Предатель стреляет в спину (сборник) - Олег Михайлович Блоцкий
Война – это пустые консервные банки, разбросанные возле костра, среди которых лежит наспех перебинтованный пулеметчик. Пересохшая земля втягивает влагу, текущую из штанов. Резко пахнет мочой. Почему этот запах нельзя соотнести с мужеством? Ведь Сереге больно и страшно. Он думает, что умрет. И все они, стоящие вокруг, тоже понимают, что солдат долго не протянет, хотя постоянно говорят обратное. Но пулеметчик не верит. Серега тихо плачет. Блестящие змейки слез скользят по вискам. Чужая земля равнодушно принимает и эти капельки.
Война – это непрерывные потери. На ней приобретается лишь постоянное нервное напряжение. И даже спокойные дни в полку не могут восстановить потраченные нервы хоть частично.
Война – это монотонная, а порой и нудная, тяжелая работа, где стрельбы значительно меньше, чем представляют себе непосвященные. И на каком-то этапе бесконечных военных приготовлений, выходов, засад, возвращений на базу вдруг накатывает такая усталость, что человек уже не в состоянии видеть не только ненавистные хари врагов, но и вмиг кажущиеся ему отупевшими рожи друзей.
Война – это совершенно не то, о чем говорят и пишут, ибо она всегда гнуснее, подлее, циничнее, бессердечнее, злее, разнообразнее всякой, казалось бы, полной правды о ней.
Наверное, так было всегда, на любой войне, – думал Виктор. – Какая разница, сколько веков или лет назад она происходила? Ведь люди во все времена одинаковы. Особенно на войне, где есть свои герои и трусы.
Ведь у нас тоже трусили. Да и сам я сколько раз трясся от страха. Но самое главное – не показать его окружающим и в первую очередь бойцам. Не боятся только полные идиоты!»Уходили с пляжа последние купальщики, набросив на плечи широкие полотенца и неся в руках сандалеты. Люди с трудом вытягивали ноги из песка и шли почему-то гуськом.
Виктор вспомнил подобные цепочки в Афгане.
«И для этого были причины, – подумал он, – но почему здесь я так часто вижу людей, которые ходят в затылок друг другу? Может, это такой же инстинкт, как постоянная тяга мужиков к оружию и войнам?»
Игры с мальчишками в «войнушку» были веселым занятием. Виктор помнит, как никто не хотел становиться «немцем» или «беляком», когда на улице спонтанно возникала беготня – следствие только что увиденного по телевизору фильма.
Обычно во «враги» отряжались трусы, маменькины сынки и пацаны помладше. Старшие понимали, что те стерпят подобное унижение из страха быть изгнанными из игры в случае отказа.
Бестолковая детская беготня вокруг домов и засады в подвалах постепенно сменялись совершенно другими занятиями – осмысленными и целенаправленными: сначала пионерской «Зарницей», а затем начальной военной подготовкой в старших классах.
Медленно, но неотвратимо они научили верить Егорова, что каждый школьник должен уметь стрелять из автомата, чтобы защищать революцию. Все равно – какую, и совсем не важно – где. Главное – оберегать свой мир от настырных америкашек, заклятых врагов Родины. Той Родины, лучше которой нет на свете.
Правда, об этом никто не говорил открыто. На «Зарницах» постоянно обозначались какие-то «синие», «зеленые» и прочие «серо-буро-малиновые». Но маленький Виктор и его товарищи прекрасно понимали, о ком идет речь.
Уже в начальных классах Витя очень радовался всем наводнениям, ураганам, землетрясениям и пожарам, случавшимся в далекой, злой и неведомой стране – Соединенных Штатах Америки. Мальчик был счастлив, когда там разбивались самолеты, летели под откос поезда и тонули корабли.
Впрочем, став взрослым и вспоминая те сообщения, Виктора не покидало ощущение, что дикторы тоже едва скрывали торжество, сообщая подобные известия, которые почему-то касались только другой части земного шара.
Но тогда, слушая скорбные сводки, мальчишка ликовал. Пыхтя от усердия, он тащил стул к книжным полкам и вытаскивал из плотного ряда тяжеленный том Большой советской энциклопедии.
Выписав общее количество американцев, маленький Егоров тщательно отнимал число недавно погибших людей. Подсчитав, он хмурил бровки, вздыхая: в живых оставалось еще много людей.
«Вот, если бы такое извержение, как в Помпеях, – начинал мечтать мальчик, внимательно разглядывая испуганных людей, изображенных на репродукции известной картины Брюллова, которая висела над старым диваном. – Нет, все-таки не очень много получается, – приходил к выводу пацан, – тысяч, может, сто или двести. Но это не мильоны, – горевал он и начинал сожалеть о доброте их страны, которая не хочет закидать вредных америкашек, издевающихся даже над своими людьми, атомными бомбами.
– А как было бы здорово, – оживлялся мальчик, – тогда из них остались бы самые хорошие – наши друзья. И мы зажили бы лучше, – думал Виктор, и мечты уносили его к велосипеду «Школьник» с задорно звенящим никелированным звоночком».
Ребенок закрывал глаза и представлял себя на таком роскошном велосипеде, катящем по асфальтированным дорогам военного городка. Потом, не желая быть счастливым один, Виктор наряжал маму в красивое платье, папе покупал костюм, потому что, кроме военной формы, у него никогда ничего не было, а сестренке вручал большую говорящую куклу с голубыми глазами, которые обязательно закрываются, стоит только наклонить ее.
Когда сладкие мечты рассеивались и он вновь оказывался в небольшой комнатушке с казарменными табуретами, половиками, сшитыми из старых солдатских одеял, а также шинельным сукном, которое было уложено на крашеные доски вместо ковра, мальчика охватывала неистовая злоба против тех, кто мешает им счастливо жить…
Как-то, в очередной раз услышав о трагедии там, Виктор радостно взвизгнул – результат впечатлял.
– Что случилось? – Мама подняла голову от стола, на котором гладила.
Маленький Егоров немедленно поделился новостью, разумеется, несколько завысив количество жертв. Он улыбался, ожидая увидеть такой же маму. Но вместо этого она схватила влажное полотенце и принялась хлестать им его наотмашь.
– Как ты можешь?! – кричала мама. – У людей горе! Кто-то родных потерял. Сейчас плачет по ним, убивается, а ты веселишься!
– Это враги, враги! – в исступлении орал Виктор, даже не пытаясь вытереть слезы, потоком хлынувшие из глаз. – Их убивать надо! Убивать!
Удары стали чаще и сильнее. Мальчик захлебывался в слезах. Но плакал он скорее не от боли, а от неслыханного вероломства. Впервые мама подняла на него руку! И из-за кого? Из-за каких-то америкашек, которые всем и всегда постоянно мешают.
В комнате показался отец. Виктор бросился к нему – офицеру Советской армии, не сомневаясь, что тот встанет на его сторону, защитит, не даст в обиду и скажет маме точь-в-точь, как думает Виктор. Еще бы – их армия всегда против америкашек, и, конечно же, она сильнее всех на свете.
Каждый вечер, ложась спать, слышал мальчик, как внушительно и мерно шагают
