Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)
Но Сиретт был совсем другим. Он то и дело что-то ронял, громко и часто смеялся, откидываясь на стуле и хлопая руками по бёдрам, всё время что-то говорил, азартно жестикулируя; он провожал горящим взглядом каждую девушку, проходившую мимо. Нельзя было не заметить, что Робер Сиретт хотел жить, любил жизнь и ценил её приятные стороны. Так уж получилось, что мой жизненный опыт включал в себя шесть долгих лет работы в театре, и я наверняка знал, что есть вещи, которые в жизни сыграть невозможно. Чудеса случаются только на сцене, где даже самый незаметный, забитый жизнью актёр может вдруг сотворить Роль. Но – лишь на время спектакля. Играть роль абсолютно чуждую твоему темпераменту, опыту, навыкам в течение двенадцати лет? Я не верил, что такое возможно.
– Ты не хочешь посетить дамскую комнату? – поинтересовался я.
Жюли удивлённо вскинула брови:
– Зачем?
– Поправить макияж, причёску… Откуда я знаю, что ещё делают женщины в подобных местах? Мне нужно, чтобы ты случайно уронила что-нибудь рядом с Сиреттом. Или толкни его, в конце концов. Только сделай это, когда будешь идти туда, а не обратно. Сможешь?
– Попробую, – неуверенно ответила девушка. – Но зачем?
– После объясню. Иди и ничего не бойся. В любом случае я успею тебя прикрыть. Всё, ступай.
Когда Жюли «оступилась» и, пытаясь удержаться на ногах, едва не выбила своей косметичкой бокал из руки Сиретта, в моей голове всё окончательно встало на свои места. Девушка гениально сыграла свою роль, всё было проделано максимально чётко, и реакция фотографа оказалась именно такой, какой можно было ожидать от нормального, среднестатистического человека, – половина содержимого его бокала выплеснулась на брюки, при этом Сиретт, отпрянув, едва сумел удержаться на своём стуле. Далее последовали взаимные извинения, Жюли кокетничала, Сиретт громогласно вызывал официанта и требовал ещё одну порцию «Кровавой Мэри» – словом, жизнь пошла своим чередом. Откинувшись на спинку корявого деревянного стула, оказавшегося на самом деле удивительно удобным, я залпом осушил свой бокал. Наверняка Дорман будет утверждать, что я напрасно рисковал и мог раскрыть его сотрудника, но теперь это уже не имело значения. Операция закончилась полным и сокрушительным провалом. Сиретт был именно тем, за кого его принимали окружающие: обыкновенным фотографом, с лицом, случайно изуродованным какими-то ублюдками. Теперь я в этом не сомневался.
Есть вещи, которые нельзя предугадать. Неожиданные, мгновенные изменения ситуации мозг не успевает оценить, и тогда тело человека действует рефлекторно, так, как ему подсказывают инстинкт самосохранения, благоприобретённые навыки и собственно мышечная память. Мне известен случай, когда Учитель одной из школ карате-до лишь чудом не убил своего маленького сына, который неожиданно, в шутку, набросился на него сзади. Точно так же отреагировал бы на его месте и я. Алексей Рябов – или, как его теперь называли – Абу аль-Хауль, всегда считался отличным бойцом, он был охотником, убийцей. А Робер Сиретт на поверку оказался дичью, с мягкими, дряблыми мышцами и никудышной реакцией.
– Ну, как тебе моё выступление? – спросила Жюли, вернувшись за столик. Её нетерпение было столь сильным, что девушке не удавалось его скрыть. Непонятно, как ей вообще удалось выдержать в дамской комнате положенные десять минут.
– Ты была неподражаема, – с чувством ответил я и, перегнувшись к ней через столик, раздельно произнёс прямо в микрофон, обращаясь к Николя, Дорману, ко всем тем, кто сейчас внимательно следил за нашими похождениями:
– Можете расслабиться, господа. Робер Сиретт – это не тот человек, которого мы ищем. Мне очень жаль, господа, но ваша операция закончена.
Ласково улыбнувшись Жюли, я осторожно снял микрофон, закреплённый за лацканом её пиджака, и, уронив маленькую чёрную горошину на пол, наступил на неё каблуком. Мне было что ей сказать, но к работе отдела 2F это не имело никакого отношения. Ненавижу афишировать личную жизнь…
* * *– Больше всего я хотела бы видеть лицо Николя в тот момент, когда ты раздавил микрофон, – со смехом призналась Жюли, когда бар «Эклектика» остался далеко позади. – Наверняка он лопнул от злости.
– Ты к нему явно неравнодушна, – улыбнулся я.
Жюли не ответила. Некоторое время она шла молча, опустив голову, и лишь однажды я поймал задумчивый взгляд, пробившийся сквозь длинные пряди волос, скрывавшие лицо девушки. Наконец она тихо сказала:
– У нас с Николя был роман. Знаешь, он из очень богатой семьи и привык, что девушки всегда вешались ему на шею… Однажды он решил, что я тоже живу с ним из-за денег. И так совпало, что как раз тогда я познакомилась с другим человеком. Это вышло случайно, но Николя обо всём узнал, и… Словом, теперь он меня ненавидит.
– А тот, другой? – спросил я. Хотя, если бы немного подумал, вряд ли стал бы задавать этот вопрос.
– Другой? – Жюли жёстко усмехнулась. – Уехал. Он был… Иностранцем. Так что в настоящее время я одинокая, свободная и никому не нужная женщина.
– Ну, я бы так не сказал, – пожалуй, в галантные кавалеры я всё же не годился, хотя это туманное высказывание Жюли поняла совершенно верно.
– Знаешь, на самом деле я ужасно хочу есть, – заявила она, энергично размахивая своим рюкзачком.
Остановившись, я развёл руками от удивления.
– Прости, а что мешало тебе сказать об этом хотя бы полчаса назад?
– Не знаю, – она лукаво взглянула мне в глаза, – хочешь, я угощу тебя яичницей? Честно говоря, это единственное, что мне удаётся приготовить, не испортив.
– Яичница, – повторил я задумчиво, – знаешь, а в этом что-то есть. Ты приглашаешь меня в гости?
– Ты же обещал мне несколько уроков?
– А ты собиралась показать мне нечто новенькое… Надеюсь, ты не имела в виду яичницу?
– Я имела в виду вот это, – тихо сказал Жюли, прижимаясь ко мне. У неё были мягкие, нежные губы, и, целуясь, она зачем-то закрывала глаза. На всякий случай я тоже зажмурился. Вдруг теперь так принято?
– Дева Мария, – вздохнула девушка, когда наши губы потеряли друг друга, – да сними же ты эти дурацкие очки!
* * *К сожалению, нашими благими намерениями мостят пути в самые разные стороны. Кроме той, куда вы, собственно говоря, собирались отправиться. Рядом с моей машиной стоял уже знакомый синий микроавтобус, а по тротуару нервно расхаживал злобный и непреклонный Жан-Луи Дорман. Завидев нас, он остановился, засунул руки глубоко в карманы плаща, чуть склонил голову и замер, напоминая разъярённого быка, готового к атаке.
– Всё, сдаюсь, сдаюсь, – испуганно объявил я, приподнимая руки. – Никакой корриды.
– Какая, к дьяволу, коррида?! – взорвался Дорман. – Что вы вытворяете?! Дюпре, я же вам ясно сказал – всё отменяется!
– Да? – удивился я. – А-а! Это, по-видимому, тогда, когда вы не смогли до меня дозвониться?
– Не валяйте дурака, – уже более миролюбиво буркнул Дорман. – За кого вы меня принимаете? Всё вы прекрасно слышали, но всё равно поступили по-своему. Вы упрямец, Дюпре.
– Мне уже говорили об этом, – кивнул я. – Почему отменили операцию?
– Понятия не имею, – пожал плечами Дорман. Тут он словно впервые заметил стоявшую рядом со мной Жюли. Глаза его удивлённо расширились. – А вы почему здесь, мадемуазель? Я же ясно сказал: после завершения операции все сотрудники отдела встречаются в офисе. Ждите меня в машине.
– Но, господин капитан… – На скорбное лицо Жюли нельзя было смотреть без жалости. Она растерянно взглянула на меня, словно ища поддержки. В ответ я чуть заметно пожал плечами. Дорман по-прежнему оставался её шефом, и тут я был бессилен.
– В машине, мадемуазель, а не здесь, – раздельно повторил Дорман. И Жюли, склонив голову и опустив плечи, медленно двинулась в сторону микроавтобуса. Проводив её взглядом, Дорман зло сплюнул:
– Кающаяся грешница, клянусь Богом!
– Напрасно вы так, – осторожно сказал я. И получил в ответ вызывающий взгляд Дормана. Фыркнув, он сердито ответил:
– К сожалению, вам я приказывать не могу. Что же касается мадемуазель Жюли… Прежде всего, она офицер разведки. Если вам некуда пристроить вашего друга в штанах, могу дать несколько адресов. А впрочем, это ваши проблемы. Меня интересует только одно: вы совершенно уверены…
– Да, – твёрдо ответил я. – Я абсолютно уверен в том, что Робер Сиретт и Абу аль-Хауль – разные люди. И готов отвечать за свои слова.
– Но почему? Откуда у вас такая уверенность? – Похоже, Дорману нелегко было смириться с провалом версии, над которой он столько работал. Я тяжело вздохнул.
– Вы опытный человек, Дорман. Офицер. Наверное, служили в армии, да? По степени своей подготовки вы в несколько раз превосходите обычного гражданина, не так ли? Смотрите внимательно, капитан…
Одно молниеносное движение, и в моей ладони, раскрытой перед его лицом, лежат три пуговицы, только что сорванные с его плаща.
