Дмитрий Красько - Исчезнувший

— А я тупо хочу денег. Чтобы тупо не работать никогда. Слабо?

Леня выглядел кисло. Выполнить наши желания он не мог. Как, впрочем, не мог и многого другого. Например, превратить обезьяну в человека. Зря пальцы гнул. Поэтому мы нежно подхватили его под руки и повлекли прочь от места кровавых событий, внешне изображая лучших друзей, заходящихся в экстазе сочувствия.

Когда между нами и «Колизеем» оказалось вполне безопасное расстояние сотни в три метров, да еще и пара поворотов, мы решили, что можно остановиться.

— Что делать будем? — спросил Ян.

— Увезем его, — ответил я.

— Куда?

— Полагаю, в тундру.

Ответ был так себе, хоть и соответствовал вопросу. Но туловище, зажатое между нами, упрекать меня в плоскоте юмора не торопилось. Ему было плевать, куда его отвезут — в тундру он хотел не больше и не меньше, чем в любой другой ландшафт Земли. Если в этом путешествии сопровождать его будем мы с Яном. Без нас — другое дело. Но высказывать это пожелание вслух парень не стал — за отсутствием каких бы то ни было желаний вообще. Ну, да бог с ним. Главное — не собирался осложнять нам жизнь попытками сбежать или еще какими-нибудь несанкционированными телодвижениями.

— Что, совершим акт профессиональной измены и поймаем частника? — спросил Ян.

— А есть варианты?

Литовец пожал плечами, выражая свое согласие с тем, что задал не самый умный вопрос, и отправился ловить машину. Особо трудиться не пришлось — обошелся одним-единственным взмахом руки. Первое же авто вильнуло к нему, остановившись у самых ног.

— Куда? — спросил бомбила, проделав амбразуру в окошке.

Ян с недоумением обернулся ко мне. Этот вопрос мы не особо конкретизировали, а «в тундру» — понятие растяжимое. Настолько, что его можно было натянуть на весь наш заснеженный город. И Литовец слегка растерялся. Самое умное, что ему пришло в голову в этот момент — сказать «Вперед!».

Бомбила молча закрыл окошко и укатил в указанном направлении. Нас с собой он не взял — видимо, его «вперед» и наше находились в разных точках.

— Черт, Мишок, а куда это — «в тундру»? — спросил напарник, проводив удаляющиеся огни автомобиля взглядом, полным горького недоумения.

— Ну, куда-нибудь, Ян, — попытался объяснить я. — Туда, где много снега и мало людей. Олени не считаются.

— Сам голосуй! — Литовец зачем-то обиделся и отошел в сторону.

Я пожал плечами, передал ему Леню и выдвинулся на обочину. Взмах руки — и машина остановилась у моих ног. Не хуже, чем у напарника получилось. Частники так и норовили лишить нас профессиональной чести в этот вечер.

Очередной бомбила привычным уже жестом приспустил стекло и хриплым голосом полувыплюнул сакраментальное:

— Куда?

— Центральный парк знаешь? — я начал осторожно и издалека. Черт его разберет — может, этот тип еще более нервный, чем тот, что попался Яну.

— Конечно, знаю!

— Червонца хватит?

— Слушай, ты едешь или нет? — бомбила нахмурился. — Я не справочное бюро!

— Если хватит — поеду. Даже в оба конца.

— В смысле — на два червонца? — подсчитал он.

— В яблочко, — похвалил я. Ему бы в бухгалтерии калькулятором трудится, циферки разные складывать, а не по ночному городу талант в землю закатывать.

— Поехали, — бомбила неловким жестом просунул руку назад, открывая задвижку, и мы по очереди — сперва Ян, потом, после выразительного жеста подбородком и щипка за ляжку, Леня, а последним я — втиснулись на заднее сиденье. Дверь захлопнулась, путешествие началось.

Есть что-то нереальное в путешествиях по темному городу зимой. Я ощущал это каждый раз во время ночных смен. И каждый раз, когда с работой меня ничего не связывало, но приходилось выбираться из дому по другим делам. Тусклый свет фонарей не становился ярче от того, что их расставили часто-часто. Где-то, в недоступном моему пониманию огромном мире, свет поглощался, и на долю закутанных в шубы, спешащих поскорее укрыться в тепле горожан, доставались лишь жалкие крохи. И снег, который, по идее, должен был множить этот свет, отражая его, тоже лишь тускло мерцал, придавая окружающему нереальность сказки. Никогда, наверное, не скажу, что чувствую себя замечательно темной зимней ночью. Слишком она таинственна для меня. Ведь кто знает, что за сказочная тварь спряталась в этом загадочном полумраке? Может, леший, а может — домовой. А то и вовсе городовой. Тут еще и Леня, камбалой стиснутый между мной и Яном, и напрямую связанное с ним ощущение опасной игры, в которую я, в очередной раз, на свою голову ввязался. Все это, вместе взятое, давало ощущение какой-то потусторонности, если вы понимаете, о чем я. Не прикосновения к смерти, а именно параллельности происходящего охватывало в такие минуты. Словно ты лишь игрушка, фишка, пешка, которую сам же и передвигаешь по игральной доске в стремлении выиграть. Никакой опасности. Конь Е2-Е4, шах и мат (пардон, вырвалось). Именно игра, постоянное движение вперед (вбок, по диагонали), лишь бы не стоять на месте, чувствуете? И все же только игра…

Между тем бомбила, видимо, решил разбавить дорожную скуку доброй беседой. Он посмотрел на нас в зеркало и спросил:

— Видали, что с «Колизеем» стало?

— Нет, — быстро сказал я, пока Ян с прибалтийской обстоятельностью готовил ответ. — А что с ним стало?

— Взорвали к чертовой матери. Бомбу, наверное, кто-то кинул. Рвануло — будь здоров! Ни одного целого стекла. А вокруг — толпа ментов и пожарников. Я ехал — так с трудом через них продрался. «Скорые», наверное, тоже были, да разъехались. Вряд ли в таком взрыве без трупов обошлось. Как вы думаете?

— Если б знать, что за взрыв, можно было бы и подумать, — осторожно сказал Литовец, верно уловив генеральную линию партии — молчать о нашей осведомленности. Просто так, на всякий случай. — А гадать без толку.

— Мы-то сами не видели, а вот кореш наш там был, — поддержал я Литовца, и моя рука по-отечески ласково хлопнула по Лёниной голове, отчего та клацнула зубами. Впрочем, ни одной осмысленной искорки в глазах пленника так и не промелькнуло.

— И что он говорит? — бомбила был назойлив и неприятен, как банный лист, приставший, извините, к заднице.

— А он ничего не говорит. «Скорая» смотрела — вроде, говорилку взрывной волной оторвало. Он теперь только знаками изъясняется.

— Не повезло! — присвистнул водила, сдуру принявший мой треп за чистую монету.

— Еще как! — поддакнул я. — Вот если бы ему пиписку оторвало, было бы не так обидно. Детей, конечно, пальцем делать неудобственно, зато пожаловаться можно.

Услышав про пиписку, Леня крупно вздрогнул, и я решил взять сей факт на заметку. Не иначе, особо дорога она ему. При допросе с пристрастием такой аргумент будет мне куда как на руку.

А глупый, как пробка, бомбила с глубокомысленным видом изрек:

— Да. Хотя пиписька — это тоже не сахар.

А ведь я порол чушь и не скрывал этого. Наверное, из такой вот чуши целиком и полностью состояла его жизнь, и он свыкся с этим. Безнадега.

Глава 4

Парк культуры и отдыха был тих и пустынен. Вполне подходил под определение тундры, которое я выдал недавно Яну. В такое время года в такое время суток горожане не очень стремились сюда. И нам это было на руку.

Глупый пробка-шофер остановил машину у центрального входа. Ян, не особо зацикливаясь на таких понятиях, как вежливость и правила приличия, распахнул дверцу, выбрался сам и выволок Леню за шиворот. Это он, конечно, погорячился, потому что бомбила, считавший пленника нашим пострадавшим корешком, сделал круглые и удивленные глаза. Возможно, никогда не слышал о таком понятии, как шокотерапия, а экономические реформы Гайдара тупо проспал летаргическим сном. Мне пришлось выдумывать что-то на ходу, чтобы у бомбилы не возникло неправильных мыслей. Но, учитывая уровень развития нашего извозчика, я не стал особо напрягаться, сказав первое, что пришло в голову:

— Вишь, как его, бедного, покорежило. Совсем головой заплохел. Мало того, что говорить никогда не сможет, так еще и думать дня три — тоже. Доктора говорят — сильно ему мозг ушибло. Приходится вот так, за ручку.

— Вот не повезло парню, — вздохнул бомбила. — У него, наверное, семья, дети?

— Теперь уже можно считать, что нет, — я понурился. — Кому он такой нужен?

— Бедолага!

— Ничего, мы его не бросим. Иначе зачем друзья нужны? — Я вынул из кармана червонец и протянул ему. — Держи. Мы скоро вернемся. Дождешься — еще столько же нарисую.

— А за простой?

— За простой тебе жена в постели отомстит. Если не хочешь — можешь не ждать. Дело, в принципе, твое.

— Я подожду, — поразмыслив, решил он.

— Грамотно, — одобрил я. — То, что в руках, завсегда толще кажется.

И, подняв воротник, чтобы холодный градус не так настойчиво лез за шиворот, побежал за уже еле различимыми меж деревьев фигурами. Ночной полумрак, лишь слегка разбавленный огнями редких фонарей, да причудливые тени, отбрасываемые местной флорой, заставляли торопиться — не ровен час, растворятся Ян с Леней в морозном воздухе, ищи их потом. Разве что по следам. Но я ведь не индеец. Таксист я.