Олег Маркеев - Тотальная война
Максимов сбросил с себя неподъемную тяжесть АГС-17. Упал на колени. С трудом восстановил дыхание. Кто-то оттащил от него гранатомет. Максимом слышал, как за спиной тихо клацает металл — бойцы устанавливали гранатомет на треногу.
— Сможешь? — сипя, спросил он у того, кто пристраивался к гашетке гранатомета.
Боец посмотрел вверх, прикидывая крутизну склона и выверяя траекторию.
— Попробую, — ответил он.
— Ты, уважаемый не пробуй, а попади, прошу тебя. Иначе нас там на куски порвут.
Боец улыбнулся и кивнул.
«Что они все зубы показывают? — подумал Максимов. — Голливуд какой-то. Радуются всему, как дети».
Он уже знал, что эти шестеро были остатками взвода разведки, еще ночью ушедшего по склону вверх вышибать из опорного пункта диверсионную группу. Ни один не вернулся. Максимов был уверен — работа Марата. Разведчиков ждали, точно зная, какими силами и с какой стороны подойдут.
Боец пристегнул сбоку к гранатомету кассету с зарядами. Поводил стволом. Кивнул — готов.
Сверху на площадку обрушилась еще одна комета, волоча за собой длинный дымный след. Внизу тяжко ухнуло. Эхо мощного взрыва заметалось между горами. С высотки донесся радостный крик: «Алл-аа!»
— Подбили-таки, — сплюнул Максимов. Внутри все закипело от злобы. Он почувствовал, что созрел для рукопашной.
— Пошли!
Змейкой, где на ногах, где на четвереньках, штурмовой отряд двинулся вверх по склону.
Чем ближе подбирались к опорному пункту, тем больше попадалось трупов.
По положению тел было ясно, что разведчики нарвались на кинжальный огонь засады, их разметали по склону и перещелкали по одному.
Небо посветлело, вот-вот должно было взойти солнце. Верхушка склона смотрелась четкой, правильной дугой, чуть сплюснутой на вершине. В небо упирался остов радиомачты.
Максимов вспомнил карту. Впереди, метров через пять, склон терял крутизну, переходил в ровную площадку, опоясывающую вершину. На ней и стояли постройки поста и размещались огневые точки опорного пункта. Судя по всему, вышли они точно на пулеметное гнездо. Был ли там сейчас пулеметчик, или перебрался ближе к тому краю, что нависал над базой, и вместе со всеми отстреливал тех, кого еще не разорвали собаки, неизвестно.
Бойцы без команды достали пикриновые шашки. Максимом махнул рукой влево от себя. Бойцы начали смещаться вбок, расползаясь как можно шире.
Ветер дул в спину.
Максимов мелко перекрестился. Чиркнул серным колечком по запалу своей шашки. Поднял, чтобы увидели бойцы, и по высокой дуге метнул вперед.
Шашки полетели вверх, пропали. Там, где они упали, вскоре поднялись белые дымки. Загустели. И облачком поползли вверх.
— А-а-а, шайтан! — раздался чей-то крик.
Пулеметчик нюхнул «черемухи».
Один из бойцов привстал на колено. Точным броском метнул гранату на звук. Грохнул взрыв.
Внизу под ними заработал АГС. Тупорылые цилиндры с воем пронеслись над залегшим отрядом. По крутой траектории уходили на вершину. Султанчики разрывов взлетели над опорным пунктом. Каждая граната, взрываясь, исторгала из себя стальные иголки, на семь метров вокруг выкашивая все живое. А гранатометчик продолжал засевать склон гранатами.
Вершина скрылась за пылевым облаком. Из опорного пункта слышались отчаянные крики и редкие выстрелы. Били, не целясь, вразброд. Облако слезоточивого газа, смешавшись с пороховой гарью и пылью, уже накрыло опорный пункт. И крики перешли в отчаянные завывания.
Гранатомет внизу захлебнулся, выплюнув последний заряд.
— Вперед! — Максимов приподнялся на колене. Краем глаза заметил, что бойцы продолжают лежать, вжавшись в пожухлую траву.
— Сучары, — зло ощерился Максимов.
Сорвал с жилета «лимонку», зубами вырвал чеку и швырнул за спины бойцов. Все тут же дружно вскочили и понеслись вперед, стараясь успеть добежать до ровной площадки за три секунды, оставшиеся до взрыва.
Дружно, словно сотню раз отрабатывали на тренировках, свалились в первый окоп. Сгоряча прошили очередью уже мертвого пулеметчика.
По ходу сообщения рванули дальше.
Едкий дым забился в ноздри. Через секунду никто уже ничего не соображал, действовали, охваченные безумной яростью. Увидел — убил. Увидел — убил.
Глава сорок пятая. Век мечей и секир
Странник
С вершины открывался вид на горные кряжи, лежащие внизу. Обзор был прекрасным, идеальное место для опорного пункта. Славка-Бес оборудовал его по всем правилам военного дела. Даже потеряв позиции внизу, здесь, на господствующей высоте, с оставшимися бойцами можно держать круговую оборону не один день.
Но это планировалось для нештатных ситуаций. В обычном режиме здесь находился наряд наблюдателей. Всех четверых кто-то профессионально и хладнокровно вырезал. Почерк был одинаковый — удар ножом под правое ухо. Излучатель пси-лазера находился в кирпичной постройке рядом с радиомачтой. По внешнему виду он напоминал антенну РЛС «ДОН», но над внутренней начинкой кто-то старательно поработал, изрезав все проводки и раскрошив все детали. А потом этот же одиночка провел через минные поля диверсионно-разведывательную группу.
Из блиндажа опорного пункта кабель уходил вниз, связывая с базой. Полевой телефон-вертушка исправно работал. Теперь Максимов знал, как Марату удалось легко подставить взвод разведки под прицельный огонь. Просто позвонил и сообщил командиру диверсионной группы, откуда следует ждать атаки. Задачу взводу, как выяснил Максимов, Марат ставил сам.
— И что за жизнь сучья! Все друг друга сдают, — пробору мотал Максимов.
Он сидел на крыше блиндажа. Внутри было слишком много крови и разметанной взрывом человечины. Последних из диверсантов добили здесь, забросав гранатами.
Остыв после рукопашной, Максимов обошел опорный пункт, разглядывая убитых диверсантов. Пришел к печальному выводу, что они ничем не отличаются от тех, кого вырезали ночью, и тех, кто утром убил их самих. Форма, оружие, возраст и лица — все одинаковое. Спроси — ради чего убивали друг друга, не ответят. Ни мертвые, ни живые.
«Братья начнут биться друг с другом, родичи близкие в распрях погибнут; тягостно в мире, великий блуд, век мечей и секир», — пришло на память Максимову.
— Старуха была права, — сказал он вслух.[63] Сидевший рядом толмач радостно улыбнулся и закивал, хотя ни черта, был уверен Максимов, не понял.
Просто радовался парень, что цел, что в надежных руках, что командирской волей поднят на самую вершину в прямом и переносном смысле слова. Его Максимов вызвал на КП, повысив до должности ординарца. Умереть внизу, на передовой, Рахмону, так звали парня, не светило, и он этому открыто, по-детски радовался.
— Перед тобой, Рахмон, поле Вигрид, — Максимов обвел рукой горы внизу.
Рахмон рассмеялся командирской шутке. Слово «поле» он, конечно же, знал. А чудить белые офицеры любят, это он знал по театру, что устроил на базе предыдущий командир — Бес. Поле гор — это смешно. Командир пошутил — смейся.
— Ладно, проехали.
Максимов поднес к глазам бинокль.
Передовой дозор одной из колонн Бердыева уже вполз в ущелье, пылил, медленно поднимаясь к базе.
Опасности это не представляло. Танки и БМП уже заняли огневые позиции, сектора обстрела давно пристреляны, как заверил Максимова командир танкового взвода.
— Сообщи координаты. Пусть открывает беглый огонь по ущелью. — Максимов нацарапал на клочке бумаги цифры. Протянул Рахмону.
Тот солидным голосом передал данные по телефону вниз.
— Ждем-с, — протянул Максимов.
В утренней тишине раздались жужжание электроприводов башенных орудий. Танки, задрав стволы, выбирали нужную траекторию выстрела.
Максимову хорошо была видна площадка внизу, перед входом в шахту. Вся система обороны просматривалась, как модель на ящике с песком. Хоть сейчас выставляй в учебном классе. Славка-Бес, хоть и был партизаном по жизни, оборону организовал классически правильно. Максимов был уверен, что продержится даже с ополовиненным числом бойцов.
Он вспомнил, как, спустившись вниз, командовал выносом раненых из окопов и блиндажей. В живых суждено остаться единицам, собаки никого не щадили, обгладывали все, что торчало из бронежилета. Он не стал останавливать тех бойцов, что принимались кромсать и месить прикладами тела собак, погибших в угаре пикрина и от пуль. Решил, пусть выплеснут из себя страх и ярость.
Вдруг над горами загремел усиленный репродуктором голос Беса.
Максимов вздрогнул. Потом расслабился, сообразив, что Бес распевает на арабском слова молитвы воина. Бойцы, наверное, записали голос любимого командира на магнитофон и врубали всякий раз перед тем, как открыть огонь.
«Очистите свои сердца, освободите их от земной суеты. Время веселья и праздности миновало. Судный час приближается, и мы должны просить Всевышнего о прощении. Я молю тебя. Всевышний, простить мне все мои грехи, позволить доказать веру в тебя и прославить тебя любым возможным способом», — грохотал над горами мертвый голос мертвого Беса.
