Георгий Вайнер - Умножающий печаль
Ежу понятно!
Нет, конечно! Да и ценности, которые искали одноногий Сильвер и Билли Бонс, были денюжки вполне даже пустяковые, средневековые, как бы несерьезные.
Моя карта имела вид довольно толстой папки с пропастью всяких документов — платежки, гарантии, официальные поручения, титульные списки фирм и организаций, копии правительственных постановлений, решений, разрешений и указаний. Короче, это была о-очень серьезная карта целого архипелага сказочных островов оффшорных сокровищ.
Смешно — в то утро я уехал отсюда на леваке, так же как и приехал сейчас.
Судьба, наверное.
Маршрут боевой и трудовой славы — «Шереметьево-2», Франкфурт, Париж, Нью-Йорк, Кайманы, Гонконг, Москва. Когда меня взяли на въездном паспортном контроле в аэропорту, карты со мной уже не было. Да и вряд ли она бы помогла кому-нибудь — сокровища были откопаны, расфасованы и перезанычены.
Господи, какое счастье этот современный финансово-электронный прогресс!
Хорош бы я был, таскаясь по миру с десятью тоннами всяких там пиастров, дублонов, цехинов и прочих гиней!..
Так и поехал налегке из Шереметьево в Лефортовскую тюрьму, потом в Бутырки, оттуда в спецколонию 1/411 Пермского областного управления исправительно-трудовых учреждений, пока сегодня меня не доставили обратно в Москву, погуляли в шикарной гостинице, а уж после этого довелось мне добраться на «шестерке» крысиного цвета сюда — на финишную отметку моего увлекательного путешествия.
И в точном соответствии с жанром сумасшедших гонок я почувствовал, что у финишной ленточки силенки, видимо, кончились совсем.
Я подтянул к себе ближе свой огромно-неподъемный баул, держась за ручку, как за поручень, рывком поднялся с чужого дивана. Тело, намученное, загнанное за сегодня, выло пронзительно, тонко плакало и жалко стонало.
Тело вело себя недостойно — я не уважал его. Я знал, что это позорное поведение тела — от страха. Оно боялось, что за дверью никто не ответит на звонок. Я сказал скулящему телу, своей якобы могучей тренированной плоти — плевал я на тебя! И на твои пустые страхи!
И нажал на пуговку звонка. Длинно, нахально. Как бы уверенно. Как к себе домой.
Шелест шлепанцев в прихожей, приглушенный щелчок выключателя, писклявый и нахальный голос за дверью:
— Ну, кого там среди ночи несет?
— Ужин из ресторана заказывали? — строго спросил я.
— Что-о? Совсем охалпели… — Дверь распахнулась. Вот оно — длинное, худощавое, золотисто-рыжее, конопатое, востроносое, с модными кручеными дужками очков, в джинсовых рваных шортах и короткой маечке — не то повязка на сиськах, не то просторный лифчик. А из-за ее спины, из комнаты будто звуковой пар вздымается музыкой — кричит, ликует и страстно жалуется в эфире Любовь Успенская: «Пропадаю я, пропадаю…»
Не верю! Это я пропадал, пропадал, да, видно, не судьба мне пока — выбил дно и вышел вон.
— Ты кто? — спросила она, улыбаясь еле-еле заметно, только уголочками губ.
— Кот в пальто.
— Ага! Пальто, наверное, в этом роскошном портпледе?
— Как же! Личные вещи следуют отдельно международным багажом. Что с местами в вашем «Шератоне»?
— Зависит от срока проживания…
— На часок. На денек. На неделечку… А?.. — Я стоял, опершись плечом на дверную раму, с удовольствием глядя на нее. Наверное, единственного человека, который ждал меня в этом злом и отчаянном городе.
— Если надолго — скидка полагается. Предпочитаю — навсегда… На всю жизнь…
— Для меня часок — это и есть навсегда. А денек — вся оставшаяся жизнь.
Она молча смотрела на меня, вглядывалась пристально, будто все еще не верила себе.
— Можно я тебя покиссаю? — спросил я вежливо.
— Можно, — кивнула она. — Поцелуй меня…
Она взяла меня за лацканы моего измочаленного муарового пиджака, втянула в квартиру, обняла и поцеловала.
Господи, Боженька ты мой! Так пьют в жажду холодную воду, так вдыхают чистый воздух в удушье, так смотрят в забытьи сладкий сон.
Черт его знает! А может быть, я ее люблю? Потеряв дыхание, весь трясясь, я сильно прижимал ее к себе левой рукой, забыв, что в правой у меня по-прежнему баул. Она оторвалась от меня только на миг, быстро приказав:
— Да брось ты свой дерьмовый рюкзак!
Ишь ты какая! Брось! Я осторожно опустил свою суму переметную, а ее подхватил на руки, внес в комнату, освещенную зеленой настольной лампой и нервно мерцающим экраном компьютера.
Шикарный однокомнатный «Шератон» в многоквартирной трущобе в Теплом Стане — нежданно-негаданная прибыль на безумный поступок. Это когда я дал ей несколько лет назад — беспомощной, беззащитно-одинокой, бездомной, загнанной, да и мне почти незнакомой, — денег на покупку этой хибары. И мысли тогда не допускал, что станет она стартом и финишем моей кругосветки, а теперь — единственным для меня укрывищем, лежбищем и охотничьей засидкой…
Мы двигались по комнате в недостоверном танце, будто плыли под крик Любы Успенской, которая все грозилась пропасть, и глаза мои были закрыты, а она быстро и счастливо бормотала:
— Господи… на часок… на денек… Придурок ненормальный! Зачем ты на мою голову навязался? Счастье ты мое горькое… На всю голову трахнутый…
Тюремная морда… Любимый мой…
Я опустил ее на тахту и стал стягивать эту смешную мини-майку, из-под которой вырвались на волю острые, нежно-смуглые сиськи, похожие на спелую хурму. А она, не отпуская меня, расстегивала пуговицы на моей рубахе, дергала брючный ремень, наткнулась на заткнутый за пояс пистолет.
— Это что? Зачем? — встревожилась на миг.
Я целовал ее и смеялся:
— Будильник. Мой телохранитель дал поносить. На память. Не урони, смотри, на пол — еще стрельнет нам в беззащитные места…
Швырнул через всю комнату башмаки, стоптал с себя брюки, и упали мы в небывалое, невероятное, всегда повторяющееся и каждый раз все более неповторимое счастье самой сладкой, таинственной и взволнованной человеческой игры, превращающей нас в единого зверя о двух спинах.
РАДИОПЕРЕХВАТ
Запись телефонного разговора.
Связь: охранное агентство «Конус» — неустановленный абонент.
Разговор состоялся 15 июля 1998 г. в 21 час 46 минут.
Перехват осуществлен Управлением внутренней безопасности.
Оператор — Ю. Коментов.
Пленка записи изготовлена в 1 экземпляре.
— …Нет, не бери это в голову, мы к Смаглию не имеем отношения. Это с ним братва разобралась… Не твое это дело. Ты сейчас гони в гостиницу — нашим занимайся… Я там буду… И ищите Кота, найди, хоть из-под земли отрой!
Нет, ментов не трогай… Пусть твои ребята говорят с таксистами, со шлюхами тамошними, со всеми швейцарами, прихватите нескольких мелких торговцев наркотой — взгляни, кто там по учетам проходит. Дворники, шофера ночных мусорников… Запомни — он не мог оттуда улететь, он уехал на машине. Это может быть случайный проезжий частник, а может, он колымит там регулярно… Кто-нибудь видел, как Кот садился в кар. Найдите его — как из пушки…
Сергей Ордынцев: чужденец
В сопровождении охраны мы вышли из подъезда во внутренний двор билдинга «РОСС и Я».
Честно говоря, меня уже сильно раздражала эта орава сытых дармоедов. Из-за опереточной свирепости на розовых ряшках они были похожи на крепостных крестьян, подавшихся в лесные разбойники. Но здесь, наверное, считается по-другому. Ничего не поделаешь — this is another World.
Мы нырнули в салон «Мерседеса-600», просторный, чернокожий, уютный, похожий на приемную модного стоматолога. Тяжело чмокнула — пушечным затвором — бронированная дверца. Начальник охраны махнул рукой крепостным, сидящим в головном джипе «форд-экспедишен», прыгнул на переднее сиденье «мерседеса», оглянулся назад — проверил место замыкающего тяжелого джипа, спросил глазами команды Серебровского, дождался разрешающего кивка и сказал в портативную рацию:
— Я — первый! Поехали… Маршрут — четвертый, скорость — штатная, режим готовности — второй, дистанция — два метра.
Из динамиков на передней панели эхом откликнулось:
— Я — третий. Вас понял… Радиорежим — закрытый…
— Я — четвертый. Вас понял ясно…
Просто Колумбия какая-то! Демократия плюс колумбизация всей страны.
На крышах автомобилей сопровождения одновременно вспыхнули синие проблесковые фонари, и кортеж, плавно набирая скорость, выехал из закрытого двора. Створки электрических ворот за нами тяжело, как шлюзы, закрылись. Мощные машины с утробным ревом, глухим жующим рокотом баллонов, звенящим коротким подвизгом сирен лихо погнали по ночной Москве.
…Участок Московской кольцевой дороги, где произошло нападение на милицейский конвой, был забит автомобилями ГАИ, «скорой помощи», стояла пожарная машина, «вольво» телевизионной бригады «Дорожного патруля», автобус дежурной опергруппы с Петровки — множество машин и людей на месте уже завершившейся драмы.
