Б. Седов - Валет Бубен
Видя, что я озираюсь, как чукча на ВДНХ, Дядя Паша пихнул меня локтем в бок и сказал, ухмыляясь:
– А ты что, думал, мы тут на Урале щи лаптем хлебаем?
Видно было, что он доволен впечатлением, которое произвела на столичного гостя его «банька».
– Ты пока пойди с девочками, они тебя помоют как следует, а потом, чистенькие да свеженькие, посидим у бассейна, отдохнем. А там и к столу пора будет идти.
Он развернул меня и подтолкнул в сторону одной из многочисленных дверей, у которой стояли две неизвестно откуда взявшиеся девушки в белых махровых халатах. Одна из них открыла дверь, а другая сделала приглашающий жест, дескать, давай, заходи, не стесняйся.
Ну, я стесняться не стал и зашел.
Девушки зашли следом и закрыли за собой дверь.
Я находился в просторной натопленной комнате, посреди которой стоял огромный деревянный лежак. Вокруг были расставлены кадушки, ведра, лавки, а из стены торчало несколько разнокалиберных кранов.
– Меня зовут Лида, – улыбаясь, сказала одна из девушек и сняла халат.
Ого, подумал я, увидев, что у нее под халатом.
Посмотреть было на что. Она была ростом с меня, и ее никак нельзя было назвать худой. Но и толстой – тоже. Она была просто крупная, большая. Ее было много, и это возбуждало.
– Я тебе нравлюсь? – игриво спросила она и повела бедрами, отчего ее весьма увесистая грудь с маленькими темными сосками тяжело покачнулась.
Моих штаны вдруг стали слегка тесноваты спереди.
– Нравишься, – ответил я, не в силах оторвать глаз от такого богатства.
– А я – Варя, – сказала другая девушка и тоже скинула халат.
Не дожидаясь вопроса, я сказал:
– Ты тоже мне нравишься.
У обеих были почти одинаковые темные вьющиеся волосы, но Варя была загорелой до смуглоты, а Лида – белой, как молоко. И то и другое вполне устраивало меня. Честно говоря, мне еще не приходилось нырять в такое обилие молодой упругой плоти, и я почувствовал, что это, должно быть, самое то.
– Раздевайся, Костя, и ложись, а мы тебя помоем, – сказала Лида и таинственно улыбнулась.
– Мы хорошо моем, – добавила Варя, – лучше не бывает.
Я усмехнулся и мигом скинул шмотки.
И тут же они увидели, как сильно они мне нравятся.
Ниже пояса я голосовал за их достоинства изо всех сил.
Они захихикали, и загорелая Варя, положив руки мне на плечи, подвела меня к лежаку. При этом мой напрягшийся бивень случайно уперся в ее теплое и мягкое бедро, и я почувствовал, что мне стало не до мытья. Тогда белая и гладкая Лида зачерпнула ковшиком из ведра и стала поливать его разгоряченную голову тонкой струйкой ледяной воды. Это было ужасно приятно, но он тут же успокоился и опустился.
– Сначала – мыться, – сказала Лида и бросила пустой ковшик обратно в ведро.
Ну, блин, подумал я, девушки знают толк в банном деле и никуда не торопятся.
Да и старый пень Дядя Паша, похоже, знает толк в девушках!
Тогда и я не буду торопиться.
Варя снова подтолкнула меня, и я уселся, а затем и улегся на просторный лежак. Расслабившись, я закрыл глаза, и девушки начали меня мыть.
Вот это было мытье!
Сначала они перевернули меня лицом вниз и стали в четыре ласковых руки намывать и массировать мою спину и вообще все, что я не мог увидеть в зеркале. Потом, окатив несколько раз теплой водой, они повернули меня к лесу задом, а к себе передом, то есть – мордой вверх, и принялись за остальное. Ну а уж когда они, закончив с мытьем, перешли к заключительной части программы, то я, так и не открывая глаз, почувствовал, как растворяюсь под их многочисленными нежными пальцами и горячими и мягкими губами.
И потом, когда я почувствовал, что наслаждение дошло до почти невыносимого обжигающего предела, что-то горячее и тесное начало медленно надеваться на меня, и я пронзал это все глубже и глубже, уходя в невообразимую жаркую и влажную глубину, пока не ушел туда весь.
А потом я взорвался и разлетелся на мельчайшие клочки, и радужная бездна приняла в себя то, чем я был раньше.
Прошло миллион лет.
Чьи-то нежные и горячие руки соскребли с деревянных стен то, что от меня осталось, и слепили меня снова.
Я открыл глаза и увидел склонившихся надо мной Лиду и Варю.
Они улыбались и смотрели ласково и хитро.
Я с трудом встал, и они начали обливать меня из ведер прохладной водой. Наконец я почувствовал, что могу передвигаться без посторонней помощи, и сказал:
– Я пойду, а?
Ничего умнее в мою голову прийти пока не могло.
Они снова захихикали и накинули на меня зеленый махровый халат малахитового рисунка. Дверь открылась, и я на подгибающихся ногах вышел к бассейну, сопровождаемый уже успевшими надеть халаты девушками.
Дядя Паша сидел в шезлонге и курил толстенную сигару. На столике рядом с ним стояло несколько бутылок пива. Услышав мои шаги, он оглянулся, и увидев, что я из себя представляю, закинул голову и густо захохотал. Глупо улыбаясь, я подошел к краю бассейна и вдруг почувствовал, что меня толкнули четыре сильные руки.
Взмахнув руками, я, подняв фонтан брызг, рухнул в воду.
И сразу же понял, что это было именно то, чего мне не хватало.
Вынырнув, я снова почувствовал себя бодрым и свежим, все вокруг меня было ярким и четким, и вообще я чувствовал, что в ближайшие пятьсот лет могу не отдыхать и не спать.
Подплыв к краю бассейна, я взялся руками за малахитовый бордюр и одним движением выкинул свое наполненное силой и весельем тело из воды. Скинув мокрый халат, я бросил его на пол и надел другой, который предусмотрительно протянула мне Варя.
Я посмотрел на довольных результатами своего усердия девушек, громко чмокнул каждую из них в розовую упругую щечку, и они, повинуясь боярскому жесту Дяди Паши, исчезли за одной из дверей.
Я опустился в деревянное некрашеное кресло рядом с хозяином, взял бутылку пива, налил себе до краев высокий стакан и от души к нему приложился.
– Ну и как тебе моя банька? – самодовольно спросил Дядя Паша.
– Класс! – ответил я, переведя дух и утирая с губ пивную пену. – Никогда в жизни такого не было. А про твоих банщиц я уж и не говорю. Вообще-то ты рискуешь, Дядя Паша!
– Интересно, чем?
– А тем, что прискачу я к тебе на вороном жеребце темной ночью и умыкну их обеих. Что будешь делать?
– Пошлю тебе вдогонку еще двух. Устроит?
– Пожалей меня, Дядя Паша, они же вчетвером душу из меня вынут!
– То-то!
– Ну ладно, не буду.
В это время открылась покрытая затейливой резьбой дверь, и на пороге показался одетый в черный костюм молодой крепкий парень с торчавшей на затылке короткой косичкой. Он посмотрел на Дядю Пашу и кивнул ему. Дядя Паша кивнул в ответ, и парень скрылся.
– Пора к столу, – сказал Дядя Паша и встал.
– А переодеться? – спросил я.
– Зачем? – удивился Дядя Паша. – Мы же не на приеме в Кремле!
Когда мы вошли в ту дверь, из которой выглядывал парень с косичкой, я увидел огромный стол, заставленный жратвой и напитками.
За столом сидели двое мужчин. С первого же взгляда можно было понять, что это вовсе не сотрудники отдела народного образования. Один из них, коротко остриженный, был лет сорока, и его волосы отливали серебром. На нем была белая футболка с короткими рукавами, обтягивавшая рельефную мускулатуру торса, а на его загорелых и жилистых руках можно было прочесть всю его историю и статус. Другой, чуть помоложе, был одет в светлосерый костюм, черную рубашку и белый галстук. Его темные блестящие волосы были гладко зачесаны назад, и его можно было бы принять за преуспевающего коммерсанта, но специфическая худоба лица говорила о том, что он немало лет провел в лагере, и этот лагерь был совсем не пионерским. На его руке тускло светились массивные золотые часы.
Дядя Паша взял меня за локоть и сказал:
– Это наш уважаемый гость из Питера – Костя Знахарь.
Я учтиво наклонил голову.
– Это – Витя Соленый, – сказал он, указав на здоровяка с наколками, – а это – Саша Астрахан.
Здоровяк показал зубы, а любитель дорогой одежды и золотых часов кивнул.
– Оба они – уважаемые люди, авторитеты, как и ты, Костя.
Они привстали, и мы пожали друг другу руки. Потом все уселись, и Дядя Паша сказал:
– Ну что, закусим, чем бог послал?
И подвинул ко мне небольшой тазик с черной икрой.
* * *Я проснулся рано и долго лежал, прислушиваясь к прозрачной утренней тишине, которую нарушало редкое цвирканье какой-то одинокой осенней птички, да на жестяной оконный карниз за мокрым стеклом мерно капала вода.
Ночью прошел дождь, и по небу медленно ползло клочковатое серое покрывало. Комната была наполнена утренним сумраком, скрывавшим очертания предметов и я, неторопливо бродя взглядом по стенам и потолку, вспоминал вчерашний вечер.
