Анатолий Гончар - Боевой выход
– Баранов, сука, ты еще здесь?! – завопил он, одновременно злясь и на все еще находившегося здесь бойца, и на самого себя, едва этого бойца не проглядевшего. Он-то считал, что его «писарь» уже давно смылся на свою сторону реки. – Отход, Баранов, сволочь, сам убью! Живо! – орал остервенело бьющий из своего «калашникова» Ефимов.
Но за грохотом «ПК» боец, похоже, не слышал слов прапорщика и стрелял до тех пор, пока в пулеметной ленте не осталось ни одного патрона.
– Отходи!
Едва слышимый крик прапора наконец достиг ушей ошалевшего от трескотни выстрелов и разрывов, рвущихся в ветвях «ВОГов», спецназовца. Он понял, что это кричат ему, и, подхватив правой рукой пулемет, кинулся прочь. Ефимов проследил за ним взглядом и, вновь сменив позицию, нажал на спусковой крючок…
Белый и круглый, слегка вытянутый, точь-в-точь как настоящее яйцо, камень, попав под ногу (как всегда не вовремя), вывернулся под ступней, и рядовой Баранов, взмахнув руками, повалился на бок. Мгновения, когда еще можно было бежать, не опасаясь получить прицельный выстрел в спину, были упущены. Вскочив на ноги, он ушел вправо и тут же в прыжке свалился за небольшой каменный, намытый весенними водами гребень. И вовремя: десятки пуль, впиваясь между камней, дробя и отскакивая от них, завизжали вокруг в истеричной попытке достать притаившегося за ними спецназовца. Он видел, что разделяющая русло на две почти равные части водная преграда бежит всего в пяти шагах за спиной, но добраться до нее у внезапно ощутившего невыносимый приступ страха бойца не было никакой возможности. Отбросив в сторону бесполезный пулемет, он вцепился руками в еще не сделавший ни одного выстрела автомат и, даже не сняв его с предохранителя, замер в ожидании чуда…
Врагов все прибывало. Теперь Сергей окончательно понял, что их спасло лишь то, что прибежавшие первыми бандиты поторопились и начали пальбу слишком рано, не целясь и не дожидаясь подхода основной группы. Сейчас же старшего прапорщика выручал лишь кинжальный огонь основной части группы. Он слышал, как стучат и захлебываются пулеметы, как разрываются в лесу в боевых порядках противника выпущенные «ВОГи», как пару раз ухнули одноразовые гранатометы.
– Пора! – вслух произнес Ефимов и, в два прыжка преодолев поляну, рыбкой сиганул в каменистое русло, перекатившись через плечо, поднялся на ноги и, то и дело меняя направление, побежал к урезу воды. Достигнув небольшой каменной насыпи, он перемахнул за ее гребень и едва не приземлился на спину лежавшего за ней писаря.
– Мать моя женщина! – в сердцах выругался старший прапорщик и, не в силах сдержаться, от души въехал мелко подрагивающему Баранову по уху.
В оптический прицел было отлично видно, как рухнул группник, утаскивая за собой взмахнувшего руками Баранова, и тотчас до слуха наблюдавшего эту картину Аркадия донеслись звуки выстрелов. Или сперва были выстрелы, а потом группник повалился на землю? А может, все это произошло одновременно? Впрочем, рядовой Кудинов об этом не задумывался.
– Огонь! – приказ-крик снайпера пролетел над позицией спецназовцев, но его уже никто не слышал.
Оружие, давно наведенное на вершину противоположного хребта, полыхнуло выстрелами. Каждый боец помнил свой сектор: правее – левее, ниже – выше. Огонь только казался беспорядочным; на самом деле пули впивались в хребет, охватывая весь участок склона от вершины почти до самого русла, оставляя только небольшой прогал, на котором все еще оставались ушедшие с командиром разведчики первой тройки. Боевые порядки «чехов» на некоторое время смешались, огневой натиск с их стороны значительно ослаб, а группа по-прежнему вела огонь, давая возможность находившимся на том берегу сослуживцам начать отход через реку.
Вот метнулся вниз и начал спринтерскую пробежку Калинин. Тут же, лишь секундой позже, неловко согнувшись и слегка прихрамывая, запетлял по каменистому руслу рядовой Вячин. Следом за ним, пригибаясь почти к самой земле, мчался Каретников, но ни Баранова, ни должного находиться где-то рядом с ним группника среди отходивших не было. Наконец, Аркадий увидел командира, стрелявшего из автомата куда-то вверх по склону, и… сообразил, что занимается не тем, чем следует. С досады он выругался на самого себя, и его взгляд заскользил к вершине хребта, выискивая доступную для выстрела цель. Увы, противника он так и не увидел. Густые ветви, листва деревьев не позволяли сделать этого. Правда, иногда то здесь, то там сквозь переплетения ветвей просматривались всполохи выстрелов, мелькали быстро сменяющие позицию фигуры, но для прицельного выстрела этого было недостаточно. Кудинов прижал приклад к плечу и застыл в неподвижности.
Хайрулла ждал неприятностей с самого утра. Приказ, полученный от Басаева, был категоричен: выдвинуться и прийти в точку Н… для передачи «объекта» не позднее девятого числа. Мысленно прикинув расстояние, амир понял, что время не терпит. Надо было спешить. И теперь именно эта спешка не давала ему спокойного житья. В своей восточной рассудительности он не любил торопливости в важных делах. Сейчас на карту ставилась судьба давно задуманной операции, на которую был потрачен не один миллион долларов. И лишь Аллаху было известно, сколько сил ему пришлось положить для успешного выполнения разработанного ими плана. Времени было достаточно – до его осуществления оставались недели. И вот теперь эта непонятная спешка.
«Не иначе как шайтан нашептал Шамилю текст отданного приказа. Выдвинуться и прийти…» Вначале амир хотел отправить с грузом пятерых самых опытных моджахедов. Но затем вознес молитву Аллаху и, вразумленный его многозначительным молчанием, решил выдвинуться в точку Н… всем отрядом. И как же он оказался прав, как прав… Грохнувшие выстрелы не оставили тени сомнения в судьбе впереди идущих – стрелял снайпер, стрелял (именно так казалось Хайрулле) стремительно и хладнокровно. Три выстрела, всего три выстрела… целых три выстрела – значит, три трупа. Единственное, что давало надежду на то, что кому-то из тройки удалось уйти, – это грохнувшая вслед за теми тремя выстрелами пулеметная очередь.
Сосланбек Мартазалиев по прозвищу Бурят, Мохаммед – молодой, но опытный моджахед из Иордании и Дага – лучший пулеметчик амира, они знали, на что шли. И теперь… При одной мысли о гибели своего заместителя, всегда ходившего первым, в груди Хайруллы взыграла ярость.
«Отомстить, уничтожить… или, в крайнем случае, отбить трупы», – решил амир. Он не любил загонять самого себя в угол даже в мыслях.
– Аллах акбар! – вскричал Хайрулла, и в этот миг его уже не волновала ни русская артиллерия, из-за которой, собственно, и приказал погибшим выдерживать такой большой отрыв от основных сил отряда, ни судьба столь необходимого Басаеву груза.
– Бурят, Бурят, отзовись Старшему Брату, – твердил он в микрофон «Кенвуда», и когда на его многократный призыв никто не отозвался, амир голосом, преисполненным торжеством предстоящей мести, произнес: – Отомстим за наших братьев! Русские должны умереть! Принесите мне труп убившего моего брата! А лучше доставьте мне его живого, я знаю, как сделать его мертвым! – И, словно спуская с поводка собак, скомандовал: – Взять их!
Когда прозвучали первые выстрелы, Фадеев готовился лечь спать, а командир первой группы допивал последние капли взятого еще из ПВД чая.
– Игорь, пошли бойца по тройкам, пусть собирают вещи, – попросил ротный продолжавшего жевать Гуревича и, приподнявшись на локте, вслушался в почти тут же наступившую тишину.
– Романов, связь! – скомандовал капитан, и, увидев подтверждающий кивок радиста, сделал большой глоток и покосился на Фадеева. – Вадим, может, дождемся связи?
– Пусть собираются, – теперь эти слова звучали уже с нажимом, в котором были готовы прорваться командирские нотки.
– Аверин, – Гуревич окликнул одного из бойцов, расположившегося неподалеку от командиров тылового дозора, – живо по тройкам. Две минуты на сборы.
– Я, есть! – отозвался тот, а Игорь покосился на слышавших разговор разведчиков этой тройки, уже начавших складировать имущество, и начал собирать собственное.
Когда отпущенные две минуты истекли и командир группы подумывал, что делать дальше, в отдалении загрохотали пулеметные и автоматные очереди.
– Вперед! – с победным видом скомандовал вскочивший на ноги ротный и, не дожидаясь начала всеобщего движения, ускоренным шагом двинулся навстречу предстоящему бою…
Ефимов попробовал подняться, но огненный шквал над головой заставил его снова вжаться в холодную поверхность речного камня.
– Вот сволочи! – выругался Сергей, прикидывая возможные варианты своих действий.
Повернув голову, он осмотрелся – справа и слева бывшее речное дно представляло собой относительно ровную поверхность, и единственный гребень (именно тот, за которым сейчас они и прятались) в нескольких шагах истончался, постепенно сливаясь с окружающей ровностью. Только метрах в двадцати справа виднелся небольшой «островок», собранный из серых валунов, сцепленных намытой за разные годы глиной, и небольших притащенных половодьем бревен. Кое-где это природное сооружение поросло травой, а на самой вершине рос небольшой зеленый куст. По сравнению с грядой, их укрывавшей, этот «островок» выглядел поистине монументальным сооружением. Вот там можно было держать оборону уже всерьез. Но, увы, добраться до него у старшего прапорщика не было никакой возможности. Плотность огня была столь велика, что Сергей не мог даже осмотреться. Казалось, что противник разряжает в его сторону бесконечную ленту патронов. Пули не прекращали крошить камень. Ефимов не имел возможности даже на секунду приподнять голову, не знал, что творится у него под носом, и это его, мягко говоря, нервировало. Еще больше нервировало, нет, не нервировало, а злило, отсутствие внутригрупповой связи и, соответственно, невозможность координации действий своих подчиненных. Сейчас, лежа на холодных камнях, Сергей отчетливо понимал, что где-то допустил ошибку, но где? Внешне все его действия выглядели логично и были правильными, но… И вот теперь, находясь на узкой полосе непростреливаемой земли, с полной невозможностью предпринять какие-либо действия, у него выкроились свободные секунды чтобы подумать… Свободные секунды – возможно, длиною во всю оставшуюся жизнь. Ефимов достал из кармашка пачку патронов и, разорвав упаковку, начал снаряжать магазины…
