Поцелуй волчицы - Андрей Михайлович Дышев
– И давно ты узнала об этом? – спросил я, чувствуя, как у меня пересыхает в горле.
– О чем об этом? – уточнила Алина.
– О фургоне, о наркотиках, о важном господине…
– В первый же вечер, как мы высадились на эту благословенную землю.
– В первый же вечер… – повторил я.
Я смотрел в глаза девушки и никак не мог вспомнить, где я слышал фразу о том, что женщина в любви и в мести – более варвар, чем мужчина. Она взяла реванш в тот момент, когда я вышел из игры, простив всех, кто остался жив, в здравом или больном рассудке. Она ударила мне в спину.
– Ты совсем не изменилась, Алина, – произнес я.
Она уже не улыбалась, и глаза ее были полны жестокого холода.
Послесловие
Тысячу раз я был неправ, когда оставил Валерку один на один с этим делом! Это был тот самый случай, когда своим желаниям надо наступить на горло. Он попросил меня о помощи, а я скривил лицо и сходу придумал причину отказа. Судьба тотчас воспользовалась трещиной между нами и подтолкнула Валерку к месту казни, а меня – в долгий-долгий путь неудач.
Что толку от того, что я уволил своего зама, главбуха и коммерческого директора? Беда в том, что в нужный час и в нужном месте не оказалось верного друга, и проклятый кризис за неделю сожрал мою фирму с потрохами. Большую партию французских "рено" я купил за валюту, а продавать ее пришлось по договорам – за гривны, в то время как курс доллара взвился на умопомрачительную высоту.
Я разорился. Судно для перевозки автомобилей я арендовал под залог недвижимости, и офис, автостоянку и сервис-центр опечатала прокуратура. Те, кто раньше клялся мне в верной дружбе, мгновенно исчезли из поля моего зрения. Люди, с которыми я сотрудничал много лет, переставали меня узнавать, как только я просил в долг.
Даже Эмма, улетев в Нидерланды на неделю, торчала там уже второй месяц. Я остался один. В Ялте заканчивался бархатный сезон. По утрам по широким листьям магнолии стучал дождь. Я пил кофе на террасе и отвечал на звонки покупателей моего дома. Все предлагали одну и ту же издевательскую цену, словно сговорились. Зинаида, жалуясь на боли в позвоночнике, предсказывала раннюю зиму. Только кошка Мадера, не смотря на кризис, забеременела.
Опять запиликал телефон. Я отложил газету, снял очки и взял трубку в руки.
– Семьдесят тысяч, торг неуместен! – рявкнул я в трубку, как только услышал хриплое мужское "алло".
– Простите? – не понял меня абонент. – Кажется, вы меня неправильно поняли.
– Что вы хотите? – спросил я, перекладывая трубку на другое ухо.
– Вас беспокоят из морпорта, с багажного отделения. На ваше имя пришел груз, просьба забрать немедленно.
– Что за груз? – нахмурился я. – Откуда?
– Адрес отправителя в накладной не указан.
Абонент говорил со мной монотонно и быстро, словно читал текст по бумажке.
– Что за бред! – проворчал я. – Никакого груза я не жду.
– Не знаю. Вот у меня на руках извещение с пометкой "Срочно!" и ваш номер телефона.
По дороге в порт я вспоминал, не было ли заказов на запчасти из Франции. Дождь не прекращался, и щетки носились по стеклу, словно весла гребцов на финишной прямой. Припарковался я рядом с "Олимпия-Трэвел", в котором установили новое бронированное стекло и, раскрыв зонт, пошел по блестящему, как зеркало, асфальту.
Двери багажного отделения были закрыты на висячий замок, причем, судя по графику работы, уже больше двух часов. Это меня сначала озадачило, а потом разозлило. Я несколько раз подергал позеленевшую от сырости дверь, потом двинул по ней ногой и встал под замшелым козырьком, с которого стекали две тонкие струи воды.
– Эй, гражданин! – услышал я за своей спиной хриплый голос и, обернувшись, увидел малорослого толстячка в синем халате с оттопыренными карманами. – Вацура? За багажом пришел?
Он поманил меня рукой и повел через свалку разбитых кузовов и агрегатов неизвестного назначения к причалам.
– Иди прямо, пока не увидишь яхту "Пафос". Там твой груз, – объяснил он и слегка подтолкнул меня в сторону пирса.
– "Пафос"? – переспросил я, но толстячок не стал повторять и махнул на меня рукой:
– Иди-иди! Найдешь!
Я вышел на пирс. Серое море было усеяно мурашками дождя. Волн не было, и казалось, небо опустилось и накрыло землю. Я пошел по кромке пирса, всматриваясь в матовую мглу, в которой таяли контуры гостиницы "Ялта", а кипарисы, занозившие зеленый склон, напоминали мечети.
Яхту я увидел издали, точнее, сначала только ее стеньги, торчащие из-за черного борта траулера. Это было парусное двухмачтовое судно, мало похожее на прежний "Пафос", с которым у меня было связано столько волнующих воспоминаний. Мокрая от дождя палуба была пуста, с пирсом яхту соединял перекидной мостик.
Я не стал надрывать горло, вызывая капитана, и по мостику зашел на борт.
Сначала я заглянул в рубку. Потом прошел вдоль борта на корму. Там я свистнул, поинтересовался у чаек, сидящих на реях, есть ли тут кто живой. Вопрос остался без ответа.
Я спустился по деревянным ступеням, застланным резиновым ковриком, в жилой отсек, распахнул двустворчатую дверь и встал на пороге кают-компании. Зайти без спросу на чужую яхту – все равно, что в чужую квартиру, но я чувствовал – меня здесь ждут. Кают-компания, обшитая красным деревом, была обставлена скромной мебелью, стены украшали икебаны из сухих лаченных веток, поддельные кораллы и прочие безделушки, что, на мой взгляд, говорило о дурном вкусе капитана.
– Хозяин! – совсем тихо позвал я.
В ответ на тишину я пожал плечами, словно хотел сказать: если кто спрятался – я не виноват, и вошел внутрь. Сел в ближайшее кресло, развернулся лицом ко входу и закинул ногу за ногу.
Но долго ждать не пришлось. За моей спиной скрипнула дверь. Я обернулся и увидел Лору. Она была одета в синий костюм с глупенькими погончиками, что делало ее похожей то ли на сотрудника налоговой
