Сергей Волков - Пасынок судьбы. Искатели
Из «головы» состава сквозь поезд, открывая торцовые двери вагонов, прошли машинист и милиционер. Машинист, бледный и злой, громко объявил, что все в порядке, возгорания потушены силами пассажиров, поезд обесточен, скоро его вытянут на ближайшую станцию.
- Второй «звоночек!» - невесело усмехнулся Борис, отряхиваясь.
Я прислонился к стенке вагона, пытаясь избавиться от звона в голове.
- Старайся не вдыхать глубоко! - искатель ощупал мою голову, послушал пульс. - Вроде все в порядке. Ты присядь!
Я сел, где стоял, прямо на грязный вагонный пол. Пассажиры успокоились, переговаривались, кто-то нервно засмеялся. Не верилось, что еще пять минут назад эти самые люди превратились в обезумевшую толпу, готовую топтать друг друга, чтобы спасти свою жизнь.
Состав содрогнулся, где-то громыхнуло, и мы, наконец, медленно поехали. В вагонах было по-прежнему темно, мимо плыли стены тоннеля, змеящиеся кабели, какие-то проходы, уводящие в густой мрак, кое-где горели тусклые аварийные лампочки.
Дальнейший путь мы проделали без всяких приключений, если не считать косых взглядов милиционеров в переходе на «Киевской». Мы с Борисом здорово вывозились и походили на бомжей.
Громадный сталинский дом на Бережковской набережной, в котором жил Паганель, казался океанским лайнером со светящимися окнами, плывущим сквозь морось холодного осеннего дождя. Мне безумно захотелось оказаться в тепле, почувствовать себя под защитой надежных стен пусть даже чужого жилища. И еще очень хотелось почистить зубы - неприятный привкус во рту вызывал позывы тошноты.
Квартира Паганеля занимала весь верхний этаж башенки, возвышающейся над одним из крыльев дома. Мы поднялись наверх на лязгающем и грохочущем лифте, напоминающем «пипилакс» из данелиевской «Кин-дза-дзы».
Правда, Борис настаивал на подъеме по лестнице, но я бы просто не выдержал. После всех наших злоключений искатель заметно нервничал, тревожно озираясь, словно за каждым углом нас подстерегало что-то ужасное. Я прекрасно понимал его состояние - третий «звоночек» мог оказаться роковым.
И еще меня не отпускало чувство, что где-то наверху, за низкими сентябрьскими тучами, ворочается что-то огромное, и временами оттуда до меня долетает тонкий, будто хрустальный, звон…
Дверь Паганелевой квартиры - сплошной стальной лист - не имела ни глазка, ни звонка, ни ручки, ни даже замочной скважины.
- Он ее магнитом открывает, - пояснил Борис, попросил у меня спичку, вставил ее в какую-то неприметную дырочку над косяком и несколько раз ритмично нажал.
- Скрытый звонок. Очень удобно. Паганель сразу знает своих, - добравшись до двери, Борис явно приободрился.
Дверь открылась неожиданно мягко для своей внушительной массивности. На пороге стоял высоченный - под два метра! - седой человек в меховой безрукавке. Усы и старомодная бородка клинышком придавали ему сходство скорее с Дон Кихотом, чем с жюльверновским чудаком-профессором, только на носу рыцаря печального образа сидели вполне современные прямоугольные очечки, а в зубах дымилась изогнутая резная трубка.
- Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?
Борис кивнул.
- Надя улетела к нему в больницу. Входите, входите. - Паганель посторонился, пропуская нас в просторную прихожую.
На свету наша грязная одежда напоминала половые тряпки. Хозяин квартиры на секунду удивленно замер, затем тихо, не без иронии спросил:
- Пробивались с боем? Борис усмехнулся:
- Примерно так. Знакомьтесь: Сергей… м-м Степанович, друг Николеньки.
Паганель приосанился и церемонно поклонился:
- Очень приятно. Логинов. Максим Кузьмич. По профессии - Паганель.
Он повернулся и крикнул куда-то в глубину квартиры:
- Зоя! Голубушка! У нас ЧП! Борис остановил хозяина квартиры:
- Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор и плохие новости. Николенька погиб!
Паганель замер, медленно повернулся к Борису:
- Да вы что… Не может быть!… Как же это?! Николенька… Коля! Горе-то какое…
Паганель выглядел растерянным, даже каким-то жалким. Он помолчал, потом спросил:
- Как это произошло?
Я скупо, в двух словах, рассказал. Хозяин некоторое время постоял молча, наконец, глухо проговорил:
- Надо же… Вот так вот, глупо и нелепо… Мы стояли в просторной прихожей, и каждый вспоминал Николеньку. Мне даже на секунду показалось, что сейчас из-за угла коридора выйдет вдруг он сам и скажет, улыбаясь: «В-вы ч-чего это? Ч-чего т-такие м-мрачные?».
Но вместо Николеньки к нам выбежал совсем другой человек. Послышались легкие шаги, и в прихожую впорхнула, иначе и не скажешь, худенькая, коротко стриженная светловолосая девушка в джинсах и свитере. Задорно вздернутый носик придавал ее лицу какое-то детское выражение. Серые, чуть раскосые глаза девушки удивленно расширились.
- Борис! Что с вами? Паганель махнул рукой.
- Моя дочь, Зоя. Зоенька, это Сергей, друг Николеньки. Ты знаешь… Николая больше нет!
Зоя всплеснула руками.
- Как же так! Он ведь… Отец прервал ее:
- Такое несчастье! Да еще мальчики попали в передрягу…
Девушка засуетилась.
- Что же я стою?! Быстро раздевайтесь, вещи складывайте вот сюда.
Мы с Борисом дружно запротестовали, но Зоя, смешно сдвинув брови, командирским голосом сказала:
- Никаких возражений не принимается! Быстро раздеваетесь - и в ванную! Да, брюки тоже снимайте, я дам вам папины экспедиционные штаны.
Борис в отчаянии обратился к хозяину квартиры:
- Ну, Максим Кузьмич… Неудобно… Паганель лукаво улыбаясь, подыграл дочери:
- Неудобно спать… м-м-м…на потолке! Одеяло, знаете ли, падает! Без разговоров! Начальство приказало - извольте выполнять!
Борис страдальчески сморщился.
- Уступаем силе… Но, Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор!
- Все разговоры - потом! Борис, ваш товарищ еле на ногах держится! Я сразу понял, что вы не просто завернули старика проведать, в одиннадцатом часу ночи да еще в таком виде. Но сперва - переодеваться, в ванную и за стол!
Пришлось подчиниться. Ледяные когти страха, сжимавшие мое сердце, потихоньку словно таяли. Горячий душ просто возродил мое тело, даже звон в голове отступил, а когда Борис сунул мне в дверь чистые отутюженные армейские брюки Паганеля, я почти развеселился, заворачивая штанины примерно на половину их длины - явно не мой размерчик!
Выйдя из ванной и пятерней приглаживая мокрые волосы, я столкнулся с Борисом. Он, держа в руках такие же, как у меня, штаны, подмигнул и нырнул в душистую влажную атмосферу ванной комнаты. Пока я мылся, искатель успел вкратце рассказать Паганелю нашу историю, ту ее часть, в которой он сам принимал участие.
Теперь роль рассказчика досталась мне. Мы с хозяином прошли по длинному коридору на большую, необычайно уютную кухню, отделанную светлым деревом. На плите пыхтели кастрюли, сковородки, что-то аппетитно скворчало в духовке. Пучки трав, висевшие под потолком, источали забытые ароматы детства, деревни, свежескошенного сена…
Паганель внимательно выслушал меня, вздохнул, раскурил трубку и сказал:
- Николенька, хотя и без диплома, был, пожалуй, самым одаренным из нас искателем. Даже профессор, Денис Иванович, не обладал такой интуицией и чувством… м-м-м…историчности, что ли, как ваш друг, Сергей.
А уж Денис Иванович еще в конце семидесятых считался крупнейшим археологом в стране. Н-да, какая нелепая смерть! Милиция, конечно же, убийцу не найдет - слишком мало улик. Дело закроют, и оно уйдет в архив…
Клубы ароматного дыма от трубки, причудливо извиваясь, поднимались к потолку и исчезали, втянутые встроенным в стену вентилятором.
Мы молчали. Каждый думал о своем. Вошла Зоя, деловито помешала в кастрюльках, проверила что-то в духовке, понимающе кивнула, когда я встретил встревоженный взгляд ее выразительных глаз, и начала ловко накрывать на стол. Я вызвался помочь, но слишком резко встал, и в глазах опять потемнело. Должно быть, я покачнулся, и это не укрылось от внимательных глаз Паганеля:
- Э, голубчик! У вас же травма, Боря мне рассказал про ваши злоключения в метро. Старый я склеротик, как я мог забыть! Сейчас я вас полечу.
Я попытался отшутиться - не очень-то я верю во всякие экстрасенсные дела - но Зоя взяла меня за руку и доверительно сказала:
- Папа имеет диплом мануального терапевта, подписанный самой Джуной! Не упрямьтесь - вам сразу станет легче!
Я покорно сел, закрыл глаза и только по изменению светлых и темных пятен понял, что Паганель водит руками над моей головой. Потом мне стало спокойно, я неожиданно вспомнил наш городок, липы и клены возле школы, маму, встречавшую меня, первоклассника, после первого в моей жизни урока, торт «Наполеон» на седьмое ноября, велосипед, подаренный мне на Новый год и не поместившийся под елкой… Папа вытащил его на балкон и замаскировал снегом. Помню, я здорово изумился - откуда Дед Мороз знает, что я хотел именно велосипед? Мне тогда было восемь…
