Александр Шувалов - Притворщик
– Стас.
– Пойдем, поговорим.
Мы прошли по коридору мимо кабинетов с табличками: «Директор по маркетингу», «Директор по связям с общественностью», «Директор по науке», «Коммерческий директор», «Директор по макроэкономике», «Центр информационных инноваций», «Консультанты» и, наконец, просто «Менеджеры». Мы зашли в кабинет директора по науке.
– Присаживайся, – и набрал номер по телефону внутренней связи: – Володя, зайди. Да, наш директор по маркетингу где? Что, до сих пор дрыхнет? Разбудить и вместе с ним ко мне, дело есть.
– Много у вас директоров.
– Мы такие.
– А генеральный есть?
– А на хрен он тебе сдался? Впрочем, если хочешь, можем высвистать, полюбуешься – и я понял, что у этих ребят на случай чего зиц-председатель точно есть, возможно, даже с самой настоящей справкой из дурки.
Видно, прочитав все это на моем простодушном лице, директор по науке Сергей гордо хмыкнул.
– А ты как думал.
Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился шириной с двухстворчатый шкаф, стриженный под Котовского персонаж, подталкиваемый в спину невысоким, хрупким на вид человеком. Здоровяк зевал во весь рот и все порывался вырваться и вернуться к себе, чтобы «от души поработать».
– Стас, знакомься, это Володя, директор по макроэкономике, – и он указал на невысокого, – а это Саня, директор по маркетингу. Ребята, это Стас, пришел от Геры.
– Где-то я тебя встречал, брат, – молвил директор по маркетинг Саня и грустно направился к стоящему в углу агрегату варить кофе на всю честную компанию, потому что за какие-то провинности был назначен дежурным по камбузу.
– Все мы – с одной помойки, – философски заметил невысокий макроэкономист Володя. – И где-то когда-то пересекались.
– А где у нас директор по связям с общественностью? – голосом персонажа из наевшей оскомину миниатюры Жванецкого спросил Сергей.
– Как где? – отозвался возящийся в углу Саня. – Общественность связывает. Как закончит, позвонит.
– Ладно, ждать не будем, рассказывай, Стас.
И я рассказал им все или почти все.
Глава 17
– Однако, – молвил Саня, когда я закончил. – Однако и влип же ты, брат. И как только тебя угораздило?
– Сам не знаю...
– Что требуется от нас? – спросил молчавший все время Володя.
– Для начала как можно более подробная информация вот по этим вопросам, – я перебросил ребятам через стол несколько листков бумаги. – Там же данные по человеку, к которому надо приставить «ушки». Его и еще этих двух персонажей неплохо было бы, начиная с сегодняшнего дня, поводить по городу, попытаться отследить контакты. Вот эту пару номеров хорошо было бы послушать. Справитесь?
– Постараемся. Это все?
– Мне еще может понадобиться контрнаблюдение, подстраховка и, допускаю, несколько человек для участия в небольшой корпоративной войне.
– Неслабо, – заявил Котов, допивающий черт знает какую по счету чашку кофе. За прошедшее с начала нашей милой беседы время он умудрился истребить его ничуть не меньше, чем среднестатистический россиянин пива с похмелья.
– Именно, – вступил в разговор Сергей. – Между прочим, нас всего-то девять штыков, это если считать с тобой.
– Не думаю, что против нас выставят дивизию. Девять-десять подготовленных профессионалов максимум. Устраивать шум на весь мир никто не захочет, так что расчет будет на неожиданность и внезапность.
– Стоп, почему обязательно на весь мир? – поднял голову от блокнота, в котором делал какие-то записи, явно очнувшийся от летаргии Саня. – Ребята, у меня тут идейка одна нарисовалась, пойду, поразмышляю в тиши, а заодно нашему компьютерному задачи поставлю.
– Давай, – одобрил так кстати возникшее служебное рвение у коллеги Сергей и, повернувшись ко мне, спросил:
– Наш гонорар?
– Сто тысяч евро за информационное обеспечение и оперативные мероприятия, миллион в случае, если придется повоевать, плюс оплата всех возникших расходов. Деньги привезу завтра.
– Привози все, – заявил задержавшийся у выхода из кабинета Котов. – Придется.
– Уверен?
– Да, – чувствовалось, что этот человек с замашками персонажа из анекдота – единственный из них всех опер, причем, очень даже неплохой. – Сегодня вечерком почту свою почитай, перешлю кое-что.
– Буду ждать.
Я ехал в трамвае по Дворцовому мосту, когда зазвонил телефон.
– Да.
– Стас, привет, это Толмачев.
– Приветствую, Павел Константинович, – заместитель Терехина еще со времен службы в конторе и наиболее доверенный его сотрудник, Толмачев, после того как его шефа ушли на заслуженный отдых, не захотел занять его пост, а последовал за ним, демонстрируя удивительную в наше странное время личную преданность. Редкостный педант, можно сказать, зануда, службист до мозга костей, славящийся на все управление феноменальной памятью и въедливостью.
– Андрей Степанович велел сообщить, что приготовил, – тут он сделал паузу, конспиративный наш, – когда приедешь забрать?
– Завтра.
– Как тебя найти, если срочно понадобишься?
– Через час я буду у себя на Шверника.
– Добро, – следуя примеру шефа, тот обожал вставлять в разговор военно-морские словечки. – Будь на связи.
– Непременно, – пообещал я и отключился.
Глава 18
Прихватив оставленную в камере хранения на Киевском сумку, я нырнул в метро и отправился домой на Академическую. В мои планы совсем не входило ночевать в собственной квартире, просто следовало кое-что проверить. Уж больно не понравился недавний разговор с верным Павлом ибн Константиновичем и его вопросики.
Выйдя из метро, я немного прошел дворами и вышел на улицу моего детства. Когда-то она называлась улицей Телевидения, но после того, как выдающийся партийный и государственный деятель, несгибаемый большевик, твердо и принципиально колеблющийся исключительно вместе с линией партии (тому свидетельство – присутствие в политбюро, как при Сталине, так и при Никитке) товарищ Шверник на восемьдесят третьем году жизни оставил этот мир, улицу назвали в его честь. Я миновал здание торгового центра и, не доходя до многоэтажки дома аспирантов, повернул налево. Вслед мне несся отборный русский мат, это будущее российской науки, гости с Кавказа, о чем-то мирно беседовали с группой вьетнамских «аспирантов» с Черкизовского рынка.
А вот и вход в мой двор. Сюда меня привезли в виде свертка в одеяльце из роддома, отсюда же я, не совсем адекватно воспринимающий мир после бурных проводов, отправлялся служить срочную, полагая, что на каких-то два года всего. Здесь жили мои друзья, Сережка и Виталька. В детстве мы вместе играли в войну, и на чердаке у нас был «штаб», немного повзрослев, всей компанией ходили на тренировки в секцию бокса, на Большую Черемушкинскую. Потом жизнь, как и следовало ожидать, разбросала нас. Я не вернулся из армии. Сережка в начале восьмидесятых зашустрил в комсомоле, сейчас он депутат Госдумы и заместитель руководителя какой-то там парламентской группы. Мы столкнулись с ним два года тому назад в лондонском пабе. Он соизволил узнать меня и любезно предложил как-нибудь встретиться, предварительно созвонившись через его секретаря. Виталька сейчас в Австралии, когда ему раз в три-четыре года в очередной раз надоедает руководить транспортной фирмой своего тестя, он вырывается на недельку ко мне, и мы гудим по-русски, то есть с водкой под соленые грибы, и вспоминаем юность.
Если войти под арку во двор, то слева от входа будет беседка, где мы обычно собирались по вечерам перед выходами на Большую землю за приключениями на собственные задницы. А еще мы любили погорланить там под гитару. Помнится, Сережка здорово на ней играл. Как-то он привез со сборов комсомольских активистов в Крыму эту песню, и она стала нашей любимой:
Парашюты рванули, приняли вес,
И земля содрогнулась едва,
А внизу дивизии Эдельвейс
И Мертвая Голова...
Выводили мы нарочито-хриплыми голосами на радость засыпающим соседям и сами себе казались парнями с неба. Насколько я знаю, из нашей троицы один только я сподобился прыгнуть с парашютом. Каких-то сорок восемь раз, исключительно в силу служебной необходимости и без малейшего удовольствия.
Если войти под арку... Не буду я заходить под арку, боюсь. Если уж на то пошло, разумная трусость – первое и основное правило нашей работы. Те, кто забывали о нем, уже не с нами. Вот и я поберегусь.
Это только кажется, что вход в наш двор (он же выход) только один. Когда-то в юные годы мы умудрялись просачиваться туда и обратно через гаражи. Очень хочется верить, что я не очень растолстел с тех пор, когда это у меня получалось. Не хватает для полного счастья еще застрять в проходе между стенами.