Адская рулетка - Влодавец Леонид Игоревич
Не знаю, что произошло. Каким ветром мне дунуло в голову, каким клеем склеило кусочки неясных подозрений в единое целое. Возможно, это была реакция на ключевое слово, заложенное мне в мозг настоящим Чудом-юдом или настоящим Сарториусом. Могу только предполагать, что это было слово «намоделировал». А может, все как-то само по себе раскрутилось. И черт дернул меня за язык:
— А вы сами-то, случайно, не «Черным камнем» смоделированы?
Сверкнула яркая вспышка — точь-в-точь такая, как те, что сверкали при срабатывании Black Box` а в снах, где я был Майком Атвудом.
Но меня не выбросило в реальный мир.
После вспышки я оставался все в том же помещении, только Чудо-юдо и Сарториус оттуда исчезли. В одиночестве, однако, я пребывал недолго. В одном из темных проемов-арок появился очередной гость. Точнее, гостья.
— Привет, — послышался полудетский голосок Тани-Вики. — Это я. Ты мне рад?
— Рад, — ответил я, хотя был убежден, что и она смоделирована «Черным камнем»
— Ой ли? — Вика с явно Хрюшкиным ехидством посмотрела на меня, кокетливо прищурив левый глаз. — А я думала, тебе с Лусией в постельке уютней.
Она была одета в длинное черное платье с закрытым воротом, которое облегало фигуру в бедрах. Ничего похожего в Ленкином гардеробе не было, да и Таня вряд ли носила что-нибудь похожее. Но в сочетании с короткой стрижечкой и сережками в открытых ушках оно уж больно симпатично смотрелось. А вообще мне и личико нравилось — давно не видел.
— Ты сейчас где вообще-то?
— Уже в Москве. В Швейцарии сейчас не до нас. Прокуроры разные катаются, всех чужие деньги интересуют. Чудо-юдо велел там не маячить. Лучше повременить немножко.
— Хорошо там?
— Прекрасно. Горы, снег, лес, солнце.
— Прямо как у нас тут, в Сибири. Только там горы повыше.
— И мороз поменьше.
— Как ребята? По-прежнему не признают?
— Почему? Признают. Бабушка им сказала, что я их новая гувернантка. Зинка ведь уехала, а сидеть с ними кому-то надо. Я их теперь в тир вожу, бегаю кругами, в хоккей играю. Я с Колькой на пару, а Катька, Ирка и Сережка против нас. У нас в воротах Винюшка стоит, а у них Зейнабка. Когда шайбу кидают, они сразу задницей поворачиваются и визжат.
— Весело!
— А как ты думал? Связи с вами неделю не было, никто толком не знал, то ли вас соловьевцы постреляли, то ли Сарториус, то ли просто пургой замело. Вот и носилась как угорелая, чтоб голову всякой дурью не забивать. А как ты тут?
— На лыжах катаюсь. На паралете летаю. Нервы успокаиваю, понемножку за Лусией ухаживаю.
— Понятно-понятно! Нашли, значит, уютную избушечку и развлекаются. Ты не думай, я все знаю.
— Да я чего? Я ничего.
— Сама знаю, что ничего. Тебя сейчас надо автокраном поднимать, чтоб было «чего».
— Между прочим, у меня все в норме. Если б на месте Лусии была ты…
— Скажите пожалуйста, какие мы благородные! Ну а как насчет того, чтоб провести ночь с законной женой?
— Да здесь, что ли? Тут и не устроиться нигде… Я понимал, что «Черный камень» полощет мне мозги. Четко понимал, хотя и не знал, как мне от него отделаться.
— Идем… — позвала Вика томным голоском. До этого момента она была все в том же черном платье, то есть была похожа на темный и плоский силуэт с более-менее четким лицом. Теперь платье приобрело голубой цвет, глубокий вырез, и в нем Вика стала ужас какой соблазнительной.
— Куда? — спросил я, чтобы выиграть хоть пару лишних секунд. Поскольку уже знал, что потащусь за ней. Сбросить с себя этот чарующий дурман мне никак не удавалось.
— Идем, идем… Не пожалеешь! — проворковало это наваждение в юбке и ухватило меня за руку. Никакого ощущения искусственности не было: теплая, добрая, ласковая женская ладошка. Вполне живая, хотя я прекрасно понимал, что это ненастоящий мир.
И я пошел. Потопал туда, в один из черных таинственных арочных проемов.
Оттуда, из этого проема, повеяло теплом, влажным таким, не то тропическим, не то банным.
— Раздевайся… — прошептал из темноты голос Вики. — Там жуткая жарища…
Самое странное, что я не помнил, как был одет в начале сна, когда присутствовал при диалоге отца с Сарториусом. А тут оказалось, я одет в те самые шмотки, что были на мне перед тем, как я улегся на нары.
— Не бойся… — жарко бормотала Вика откуда-то из темноты. — Потрогай — я уже голенькая…
И ее ладошка приложила мою пятерню к нежной и гладкой грудке… Мозги затуманило еще больше. Если до этого момента я отдавал себе отчет, что все это имитация, очередная подлянка «Черного камня», то после прикосновения к груди виртуальной Вики, ощущавшегося совершенно натурально, настороженность почти пропала. Я начал быстро скидывать одежду, а темнота, в которой скрывалась невидимая, но вполне осязаемая Вика, все время поторапливала:
— Ну скорее, скорее, что ты возишься…
И я торопился, хотя в голове еще сигналило с отчаянной назойливостью: «Опасно! Опасно!» Эти сигналы были слышны не сильнее, чем звук будильника, накрытого подушкой.
Когда я остался в чем мать родила, Викины руки притянули меня к себе, обхватили, прижали к теплой и влажной коже…
— Я так ждала… Так ждала… — прошелестело из тьмы. — Идем…
Обнимая ее за талию, но вместе с тем ясно ощущая себя ведомым, я сделал несколько шагов вперед.
— Там дверь, ее надо открыть… — последовала инструкция, сопровождавшаяся новыми игривыми пробегами ее ладошек по моему освобожденному от одежды телу.
Я послушно взялся за металлическую ручку, которую мне помогла нащупать Вика, почуял под рукой холодный металл, коснулся войлока. Что-то знакомое было в этой двери, хорошо знакомое… но я уже забыл, что именно.
Когда дверь открылась, на меня накатил поток влажного жара, будто я выходил из самолета, прилетевшего из прохладной Европы на тропический остров. На Хайди, например. Даже повеяло какими-то ароматами цветов, моря, буйной зелени…
— Все это там… — прошептал из непроглядной тьмы голос Вики. — Впереди. Надо открыть еще одну дверь — и мы будем счастливы…
Последние тревожные звонки сознания угасли. Я был полностью во власти этой темноты, этих запахов, этой тропической жары, возбуждающей необузданную страсть. Даже то, что вторую дверь пришлось открывать, выдергивая откуда-то деревянный брус, не навело меня на здравую мысль.
Дверь открылась, и жаркое солнце ослепило меня. Я услышал гул прибоя, крики чаек, шелест пальмовых листьев. Впереди был просторный пляж, усыпанный горячим белым песком, гибкие пальмы стояли невдалеке от прибоя, дальше ярусами поднимались в гору буйно-зеленые джунгли… Вика, выскользнув из двери на пляж, смуглая, вольная, легконогая, побежала по песку к морю, крича на бегу:
— Догоняй!
И я рванулся за ней. Полностью утратив понимание того, что происходит.
Но тут моя левая нога — слава ей, зачастую несправедливо ругаемой! — зацепилась за что-то жестяное и брякающее, вдобавок больно тюкнув по жести нестриженым ногтем большого пальца.
Острая боль пронизала тело и разбудила одурманенный мозг.
ПОГОНЯ
Наваждение как рукой сняло. Я очнулся так же быстро, как, помнится, просыпался в армейской учебке, услышав грозный рык прапорщика Кузяева: «Подъем! Тридцать пять секунд, последнего — убиваю!»
Я действительно был в чем мама родила, но никаких тропиков, конечно, не наблюдалось. Да, было солнце, но не горячее, как у теплого Карибского моря, а холодное, красноватое, окутанное морозной дымкой. И, разумеется, не просматривалось никакого моря, окромя «зеленого моря тайги», да и то зеленым его можно было назвать с большой долей условности, потому что вся эта зелень была покрыта толстыми снежными шапками. А вместо накаленного солнцем белого песка имелся белый холодный снег. Вот на этом снегу я и очутился в момент пробуждения. Рядом со мной валялось опрокинутое помойное ведро, которое я установил между внутренней и внешней дверями избушки, извиняюсь, для сортирных нужд. Хорошо, что обновить его еще не успели.
