Кома - Сергей Владимирович Анисимов
– А вот больше, – не согласился он. – Если журналист будет из газеты «Завтра» – раздастся вопль, что жиды опять травят русский народ. А если из «Часа Пик» – то на нас навесят всех собак за то, что мы распространяем сеющие межнациональную рознь слухи и вообще в душе сочувствуем затравившему отечественную генетику Лысенко.
– А причём тут Лысенко?
– Ну как же. Ты же про генное оружие мне намекаешь?
Даша уставилась на юного доктора Ляхина своими распахнутыми как у куклы глазищами, и даже похлопала ими. Впечатление было потрясающее – у более инфантильного, не наигравшегося в детстве человека сработал бы рефлекс по укладыванию её в горизонтальное положение, чтобы услышать «ма-ма», переодеванию и купанию. У менее робкого, наверное, тоже. Николай же только вздохнул.
– Старые квазинаучные и околомедицинские байки, вроде «Гербалайфа» и двухнедельных курсов компьютерной полидиагностики, выпускницы которых пристают к посетителям в половине аптек города с обещанием поставить им все диагнозы за 5 минут. Дескать – в глубоких недрах закрытых «почтовых ящиков», от разбомбленного уже окончательно Багдада до Урюпинска-69, жутко умные учёные, сурово наморщив лоб, куют биологическое оружие, которое будет действовать строго избирательно на определённые этнические группы. Ты веришь в такое?
– Ой…
Даша прикрыла рот ладонью и переступила с ноги на ногу.
– Да мне и в голову не приходило… Я же просто так – заметила, и вот сказала…
– И хорошо, что не приходило, а то твоя теория прямо в точку ложится…
На последних словах Николая больно стукнуло в подреберье прыгнувшим где-то внутри невидимым мячиком. Глупая байка действительно имела под собой по крайней мере теоретические предпосылки – насколько он мог оценить на своём уровне. У неевропеоидных рас, скажем, частота осложнений сахарного диабета 2-го типа хронической почечной недостаточностью действительно больше в разы – и это только самый близко лежащий к отделению пример, данный навскидку.
– А ты веришь?
Даша смотрела так, что с месяц назад от такого взгляда он умер бы на месте. Ни разу за почти год, с того момента, когда она хотя бы узнала его имя, Николай даже не пытался произвести на неё впечатление, находя это бесполезным. Теперь он почти испугался эффекта.
– Да как тебе сказать. Есть, скажем, такие индейцы Пима в Северной Америке. У них считается, что чем толще человек – тем он красивее.
– Здорово! – Даша искренне порадовалась за индейцев, и Николай сам с удовольствием улыбнулся.
– Ну вот, а поскольку с едой в наши дни проблем по крайней мере в США нет, то они все сплошь толстые и красивые. И при этом – с идеальным артериальным давлением, что для полных людей вообще-то весьма нехарактерно.
Оба сделали паузу, быстро прокрутив в голове по три десятка прошедших через собственные руки больных с разными степенями ожирения.
– Ну… Да…
– Это один пример. Другой, – это тот же сахарный диабет, частота которого… Ну, поняла? В Объединённых Арабских Эмиратах им страдает каждый пятый взрослый, а в Китае, например, почти в 50 раз меньше.
– Меньше сахара едят. Но я согласна, что-то тут такое есть. Я сама уже припоминаю…
– Вот-вот, – Николай развёл руками, ненароком скользнув взглядом по циферблату на запястье. – Таких примеров из разных специальностей каждый доктор может при желании привести штук сто. Остановка дыхания на дачу наркоза в семьях выходцев из Голландии, в том числе живущих лет двести уже в ЮАР; подавляющее преобладание IV группы крови у жителей Гренландии, да и вообще что угодно. Но оружия из этого не сделаешь.
– И слава Богу.
– И слава Богу! – искренне согласился он сам. – Потому что только этого нам не хватает для полного счастья. Слушай, ты меня извини, я ужасно был рад с тобой поговорить, но мне надо ещё своих больных по разу посмотреть. Пятница всё-таки. Я сегодня дежурю ночью, но мне хотелось на бабушку Январь натравить ещё мадам Свердлову, до того как та домой уйдёт. Очень мне её лихорадка не нравится. В таком возрасте это чревато.
– Да, конечно, Коля. Спасибо тебе.
Ординатор Даша два раза несильно дёрнула его за рукав халата, и Николай чуть не засмеялся вслух – настолько понравилась ему такая форма прощания.
В отличном настроении, мысленно переваривая Дашины интонации и на ходу снимая с шеи фонендоскоп, Ляхин ушёл к своим больным. В первую очередь – послушать Екатерину Егоровну, пусть и в четвёртый раз за день. Её свежая рентгенограмма была чиста и невинна, но лежание в больнице для уже настолько ослабленной старой женщины прямо напрашивалось на вторичную пневмонию, и Николай, дослушав, пополировал рукавом тёмно-синий пластик своего не по возрасту шикарного «Литтманна».
– Да шли бы Вы домой, Николай Олегович! – посоветовала больная, неправильно расценившая его задумчивость. – Уже который час на дворе, а Вы всё меня щупаете!
– Да мне ещё дежурить сегодня, так что некуда особо торопиться, – машинально ответил он, и только потом, повернувшись, уже нормальным докторским голосом заверил больную, что ничего более важного, чем не пропустить возможную пневмонию у него сейчас нет. У остальных всё было несколько лучше, хотя разнообразие их диагнозов и лекарственных схем напоминало сложную карточную игру, из интеллектуальных, – когда в памяти приходится держать каждую сдачу на партнёров из по крайней мере пары 52-карточных колод. Можно было предполагать, что хороший терапевт способен затоптать за карточным столом профессионального математика, но до такого ему было пока далеко.
Дыры в личном бюджете Николай, по мере способностей заткнул очередными сеансами противорадикулитного массажа на неврологии, как и все последние дни закончив получением 150 рублей с того крепкого бизнесмена, которого он продолжал про себя называть «шифоньером». Вместе с двумя остальными клиентами, в том числе страдающей от боли в спине женщиной лет сорока в очень неплохой форме, бизнесмен вполне проспонсировал ему хорошие выходные: начиная от перекусона с Игнатом в середине дня где-нибудь в районе завтрашнего автосалона, и заканчивая давно откладываемым, за неимением сил и средств, походом по периферийным книжным магазинам, где цены иногда были ощутимо меньше, чем в центре.
Перекинувшись парой слов со спешащим на свой волейбол Ринатом, и отпившись чаем с остатками бутербродов уже на родном отделении вместе с парой припозднившихся докторов, Николай расслабился в глубоком кресле, расстегнув уже здорово потаскавшийся за неделю белый халат до самого никуда и меланхолично следя за приближающейся к цифре «5» часовой стрелкой на прицепленных над дверью канцелярских часах. С пяти собственно и начиналось его дежурство.
Без нескольких минут пять в ординаторскую вбежала запыхавшаяся, весело его поприветствовавшая доктор. Как-то не удосужившийся до этого момента
