Леонид Словин - Бронированные жилеты

- Вот еще! Страсть такая! - Она снова одернула юбку. - И кулон с цепкой бросил... - Она имела в виду изделия Бронницкой ювелирной фабрики, оставленные в портфеле. - А не доехал!

"Что за тайна в странном поведении Голея..." - подумал Денисов.

Антон закончил протокол, дал понятым подписать.

- Спасибо, все свободны.

Опознание Голея, казалось, должно было вызвать новые вопросы, потребовать уточнений. Пятых приготовилась отвечать, поправила пилотку. Однако спрашивать было не о чем...

- А вообще в вагоне было все в порядке?

- Не поняла...

- Шум, скандал?

- Нет!

- Как со светом?

- Отъехали от Москвы - пробки полетели. Сбегала за электромехаником поправил...

- В одиннадцатом еще горел свет?

- Везде горел.

- Билет... - он едва не упустил. - На двадцать третье место.

Пятых достала "кассу".

Билет Голея оказался старого образца со штампом "Комиссионный сбор 50 коп.", купленный в кассе, не подключенной к системе "Экспресс". Таких касс на дороге оставалось немало.

- Вы спросили, какое впечатление произвел Голей, - Вохмянин остановился в проеме двери. - Трудный вопрос. Вроде того: имеет ли электрон собственную массу или масса его поля и есть собственная... - Он достал взглядом до столика, где лежали телеграммы, и снова посмотрел на Денисова. - Не помешал?

- Нисколько, - хотя заведующий лабораторией появился не вовремя.

- "Мы" - в большей мере то, что нас окружает. Друзья, близкие, наше прошлое. Масса нашего поля. Она и есть наша собственная масса. В последнее время меня это все больше интересует. - Он по-прежнему не расставался с незажженной холодной трубкой.

- Теория поля? - спросил Антон.

- Психология, состояние личности.

- Смотря что в данном случае считать массой, - Сабодаш приготовился возражать.

На столике лежали знаменитые картофелины из Иконоковки, их принесла Суркова.

- ...Реальность поведения... - Вохмянин затянулся воображаемым дымом из трубки. - Голей показался мне личностью. - Он ограничился общей постановкой вопроса.

Спор утих, не успев разгореться. Вохмянин обратил внимание на полиэтиленовый пакет с телеграфным бланком, лежавший на столике. Бланк не отослали, потому что осматривавший купе эксперт обнаружил лишь мазки, непригодные для идентификации.

- Кто, по-вашему, мог принести бланк в купе? - Денисов показал на пакет. - Вы видели его раньше?

- У Николая Алексеевича.

- Вкупе?

- У касс... - Вохмянин отвечал неуверенно. Он по-прежнему держался своей версии о том, что прилетел в Москву не двадцать третьего, а двадцать четвертого. - И в купе. Когда сидели...

Денисов повернул бланк, показал написанные карандашом цифры: 342.

- Это, наверное, рука Голея?

Вохмянин сжал холодную трубку:

- Не знаю... Между прочим! Может вас заинтересовать: сквозь сон я отчетливо слышал, как Ратц разговаривал...

- Вкупе?

- Причем довольно долго.

- О чем?

- Не знаю. Вот я что думаю: в себе ли он?

- Может, кто-то входил в купе... - Антон недоговорил.

В окно ударил вихрь пыли. Совсем рядом замелькали тамбурные площадки встречного поезда. По голубым поручням Денисов узнал фирменный "Саратов" "Голубое на зеленом". Оба локомотива на несколько секунд словно удвоили мощности. Стучали колеса. Наконец раздался последний стук - дополнительный будто выскочил из тоннеля. Скорость его сразу упала.

Бохмянин поднялся.

- Откуда ваша фамилия? - поинтересовался Сабодаш. - "Вохмянин".

- Вохма, - завлабораторией сунул трубку в карман. - Река есть, берет начало в Северных Увалах.

- А я с Алтая, - Антон помахал газетой, как веером. - Там у нас какие реки? Катунь, Бухтарма, Бия да Чуя. Озер много... - Он достал папиросу. Как отпуск, на Алтае меня уже ждут. Что ни старик там, то личность.

- Вы не в том плане...

- Шучу.

С Денисовым Вохмянин простился дружески.

- Экспресс, инспектор с отпускным удостоверением. Труп в купе, - он сжал холодную трубку. - История известна. В конце пути инспектор должен указать убийцу.

- Голей испробовал все, чтобы скрыться от преследователей. Купил билеты в разные вагоны, сел в тринадцатый, незаметно перебрался в одиннадцатый... - Антон закрыл дверь, сбросил рубашку. Кобуру с пистолетом сунул в китель.

Вблизи его мускулатура гиревика выглядела внушительно, особенно плечевой пояс. Говорили, у себя, на Алтае, Антон попал в сборную в течение пяти минут: пришел на соревнования зрителем, ушел - призером.

- ...Обратил внимание? Пока он находился в тринадцатом, там начались неполадки со светом.

- Обратил.

Денисов помолчал. Как-то он играл в турнире против кандидата в мастера, известного в управлении шахматиста. Кандидат не принимал Денисова всерьез, болтал с болельщиками. Сделав очередной ход, он схватился за голову:

- Поздравляю, сержант, - Денисов тогда ходил в сержантах, - твоя победа.

Денисов наскоро оценил позицию. В случае размена противник сдваивал пешки. В эндшпиле для игроков определенного класса это значило многое. Выходит, кандидат ценил Денисова не так низко! Вокруг бросили игру, сгрудились за их доской. Тянуть с ходом было неудобно - Денисов пошел на размен.

- Эх! - не выдержал кто-то. - Ты же мат ставил!

Народ отхлынул. Партию Денисов быстро проиграл.

В тот день, возвращаясь после игры, он поклялся никогда не делать ничего, чтобы представить себя легким, схватывающим на лету, - не таким, какой есть на деле.

- Электрическое хозяйство здесь ни к черту, Антон! - Денисов вспомнил запылившуюся стенку группового щита, плохо прилегающие контакты.

- А я что говорю?

- И все можно на это списать. Кроме одного! - Он представил металлическую пластину, ловко наброшенную на клеммы группового щита. Треск, наверное, был громоподобный!

Антон снял с полки потемневшую от пота рубашку.

- Но Суркова не слышала!

- Он, вероятно, и ждал, когда ее не будет в служебке! Здесь не все ясно.

- Голей бежал в одиннадцатый, значит, был уверен в попутчиках, Антон выставил рубашку в окно, встречного потока едва хватило, чтобы лениво покружить рукава. - Ну и скорость.

- Однако не забудь! Убит он был именно в одиннадцатом!

Антон кивнул.

- Вообще-то мне симпатичнее другая версия. Голей вез большие деньги, боялся всех - людей, собак. Я обратил внимание: "По нескольку дней голодал, поэтому, дескать, сохранил жизнь..." Трус, хотя и неудобно о мертвом. Забивался в угол...

За окном показался поселок, дополнительный пошел совсем тихо. У самых шпал снова махали руками дети. Антон помахал тоже.

- В поезде линия Голея пересеклась с линией преступника, который разгадал Голея. - Он надел рубашку, проверил, застегнуты ли карманы. Умысел на убийство возник случайно.

- А переход Голея из одного вагона в другой?

- С убийцей не связан. Как бы это объяснить?

Денисов внимательно слушал.

- Больной человек попал под машину, которая скрылась с места происшествия... - Антон встал, разминая ноги. - Тебе поручено найти виновных. Изучая историю его заболевания, ты хочешь сделать вывод о машине. - Описав полную окружность, мысль Антона возвратилась к исходной точке. - Убийство Голея заранее не готовилось.

- Кефир? Печенье? - На пороге появился уже знакомый официант-разносчик. - Кухня откроется только перед Аткарском.

- Перерыв на обед? - спросил Антон.

- Вроде, - Феликс украдкой взглянул на торчащую из кителя кобуру.

- Кефир съедобный?

- Свежайший.

- Бутылку кефира, - Антон отсчитал мелочь. - И две пачки "Беломора".

Феликс передал кефир и папиросы, сдачу положил на край стола. Было заметно, как он колеблется, не решаясь спросить.

- Садитесь, - Денисов показал на полку.

- Насчет того пассажира... - Феликс замялся, раскручивая на весу корзину с продуктами. - Необходимость не отпала?

- Насчет пассажира?

- Того, что стоял с потерпевшим...

- Вы видели его?

- Он едет в тринадцатом вагоне. Вафли сейчас взял. Три пачки.

Это звучало неправдоподобно.

Антон уже пристегивал галстук-регату.

- Пошли.

Пока Денисов запирал купе, Сабодаш и Феликс были уже в тамбуре. Денисов догнал их в тринадцатом. Несколько пассажиров выглядывало из-за дверей. Молодая пара в конце коридора, забавляясь, писала что-то на пыльных окнах. Хрипел транзистор.

- Жена с ним, трое детей, - Феликс показал на дверь.

Антон решительно ступил в купе.

- Разрешите?

Детей оказалось не трое - четверо. Младший мальчик спал на верхней полке, братья и сестры у окна хрустели вафлями. Сухая остроносая женщина, которую Денисов заметил утром в ресторане, и ее смазливый, похожий на цыгана муж ссорились.

- ...Очень ей надо, - ворчал мужчина, когда Денисов и Сабодаш вошли, - только и дел у сестры, чтобы нас судить...

Денисов привычно смоделировал предыдущую реплику: