаешь, что-нибудь от этого изменится?
— Думаю, нет, — я мотнул головой. Немного странным показалось, что Иванец не стал гнуть пальцы и рассказывать, какой он крутой и что сам может кому угодно руку сломать. Ох, неспроста он решил воздержаться. Я даже сделал попытку угадать причину: — Думаю, если я тебе сейчас вторую руку сломаю, ты этому только рад будешь, правда? Позвонишь Зуеву, и вы меня легко и просто спровадите в СИЗО. Благо, будет за что. Ты же этого добиваешься? Хотя не пойму, зачем. Так вот — фигу тебе, а не сломанная рука.
— Все равно ты попал, чувак, — проворчал Иванец. При этом я так и не понял — рад он или нет тому обстоятельству, что вторая рука осталась целой. — Я тебя за такие бабки надолго упрячу.
— Н-да, — констатировал я. — Как я понял, наше взаимовыгодное сотрудничество подошло к бесславному концу.
— Ты все верно захавал, чувак, — Иванец, сообразив, что не только сотрудничество, но и неприятный разговор вот-вот завершится, с облегчением откинулся в кресле. — Водилу нового я на твое место уже принял. А за те три дня, что ты отработал, я тебе даже забашляю. Ты же пока не осужденный. — И он широко осклабился.
Я открыл было рот, чтобы послать его на хрен вместе с этими деньгами, — тем более, что он, помнится, выдавал мне аванс, — но тут же закрыл. Пусть платит. За моральные издержки. За то, что я чуть было не попал под обстрел в минувший четверг. За то, что пытается меня сделать козлом отпущения ни с того, ни с сего. На мой взгляд, вполне законная компенсация.
Громыхнув стулом, я поднялся:
— Все с тобой понятно, Ваня. Непонятно только, как ты девяностые пережил. Почему тебя твои же пацаны за гнилое нутро не замочили?
— Не твое дело, — он снова помрачнел. — В среду за расчетом зайдешь. Я сегодня бухгалтерию предупрежу. И чтобы больше я тебя не видел!
— Жизнь покажет, — я пожал плечами и вышел из кабинета.
В приемной Танюшка вопросительно уставилась на меня. Говорю же — любопытная донельзя.
— Ну, что там?
— Больной неизлечим, — я грустно покачал головой. — Есть одно средство — стулом по башке тюкнуть. Только стула жалко.
— Ругается? — сочувственно уточнила она.
— Кто — Ваня? — удивился я. — Да нет, чего ему ругаться. Сидит, пальцы гнет. Хочет меня в тюрьму засадить. Самое забавное — верит, что у него это получится. Оптимист, мать его.
В этот момент дверь за моей спиной приоткрылась и Иванец просунул в проем любопытную голову. Ткнувшись в мое плечо, голова приняла заметно свекольный оттенок и пролаяла:
— Ты еще здесь? А ну, вали отсюда! Я же сказал — в среду придешь! В другое время чтоб я тебя здесь не видел! Или охрану позвать?
— Да не тряси ты губами, — поморщился я. — Весь пол слюной закапаешь — сам же потом поскользнешься. Ногу сломаешь — совсем инвалид будешь.
И пошел прочь. Сделав напоследок знак Танюшке — мол, позвоню, жди. Она не ответила — постеснялась в присутствии сердитого директора. Но я ее понял и обижаться не стал.
Трясясь в раздолбанном автобусе, который, медленно продираясь сквозь плотный поток машин, вез меня домой, я пытался сделать выводы из состоявшегося разговора. Но пока в голове крутился только один вывод — самый главный и самый очевидный: визит не задался. Задача, которую вчера поставил передо мной знакомый мент, выполнена не была. Ну, не дипломат я. Да, собственно, тут спасовал бы и сам Андрей Андреевич Громыко — настолько явным было нежелание Иванца искать хоть какой-нибудь компромисс. Человек с каких-то неведомых науке наркотиков увидел перед собой цель — во что бы то ни стало свалить на меня вину за ограбление. И человек упрямо взялся за достижение этой цели. И ладно бы, в одиночку взялся. Чтобы да — так ведь нет; он еще и Зуева подключил. Предварительно своими хитрыми наркотиками обкормив, не иначе.
Но лично я никакой логики в этом не видел. Поведение Иванца казалось странным. Если так уж уверен в том, что я — наводчик, почему обязательно хочет засадить в тюрьму? Как-то это не очень вязалось с его бандитским прошлым, с которым он, судя по лексикону и внешнему облику, не спешит расставаться. Для бандюков вроде него куда логичнее было бы взять меня, как такового, и пытать до потери пульса — куда, шлимазл позорный, деньги дел? Кому наводку давал? И так далее, и тому подобное. А он — в тюрьму. Странно. Хотя наркотики — это я, конечно, погорячился. У него и без наркотиков в голове сплошная усушка и утруска. Значит, было что-то другое. Какая-то причина. Но какая, Царь-пушку ему в интимную дырочку?!
И, слегка поразмыслив, я решил, что за Ваней-Иванцом неплохо бы проследить. Глядишь, чего интересного узнаю. А фигли? У меня есть старенькая, но бодренькая «Тойота Королла», так что в смысле техническом к слежке я был готов. И пусть Зуев, пребывая в полной уверенности, что мой дом — тюрьма, продолжает копать под меня, сам я в это время буду висеть на хвосте у Иванца. Что-то мне не нравилось в его поведении. Ох, не нравилось.
8
Слежка — так слежка. На следующее утро я предусмотрительно настрогал себе бутербродов — хрен его знает, сколько придется висеть на хвосте у Иванца; бегать же в киоски за пирожками-беляшами совсем не улыбалось. Клиент всегда должен оставаться под присмотром, иначе зачем вообще какая-то слежка нужна? Я, конечно, не великий профессионал в этих вопросах, но понимал их именно так.
Дело снова касалось Иванца, но дресс-код был мной вторично проигнорирован: умерла — так умерла. И потом, джинсы, кроссовки и бейсбольная кепка с огромным козырьком — они завсегда удобнее в разного рода заварушках и хипешах, которые я вовсе не исключал. В самом деле — не на свиданку с Танюшкой отправляюсь. Там-то как раз костюмчик с галстучком окажутся очень к месту. А может, и нет. Никогда их не поймешь, этих фру и фрекен. Хотя — можно будет проверить на практике, ведь сей славный гардероб остался при мне. Ваня, каким бы жлобом не был, требовать ношенную одежду назад постеснялся. Что, впрочем, никак не повлияло на мое к нему отношение.
На стоянке сторож Ахмет, от которого привычно разило перегаром, критично осмотрел меня и спросил:
— А гиде твой жип?
— Выкинул.
— Как?! — удивился он.
— Колесо спустило. А нахрена мне жип со спущенным колесом? Лучше на своей шушлайке кататься буду. У нее колеса не спускают.
— Ва! Нехорошо. Какой мужчина был — в костюме, в галстуке, в жипе. Защем выкинул? Лучше бы мне отдал.
— Перебьешься, — хмыкнул я. — Халява развращает человека. Ворота открывай.
Ахмет послушно распахнул железные створки, закурил и стал ждать, пока я выведу свой драндулет. Ожидание затянулось минут на десять — за те полторы недели, что я ей не пользовался, «Королла» привыкла к состоянию покоя и совсем не горела желанием что-то менять в своей жизни. Завелась только с третьего раза (аккумулятор новый ставить нужно, а то однажды посажу этот к чертям собачьим и вообще безлошадным останусь), а потом долго-долго прогревалась, сожрав при этом литра три бензина.
