Алексей Макеев - Там, где бьется артерия (сборник)
По его словам, в данный момент они как раз и направляются к родственникам того, кто открыл трагический счет погибших от непостижимо загадочной и одновременно жутковатой смерти.
– Жорка работал трактористом у местного фермера, Юрки Колопатова, – на ходу повествовал староста. – В тот день допоздна задержался в мастерской – к боронованию готовил трактор. Она вон там, за околицей. И все. Домой не вернулся. Прямо за углом мастерской его и убили. Да как по чудному-то! Опера приехали, говорят: тут у вас завелась какая-то специально обученная собака. Ага! Пусть еще скажут, баскервильская из Англии сюда перебралась! Нет, мужики, чую печенкой, что-то тут совсем другое. А что? Хрен его знает!
Они подошли к дому из белого силикатного кирпича, огороженному дощатым забором, который был покрашен зеленой краской. Проживавшие там – вдова умершего и двое сыновей подросткового возраста, как видно, заранее предупрежденные старостой, – их уже ждали. Войдя в небогато обставленный дом, приятели и их сопровождающий наотрез отказались от завтрака – сами только что от стола! – и предложили поговорить о последних днях жизни покойного.
Хозяйка дома, назвавшаяся Ульяной, по внешнему виду никак не похожая на классический вариант вдовы, выглядела вполне уравновешенной и оптимистичной. Уговорив гостей согласиться хотя бы на чашку чаю – его она заваривала с мелиссой и мятой, что весьма высоко оценил Станислав, – Артемьичева заговорила приятным «бархатным» голосом.
По ее словам, беды, приключившейся в середине апреля, вообще ничто не предвещало. Георгий в ту пору, как и всегда в такое время, ходил в мастерскую, готовился к весенне-полевым работам. С другими членами бригады отношения у него были хорошие, так же, как и с самим фермером. С хуторянами их семья всегда жила дружно, ни с кем никогда не конфликтовала. Впрочем… Дойдя до этого места, Ульяна обернулась к сыновьям и предложила им пойти пополоть картошку.
Когда парни с недовольными лицами скрылись за дверью, она продолжила:
– Если откровенно, то трения у него кое с кем были. Вот, Пал Палыч в курсе. Юбочником был мой Жора, царствие ему небесное. Да еще каким! Ну, это у нас тут так бабников называют. Тут-то, в Брутах, он особо не гулял, а вот по соседним хуторам и станицам, по Краснокуренному куролесил – будь здоров! Сколько у него имелось баб, я не знаю, но, говорили, десятка три – самое меньшее. И одиночки у него были, и замужние…
– А вот об этом чуть подробнее! – попросил Гуров. – И, кстати, вопрос: а вы об этих, так сказать, увлечениях мужа нашим коллегам не рассказывали?
– Рассказывала… – Ульяна сдержанно кивнула. – Но мне показалось, всерьез они это не восприняли. Вроде того, мели, Емеля… А что касается того, за кем именно он приударял, тут ничего не знаю. За ним не следила, потому что считала это напрасным делом. Раз уж пошел по бабам – махни рукой и плюнь. Для меня главное было – детей на ноги поставить. Их у нас четверо. Вот, Святослав и Тарас – старшенькие мои, Любочка и Анютка – меньшие. Они сейчас у свекровки гостят… Я не знаю, в дело ли будет то, что я рассказала сейчас? Но знать-то вы должны и об этом тоже, так ведь?
– Разумеется! – с интересом приглядываясь к хозяйке дома, подтвердил Станислав. – Вы остановились на последних днях жизни Георгия. Ему никто не угрожал, никто за ним не следил?
Ульяна чуть пожала плечами и пояснила, что чего-то похожего от мужа она не слышала. Впрочем, дня за два до того, как его нашли убитым, он вечером за чаем промеж делом рассказал про каких-то чудил, которые спрашивали у него дорогу на станицу Толмачевскую. А она как раз в той стороне, откуда они и ехали. Смеясь, Георгий недоумевал, как они могли проскочить мимо Толмачевской, если там проехать можно только через само селение, где «даже последний дурень» смог бы как следует сориентироваться?!
– Что-нибудь об их машине – номер, марка, цвет, как выглядели те люди, он не рассказывал? – для проформы поинтересовался Лев, заведомо зная, что ничего этого их собеседница не знает.
Как и ожидалось, никаких подробностей Ульяна и в самом деле не знала. С одной стороны, те проезжие ей были совершенно безразличны, а с другой – муж и сам в подробности не углублялся. Что касается последнего дня жизни Артемьичева, то он абсолютно ничем не отличался от всех других. На работу Георгий ушел в восьмом часу утра, на обед не приходил – в мастерской имелась бесплатная столовая. Вечером, когда он не появился и в девятом, и в десятом часу, Ульяна особой тревоги не испытала, поскольку знала заведомо, что ее несерьезный муженек или в мастерской, или… Или опять «на часок» свалил к какой-нибудь из своих ухажерок.
О том, что муж найден убитым, она узнала от Колопатова. Тот, поздним вечером приехав в мастерскую, чтобы проверить – на месте ли сторожа, по своей привычке пошел осмотреть территорию. И, свернув за угол, наткнулся на Георгия, уже начавшего коченеть. Фермер немедленно позвонил в полицию и съездил к Артемьичевым, чтобы сообщить о случившемся…
Уточнив еще кое-какие детали, опера попрощались и отправились дальше. Выйдя за калитку и взглянув на часы, Гуров озабоченно отметил:
– Долгонько засиделись… Надо ускорять. Если на каждую встречу будем тратить по часу, то до обеда и половины запланированного не обойдем.
Посоветовавшись, они со Стасом решили ходить порознь, чтобы до прибытия машины из райотдела успеть обойти еще хотя бы по одному двору. Староста согласился, что так и в самом деле будет гораздо лучше, и указал Гурову на небольшой кирпичный дом, виднеющийся из-за разросшейся сливы на противоположной стороне улицы.
– Вон там живут Котовы, Альберт и Евдокия. У них где-то в июне была убита дочь Роза. И точно так же, как и у Артемьичева, у девчонки была прокушена шея и выпущена кровь. К ним вы пойдете?
– Ну а что? Пойду… – Кивнув, Лев направился ко двору, огороженному ветховатым, покосившимся штакетником, а Пал Палыч и Крячко зашагали дальше.
Открыв столь же косоватую калитку, Гуров постучался в окно и увидел вышедшего на крыльцо мужчину средних лет в майке и шортах, явно успевшего «принять на грудь». Все открытые части его тела были украшены характерными татуировками. Судя по этой «картинной галерее», ее обладатель с тюремными нарами был знаком не понаслышке. Недоуменно вытаращившись на незнакомца, «расписной» недовольно поинтересовался:
– Чего тебе? Чего приперся?
– Главное управление уголовного розыска, – строго уведомил Гуров и показал удостоверение.
– Мог бы ксиву свою и не показывать, я ментов за версту вижу, – кривовато ухмыльнулся тот. – А что за дела-то? Опять по мою душу?
– Ну, если есть тому конкретная причина, то можно и по твою душу, – в тон ему ответил Лев. – Хотя вообще-то я по поводу смерти Розы Котовой. Мы поговорить можем?
– Опа! – Котов развел руками. – Опамятовались! Раньше надо было приезжать. А щас – чего уж тут ловить-то? Девку эта… как там ее, чупачупса, что ль… загрызла. Вот. Это надо было еще в июне приезжать и искать.
– Ты с кем там балаболишь? – неожиданно донесся из сеней раздраженный женский голос. – Кто пришел-то?
Из занавешенного цветастой шторой дверного проема показалась женщина лет тридцати пяти в просвечивающей кружевной кофточке и спортивном трико, именуемом трениками, в обтяжку. Оглянувшись на жену, Альберт язвительно пробурчал:
– А чего это ты так вырядилась? Что, мужика постороннего заметила? Ты еще начни перед ним ж…ой крутить.
– Ха! – измерила его пренебрежительным взглядом женщина. – Чья бы мычала, а чья бы и помолчала. Все, заткнись давай! Вы насчет покойной Розочки?
– Да, именно по этому поводу, – подтвердил Гуров и, увидев приглашающий жест Евдокии, следом за хозяевами вошел в дом.
К некоторому его удивлению, обстановка там оказалась довольно-таки небедной. Столы, шкафы, комод, кровати, стулья – все выглядело достаточно новым. На стене висел портрет девушки лет шестнадцати в траурной рамке. Как заметил Лев, войдя в комнату и взглянув на эту стену, Альберт отчего-то поспешил отвернуться и плюхнулся в фасонистое, явно дорогое кресло. «Видимо, где-то на Северах работает на вахте…» – догадался он, изучающе взглянув на хозяина.
Расположившись на диване и категорично отказавшись от «ста граммулек», предложенных Евдокией, Лев задал дежурные вопросы по происшедшему с дочерью хозяев. То и дело срываясь на перебранку, те рассказали, что их Роза девушкой была необычайно скромной, умницей и красавицей. Но почему-то очень невезучей. Подружек у нее было мало, с парнями тоже не ладилось…
– Да это все проклятые штучки-дрючки ведьмы Наирки! – в сердцах объявила Евдокия. – Она, между прочим, не только на Розочку нашу порчу наводила. Она тут многим умастырила так, что весь хутор клянет ее на все лады.
– Она, она, сволочь! – поспешил поддержать мнение жены Альберт. – Только из-за нее все наши беды. Она и смерть наколдовала нашей дочке!
