Юлий Дубов - Большая пайка
— Какие-нибудь сроки назывались? — спросил Федор Федорович. Ларри кивнул.
— Платон объявил ему три дня. Через три дня мы передаем все материалы нашим людям в прокуратуре. И на Октябрьскую площадь.
— А он что?
— Помотал головой. Говорит — сроки нереальные. Вот если бы год. Ну, может, полгода…
— А вы?
— А что мы? Встали и ушли. Он все понял.
— Ну что ж, — сказал Федор Федорович, — вы думаете, что они через три дня вернут деньги? Вряд ли. Надо готовиться к большой войне.
— Вот и я про это, — кивнул Ларри. — Так просто они деньги не принесут.
Нам бы надо на опережение сыграть, но получится не по правилам. Если мы выйдем на прокуратуру прямо сейчас, то вроде как слово нарушим. Могут и другие проблемы возникнуть. Так что придется ждать. А они ждать не будут. И здесь надо хорошо подумать. Я больше всего за Платона опасаюсь. Слушай, может, мы отправим тебя куда-нибудь — в Швейцарию или в Киев? У меня в Киеве надежные люди есть.
Или где-нибудь в шалаше поселим?
— Лучше в шалаше, — ответил Платон, о чем-то сосредоточенно размышляя. — В подмосковном Разливе. Или еще где-нибудь, чтобы поближе и связь была нормальная.
— Клуб закрываем? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Федор Федорович.
— Угу, — кивнул Ларри. — Клуб закрываем. Центральный офис пусть работает, всем известно, что нас там не бывает. На станциях и стоянках надо усилить охрану. Я сейчас вызову директоров — пусть завтра же с утра установят прожекторы и пустят по периметру собак. Что еще?
— Кто пойдет в прокуратуру? — спросил Федор Федорович.
— Я, — ответил Платон. — Только я. Иначе все в пользу бедных. Ларри и Федор Федорович переглянулись.
— Значит, если за три дня они вас не найдут, то останется только одна возможность, — сказал Федор Федорович, — Отловить вас по дороге в прокуратуру.
Или на Октябрьскую площадь. Это трудно, но в принципе реально.
— Совершенно нереально, — твердо заявил Ларри. — Он же не идиот, чтобы в этой ситуации ехать в прокуратуру на своем «мерседесе». Понятно, что мы его отправим на «Жигулях», на «Запорожце» или, в крайнем случае, на «Газели». Даже если они и перекроют все подъезды, то что? Будут все машины останавливать и проверять?
Федор Федорович покачал головой.
— Не будут. Просто посадят по соседству снайпера. Тот дождется, когда подъедут, и пальнет.
— Снайпера? Напротив прокуратуры?
— Ну и что? Я же говорю, что это трудно. Но реально. Поэтому я предлагаю вот что. Прежде всего, сейчас увозим Платона Михайловича в совершенно надежное место. Про которое вообще никто и ничего не знает. Организуем связь. Усиление охраны — это понятно. А может, вообще закрыть станции на три дня?
— Ни в коем случае, — возразил Платон. — Просто категорически нет! Потом два месяца будем налаживать бизнес. Ни под каким видом!
— Ладно, — кивнул Федор Федорович. — Хотя я бы закрыл… Значит, через три дня посылаем две бригады — одну на Пушкинскую, вторую на Октябрьскую. Пусть прочешут все окрестности. Потом надо еще будет продумать возможные пути отхода.
Наверняка у них и там, и там есть свои люди, и о приезде Платона Михайловича сразу же станет известно. Могут какую-нибудь гадость устроить на выезде.
— А уезжать я буду на своем «мерседесе». Он бронированный. Надо будет только взять пару джипов в сопровождение.
— Тут один уже ездил на бронированном, — мрачно напомнил Ларри. — По дороге с танком не разъехались. Ладно, это я решу. Приезд и отъезд — за мной.
— Какие у нас есть возможности насчет связи? — спросил Федор Федорович. — Этими мобильными пользоваться никак нельзя. Если их сейчас еще и не слушают, то завтра начнут.
Ларри вышел из кабинета и через несколько минут вернулся с небольшой черной сумкой.
— В Германии купил, — сказал он, вываливая содержимое сумки на стол. — Здесь пять аппаратов. С роумингом. У них прямые берлинские номера. На них с наших телефонов надо звонить, как в Германию, — восемь, десять, сорок девять и так далее. А с них на московские номера — вот так: набираешь крестик, потом сразу московский номер. Здесь ими никто еще не пользовался. Один я себе возьму, один — тебе. Этот — вам, Федор Федорович. Кому-нибудь еще даем?
— Пусть у тебя еще один будет, — приказал Платон. — А последний отдай Марии. Надо ей сообщить мой номер. И чтобы ни с каких других телефонов мне не звонила.
Ларри кивнул и сел переписывать номера телефонов на четыре оранжевые бумажки.
— Давайте черту подведем, — сказал он, закончив и раздав бумажки. — Со связью мы разобрались. Клуб закрываем — решили. Со станциями решили. Подходы к прокуратуре и к МВД в пятницу перекрываем — это вы, Федор Федорович. Приезд, отъезд — это я. Ничего не забыл? Значит, осталось только тебя куда-нибудь пристроить. Идеи есть?
— Дача исключается, — заметил Федор Федорович. — Нужно абсолютно незасвеченное место. Где Платон Михайлович ни разу не был. А на улице поставить наружку. Есть такое место?
— Есть! — просиял Платон. — Одно такое место еще есть. Эй! Быстро, вызовите сюда Марию. Пусть немедленно приезжает.
Когда он выскочил на минуту из кабинета, Федор Федорович вопросительно посмотрел на Ларри.
— Вы знаете, что он имеет в виду?
— Похоже, что знаю, — медленно ответил Ларри. — А что? Не так уж и плохо.
Наверное, даже хорошо. Оттуда он точно три дня на улицу носу не покажет.
Лепорелла ошибается
Девушку Фиру Мария нашла не в модельном агентстве. Фира пришла сама — насчет работы — и нарвалась на Ленку, которая быстро выяснила, что печатать девица не умеет, компьютер видит впервые в жизни, а английским владеет в пределах пятого класса средней школы. Мария, спешившая с какими-то документами, увидела Фиру, когда та уже стояла в дверях и изо всех сил старалась не зареветь. Мария пролетела было мимо, потом поворотилась, осмотрела Фиру с головы до ног, вернулась, задала несколько вопросов, решительно взяла девушку за руку, отвела в кабинет Платона, осиротевший после открытия клуба, усадила под пальмой и потребовала у буфетчиков чаю, минералки и сигарет.
Отец у Фиры был московским узбеком, еще в конце восьмидесятых попавшим под колесницу, запущенную Гдляном и Ивановым. Куда он делся после этого, Фира либо и вправду не знала, либо не хотела говорить. В девяносто втором мать увезла ее в Ригу, откуда и была родом, а московскую квартиру сдала на два года иностранцам. В Риге мать нашла себе хахаля, с которым у Фиры не сложились отношения, и когда Фира сказала, что хочет вернуться в Москву попытать счастья, мать особо не возражала. Тем более что будущее Фиры не вызывало у нее сомнений.
* * *
Фира унаследовала от матери стройную фигуру, высокую грудь, длинные ноги и густую гриву соломенно-желтых волос. От отца — темно-карие глаза, смуглую кожу и выдающиеся скулы. Попадавшиеся на ее пути парни шалели и теряли дар речи.
Фира прекрасно представляла себе, как она будет жить в Москве и чем будет заниматься. Конечно же, устроится на фирму, которая ведет большие дела. В эту фирму будут приходить на переговоры важные иностранцы, а она будет принимать их, угощать кофе и коньяком. Иностранцы станут дарить ей цветы и всякие безделушки, приглашать в рестораны. А потом появится ОН — наверное, американец, — потеряет голову и увезет Фиру навсегда в Штаты.
Фира возлагала большие надежды на квартирантов. Если люди платят за квартиру тысячу долларов в месяц, то, скорее всего, у них неплохой бизнес, и, увидев Фиру, они вполне смогут предложить ей работу. Тогда-то она себя и покажет. Это ничего, что квартиранты не из Америки, а всего лишь из Индии. Для первого шага Индия тоже сгодится.
Но квартиранты Фиру разочаровали. Они два года успешно торговали индийскими самоцветами, потом вошли в клинч с налоговыми органами, разорились на взятках и теперь спешно сворачивались. Когда Фира появилась в квартире, исполнявшей по совместительству и роль офиса, индусов там уже не было.
Остались только пустые папки, сваленные в кучу на кухне, да пухлая визитница с карточками. Оттуда Фира и узнала про существование «Инфокара».
Мария мгновенно оценила, с каким материалом ей довелось столкнуться.
Внешние данные — исключительные. Наличие трехкомнатной квартиры в Москве — неоценимое достоинство. На прямой вопрос девушка, несколько смутившись, ответила, что да, был один мужчина, еще в седьмом классе, но сейчас никого нет.
Значит, не шлюха, это тоже плюс. Остаются шлифовка и доводка.
Три месяца Мария доводила Фиру до кондиции — спортзалы, массажные кабинеты, четыре часа занятий английским ежедневно, парикмахерские и портнихи, — а потом повезла ее в Третьяковку, где открывалась выставка из частных коллекций и куда обязательно должен был приехать Платон.
Мария вооружила Фиру пейджером, надежно укрыла в одном из соседних залов и приказала появиться по сигналу в дверном проеме и там замереть. Сигнал поступил, когда официальные лица уже отговорили и слово дали Платону как генеральному спонсору.
