Джек Хиггинс - Дань смельчаку
Дождь внезапно замолотил с бешеной силой, смывая остатки надежды. Я должен был умереть. Мысль поднималась из желудка в горло мутной волной желчи. Стенка моей могилы из-за сильного дождя поползла вниз, и наружу выглянула полусгнившая рука со скрюченными пальцами.
Вонь была невероятная, я слепо отвернулся, хватая ртом воздух, пополз вверх, потерял равновесие и рухнул в могилу, лицом в землю. В то же самое мгновение другая стенка могилы обвалилась мне на спину.
Дышать было нечем, глаза заболели. Я открыл было рот, чтобы закричать, но тут железная рука схватила меня за воротник и вытащила из-под земли.
Когда я вынырнул на поверхность, то увидел поднимающего меня одной рукой Сен-Клера, который так и не выпустил из другой лопату. Что-то мелькнуло в его глазах, когда он спросил меня, все ли в порядке, какое-то безумие... а из-за спины уже орал подбежавший вертухай, заглядывая в распахнутую пасть могилы.
Сен-Клер сделал короткий резкий удар лопатой назад — с такой силой, словно перерубал боевым топором цепь моста, попал охраннику по шее и убил его мгновенно. Его «Калашников» он подхватил еще до того, как тело свалилось на землю. Генерал перевел оружие на автоматический огонь и выпустил длинную очередь, заставившую молодого офицера и двоих его людей кинуться на землю в поисках укрытия.
Меня можно было и не пихать в спину, как это сделал Сен-Клер, но пинок помог мне очнуться. Я прыгнул к деревьям и упал в полутьме джунглей много раньше первых, пропевших в ветвях, пуль. Вскочив на ноги, я как безумный помчался вперед и через пару секунд выскочил на другую, покрытую слоновьей травой прогалину шириной футов в пятьдесят, в которой преспокойно паслись водяные быки.
Тут я остановился, но появившийся рядом Сен-Клер прокричал:
— Вперед! — И снова изо всей силы толкнул меня в спину: — Если нас увидят на открытом пространстве — крышка.
Он выпустил несколько пуль в начавших бестолково разбредаться по поляне быков, и я кинулся сквозь слоновью траву...
Земля на другом конце прогалины поднималась под уклон вверх, зарастая кустарником, — лианы и трава переплетались между деревьев с такой силой, что бежать было трудновато: шипы рвали в клочья мою форму, грудь спирало от недостатка воздуха, но тут внезапно под ногами обозначился обрыв, и мы упали в воду, съехав на пласте подмытой земли.
Переплыли на другую сторону без особого труда. Место было неглубокое, и большей частью мы двигались по твердому дну по грудь в воде. Тридцать ярдов в ширину — вот и вся речушка. Сен-Клер был на другом берегу раньше меня — просто потому, что мог двигаться быстрее. Когда я наконец вылез, он уже лежал за завесой лиан, прикрывая меня.
Примерно минуту или около того я лежал лицом вниз, переводя дыхание, и наконец смог отдышаться.
— Ты отлично действовал, мой мальчик, просто отлично, — проговорил генерал.
— После всего этого нас с тобой в мелкую лапшу порубят. Китайскую.
— Китайская — длинная. Да еще пусть попробуют поймать.
— Чего мы тогда ждем?
— До демаркационной линии сто семьдесят миль, — сказал Сен-Клер совершенно спокойно. — Нам не удастся до нее добраться с единственным автоматом и неполным магазином.
В тот же самый момент на другом берегу, несколькими ярдами ниже по течению, объявился офицер со своими солдатами. Безо всяких колебаний они вошли в воду и двинулись через речку.
— Давай, — прошептал я, когда люди находились на полпути, высоко подняв автоматы над головами.
Генерал покачал головой и поставил «Калашников» на полуавтоматический огонь.
— Мне необходимо их снаряжение, боеприпасы. Не знаю, сколько патронов осталось у меня, так что будь готов применить каратэ.
Но этого не потребовалось. Китайцы вышли на узенькую полоску песка, и Сен-Клер положил одного за другим тремя выстрелами настолько быстро, что, казалось, прозвучала единственная продолжительная очередь.
Мы сняли с тел все, что могло понадобиться. Фляги с водой, штыки и прорезиненные плащ-палатки с солдат, «Калашников» для меня, несколько сотен патронов, офицерский пистолет и три гранаты. Рисового рациона — естественно — не оказалось, но сейчас проблема еды нас не слишком сильно беспокоила.
Взяв все необходимое, мы скинули тела в реку. Вся процедура заняла не больше пяти минут, после чего мы вновь вошли под спасительный покров джунглей.
До меня долго не доходил смысл происходящего, так короток оказался промежуток времени между смертью и возрождением. Прислонившись к дереву, я трясся как в лихорадке. Сен-Клер продел голову в прорезь пончо, снятого с убитого солдата, и поднял свой автомат.
— А теперь, сынок, послушай меня и будь внимателен, — сказал он. — Потому что повторять не буду. Первое правило поведения в джунглях: идти, а не бежать. У нас есть шанс уйти, этот шанс — муссон. Будем держаться высокогорья, не спускаясь в низины, Обезьяны да попугаи совсем неплохая еда, когда ничего другого нет. Ни под каким предлогом нельзя даже близко подходить к деревням. Нельзя доверять даже монтаньярам. Так что слушайся меня — и выживешь. Попробуешь самовольничать — пойдешь один.
— Со мной проблем не будет, — сказал я. — Ты начальник.
— Сто семьдесят миль до демаркационной линии. — Лицо осветилось знаменитой сен-клеровской улыбкой. — Но мы пройдем их, приятель. Тридцать дней — и мы на свободе.
Но он ошибся. В джунглях мы провели весь июнь и большую часть июля. Пятьдесят два дня животного страха и законов зверья: беги-или-тебя-поймают, убей-или-будешь-убит. Пятьдесят два дня, пока субботним днем мы не заметили на прогалине американский вертолет с боеприпасами для передовой.
Я вышел из джунглей совершенно иным человеком, чем входил в них.
Глава 3
Раскаты грома
Мгновенные воспоминания — так их называют психологи — проявляются до мельчайших деталей, всплывая на поверхность памяти так, что человек не только вспоминает то, что с ним произошло, но как бы заново переживает былое.
Я сидел в кресле, сжимая пустой стакан из-под виски. Шейла стояла у окна, дымя сигаретой. Рядом лежал пес.
Когда я пошевелился, он повернул морду, посмотрел на меня, затем лениво поднялся и пошлепал к креслу. Что-то встало поперек горла, и я то ли замычал, то ли застонал — стакан раскрошился в руке.
Собака мгновенно застыла на полушаге, а Шейла, странно встревоженная, двинулась ко мне.
— Эллис, в чем дело? — спросила она.
Я вскочил на ноги и отпрянул.
— Убери его, слышишь?! Ради Бога, убери!
Она, ничего не понимая, пошла к двери, ведущей на кухню, и позвала Фрица. Пес моментально прошел в кухню, и Шейла притворила дверь.
Женщина подошла ко мне, положила руки на плечи и усадила обратно в кресло.
— Это ведь всего лишь Фриц, Эллис, — успокаивающе проговорила она. — Волноваться и тревожиться незачем.
Я сказал:
— Фриц мертв. Я видел его там, на болотах, с дыркой от пули в башке.
— Понятно, — кивнула Шейла. — А когда это случилось?
В данном случае ее спокойствие не произвело надлежащего эффекта, а лишь разозлило меня. Я схватил Шейлу чуть повыше локтей и прошипел:
— Шейла, пойми — они там. Вьетконговцы. Я их видел.
На ее лице отразился ужас, когда она попыталась высвободиться, — ужас, пробивший защитную оболочку спокойствия, как камень разбивает стылую поверхность пруда.
— Эллис, выпей еще. Давай принесу.
Она прошла на кухню, закрыла за собой дверь, а я сел, подвешенный в своем кошмарном сне. Слабое звяканье телефона на столе возле окна выбросило меня обратно в реальность.
Если бы я поднял трубку, то этим самым только бы вспугнул Шейлу, говорившую из кухни. Вместо этого я потихоньку встал и подошел к сервировочному окошку между комнатами.
Оно было открыто примерно на полдюйма — достаточно, чтобы видеть половинку ее лица и руку, сжимающую трубку. Голос был приглушен, беспокоен.
— Нет, я должна лично говорить с доктором О'Харой. Это вопрос жизни и смерти.
Шон О'Хара. Лучший психиатр с Харли-стрит. Мне следовало догадаться.
Шейла произнесла:
— Шон? Шейла Уорд беспокоит. Да, да, снова Эллис. Думаю, тебе сейчас же нужно приехать сюда. Дело совсем плохо, так плохо, что хуже некуда. Он только что пришел совершенно невменяемый и сказал, что видел вьетконговцев на болотах. Видимо, регрессия. Вьетнамские воспоминания. — Последовала пауза, показавшаяся мне вечностью. — Нет, со мной все в порядке. Чуть раньше я позвонила Максу Сен-Клеру. Он тоже скоро будет здесь.
После того как она повесила трубку, я пинком распахнул дверь. Когда Шейла вскрикнула, эрдель подскочил ко мне, оскалив зубы в сантиметре от моей ноги.
Она схватила его за ошейник и оттащила в сторону. Я усмехнулся:
— Итак, я сломался — окончательно и бесповоротно, так? Вьетнамская регрессия? Так вот я вам покажу! Я покажу, что видел своими глазами то, что сказал! Не только покажу, но и докажу!
