Александр Брукман - Сибирский триллер Том 3 Осеннее рондо
— Безусловно знают. Насколько я понимаю, те, кто готовил операцию, не удосужились поставить контрразведке задачу блокировать перемещения этого типа. Вот на таких "мелочах" и сыпятся наши коллеги. И мы едва не стали жертвой недоработки своих же служб.
— Лен, а ты уверена, что Фатхи мертв? Ты надежно его завалила?
— Ларик, сто пудов. И бумаги у нас. Так что задание, можно считать выполнено. Нам бы только выбраться отсюда. И зря ты не замочила журналиста. Не подними он тревогу, у нас было бы время бесследно исчезнуть. А так еле унесли ноги и неизвестно, сколько ещё неприятностей впереди.
— Да я и сама себя ругаю за это. Ведь сколько нам твердят, что мы не сестры милосердия, а спецназ. Но нам хоть кол на голове чеши!
— А я понимаю тебя и ни в чем не виню. Конечно, прописные истины действий диверсионно — разведывательных групп любой страны диктуют: не оставлять следов и свидетелей. И "боевой устав разведки" — документ очень жесткий и в корне противоречащий уголовному кодексу. Но мы, ведь, не роботы! Может прав был Буланов, когда говорил, что нам надо не в диверсанты, а в кухарки? С Фатхи понятно: полез в террористы, получи по заслугам. А с этим безоружным говнюком, конечно, психологически сложнее. Но его надо обязательно судить. Ведь есть же уголовное законодательство!
— Законодательство — то есть, но от этого не легче. Кто его исполнять будет, если спецслужбы разгромлены. Уничтожь иммунную систему любого живого организма и он тут же прекратит своё существование. Вот и с Советским Союзом покончили, начав громить КГБ и другие спецслужбы. Я небольшой знаток истории, но мне кажется, что в истории человечества не было ещё такого случая, чтобы правительство разгромило собственную страну.
— Россия — страна чудес! Но давай, Ларик, вернемся на землю. Не стоит злоупотреблять гостеприимством хозяев, если, конечно, поселение в этом хлеву называть гостеприимством. Надо отсюда выбираться и делать ноги на север, в Моздок.
Лена приникла к дыре в стене и окликнула мужчину, возившегося недалеко от их сарая.
— Эй, товарищ, не могли бы вы нас открыть? Мы уже проснулись.
— Как же я могу вас открыть? — тихо сказал он, подойдя ближе. — Вы что, не поняли, что произошло?
— А что произошло?
— Вы попали в рабство, как и я в своё время.
Лена, улыбнувшись, посмотрела на Ларису, и та подошла ближе к щели, рассматривая мужчину. Плоская шутка совершенно не воспринимается, когда хочется в туалет.
— Позовите, пожалуйста, хозяйку, которая нас вчера впустила, — попросила Лариса. — Нужно, чтобы она нас срочно выпустила. Мы в туалет хотим.
— Туалет у вас там, в сарае. Вы понять, что ли, не можете? Вы рабыни и будете жить там, пока не приедет хозяин. Он приедет и переведет вас в другое место. Или там в сарае и будете жить. Нас, рабов, здесь трое. Мы живём в яме. Так что у вас ещё отличные условия.
— Идиот! — выругалась Лариса.
Мужчина был явно ненормальный. Надо постучать в дверь и просто позвать хозяйку! Лариса так и сделала, и приникла к щели. Во дворе какой — то малыш лет шести — семи бил палкой мужчину в таких же лохмотьях, как и тот, который копошился сзади сарая. Мужчина старался прикрыть от ударов голову, а мальчишка норовил его ударить по голове.
Когда Лариса постучала, к двери с лаем бросились свирепые псы и мальчишка, перестав бить мужчину, подошёл к сараю. Он попытался просунуть конец палки в щель, чтобы ударить Ларису, и она вдруг осознала, что мужчина за сараем не обманывал. Она и раньше слышала слухи о рабах в Чечне, но всерьёз их не воспринимала. Офицеры спецназа, побывавшие в Чечне, рассказывали, что при зачистке селений от бандформирований обнаруживали множество так называемых "зинданов" — домашних тюремных камер в подвале с металлическими решетками. В них держали узников, за которых требовали выкуп или которых собрались продавать. Но в российских газетах об этом не писали. Зачистками возмущались, но о рабах ни слова, поэтому и не очень верилось в то, что в Чечне процветает рабство и торговля людьми.
Мальчик прыгал, строил ей рожицы, что — то кричал на чеченском языке, а потом снова взял палку и попытался просунуть её в щель. Лариса отошла от двери к задней стене, у которой стояла Лена и слушала рассказ раба. Звали его Володя, и находился он в рабстве уже двенадцать лет. Будучи плотником из Харькова, он с несколькими друзьями, поддавшись уговорам заезжих чеченцев, отправился на заработки в Чечню, где у них отобрали паспорта. С тех пор он сменил четыре хозяина — его передавали друг другу чеченцы — родственники, как какое — нибудь орудие труда.
— За все эти годы я не разу не ел досыта. А бывает, что вообще по нескольку дней никакой еды не дают, — рассказывал Володя. — Относятся к нам, как к собаке, притом все — и старики, и молодые, и мужчины, и женщины.
Он шамкал, потому что у него во рту не было ни одного зуба и девушки подумали, что их выбили при многочисленных побоях.
— Но самое страшное — это маленький гадёныш. Ахмедом зовут. Бывает берет палку и старается выколоть глаз, а мать стоит рядом и смеётся. Недавно одного из наших, Семеном звали, убили за то, что не выдержал издевательств пацана и напал с ножом на его отца, который здесь же стоял и науськивал сына. Семена захватили в плен ещё зимой в Грозном. Служил офицером в танковых частях. Так они его уложили на землю, нам, рабам, приказали держать его за руки и за ноги, а чеченцы взяли двуручную пилу и распилили его. Он лежал на животе, и страшно кричал, когда пилили позвоночник. А на следующий день привезли какого — то старика и ножом отрезали голову.
Девушки не знали — верить в эти страшилки или нет, но ужас проникал в сознание и леденил душу. Услышанное их шокировало. СМИ наполняли истерические вопли правозащитников и гуманистов, они требовали "Прекратить преступную войну против собственных граждан!", обличали "рецидив имперского сознания" и восхваляли "героических горцев, сражающихся против империи — угнетательницы!".
СМИ шельмуют армию и спецслужбы, которым правительство связывает руки, а европейские "миротворцы" требуют начать переговоры с террористами под контролем ОБСЕ, вместо ликвидации бандитских очагов. В Лондоне Лариса негодовала из — за того, что Англия когда — то натравливала османов на Россию. А ведь российские правозащитники и гуманисты не англичане, они свои, русские. Предательство своего народа — самое страшное человеческое преступление. Но из каких соображений они это делают? Неужели все они куплены? Но кто же тогда покупатели?
Согласно бумагам, которые они обнаружили в захваченной ими папке Антона Черницкого, он работает корреспондентом Русской службы Би — би — си. Вольно или невольно, но он сорвал им операцию, сдал их врагу и поставил на край гибели. А ведь он тоже русский.
Якшается с бандитами, а в это время гибнут молодые ребята, призванные в армию. И этим ребятам, захваченным в плен, отрезают головы или живых перепиливают пилами те же бандиты, с которыми дружит Черницкий! Сложнейшая многоходовая операция сорвана аккредитованным в Москве корреспондентом иностранного агентства, известным своей дружбой с террористами. Но, безусловно, никакой ответственности за это не понесет. Не понесут наказание и те, кто предоставил ему возможность свободно передвигаться из Москвы в Чечню и обратно. Что же творится со страной? Как же такое вообще может происходить? И зачем они полезли в это пекло? Кого они здесь защищают, с кем и за что воюют?
Малыш подкрался незаметно, и не успели девушки предупредить Владимира, как на его ухо обрушилась палка. Прибежала женщина, которая впустила их и начала кричать на мужчину. Он не имел права разговаривать с рабынями, и женщина обещала, что приедет Рахим, и отрежет ему язык.
— Уши тебе оставит, чтобы мог слышал приказания. А язык тебе больше не понадобится, — кричала она, а малыш Ахмед лупил его палкой по спине.
— Я их обоих убью, — мрачно произнесла Лена. — И мать, и её сынка.
— Лучше их передать рабам, — посоветовала Лариса. — Они сделаю всё лучше нас. Только сначала отсюда надо как — то выбраться.
Они легли на сено, и их охватил липкий страх, сковывающий волю и вызывающий дрожь во всём теле. В такие переделки они ещё не попадали. Никогда не думали, что станут рабынями, и непонятно, как выбраться из этой ситуации.
Конец III — го тома.
Примечания:
Примечания
1
Считается, что в 1992 году при поспешном выводе российской армии из Чечни было оставлено 108 единиц бронетанковой техники: 42 танка Т—62 и Т—72, 36 БМП—1 и БМП—2, 30 БТР—70 и БРДМ—2, 153 артиллерийских и минометных установки, из них 18 реактивных установок БМ—21 "Град", 30 старых, но мощных 122—мм гаубиц Д—30. Кроме того, были оставлены 590 единиц современных противотанковых средств, сыгравших, как показали дальнейшие события, важную роль при уничтожении бронетехники федеральных войск в Грозном. В частности, было оставлено 2 переносных противотанковых комплекса "Конкурс", 24 комплекса ПТУР "Фагот", 51 комплекс ПТУР "Метис" и 113 ручных противотанковых комплексов РПГ—7. А также 57596 единиц стрелкового оружия, 27 вагонов боеприпасов, 3050 тонн горюче — смазочных материалов, 38 тонн вещевого имущества, 254 тонны военного продовольствия. По некоторым данным чеченцам досталось 18832 автомата АК—74 (калибр 5,45 мм), 9307 АКМ (7,62 мм), 533 снайперские винтовки Драгунова, 138 автоматических гранатометов АГС—17 "Пламя", 678 танковых и 319 крупнокалиберных пулеметов и 10581 пистолет ПМ и ТТ.
