Максим Шахов - Взорвать «Москву»

– Покайся, сукин сын, что переоценил свои скромные силы, – сказал, ехидно улыбаясь, Артем.

– Каюсь! Каюсь! – мотнул всклокоченной головой Пашка. – Больше никаких связей с государственным криминалом!

По дороге он беспрерывно звонил, кому-то жалуясь и кого-то убеждая. Похоже, в подобных переделках Савельеву приходилось бывать не раз – он быстро оправился, порозовел, и даже разбитые губы не так уж бросались в глаза. Сыщицкая служба – она самая болезненная насчет морды…

Они сидели за угловым столиком в уличном кафе, прихлебывая пиво. Объемистый пакет с креветками был до половины пуст.

– Больше не повторится, это точно. Понимаешь, у меня с ФСБ особые отношения, – сплевывая шелуху, втолковывал окончательно пришедший в себя Пашка.

– Нашел с кем отношения выстраивать, – буркнул Артем. – От них держись подальше – старое правило, между прочим.

– Правило-то старое, да Россия новая! – возразил Савельев. – Крыша «Армаде» нужна? Нужна!

– А завтра директор приедет на работу с разбитой мордой, – заметил Тарасов, отхлебывая добрый глоток и отправляя следом пару крупных креветок.

– Заместитель завтра поработает, – беззаботно отозвался Пашка.

– Все равно не пойму, почему они тебя так бережно обрабатывали, – сказал Артем, испытующе заглядывая приятелю в глаза. – Обычно…

– Неужели непонятно? – поднял глаза Савельев. – Пугануть хотели по-серьезному. Ну и пуганули… Было уже со мной такое. А все почему? Потому, что поль-зу-ют-ся! – подняв палец, раздельно произнес Пашка.

– Расплачиваться за игрушки-камешки когда будешь? – поинтересовался Тарасов.

– А завтра и расплачусь, – расплылся в улыбке Савельев.

– «Хвост» за тобой постоянно ходит? – вдруг спросил Артем. Ему показался слишком внимательным взгляд молодого человека в темных очках, сидящего через столик.

– Часто! – кивнул Пашка. – Привык.

– Последствий, думаешь, не будет?

– Нет, я позвонил кому следует и сказал что следует, – заверил Савельев. – Говорю: бывало со мной уже такое…

Менялись посетители. Проходили, позванивая парами тяжелых кружек, завсегдатаи, а Артем потихоньку хмелел, вливая в себя пенное пиво. Тот бандит в поезде первый, наверное, отдал концы; второй жив. Псы-эфэсбэшники, те, что на квартире, живы оба – за это Тарасов ручался. Жаль их, сукиных детей. Не хочется больше убивать…

Глава четвертая

В Россию с любовью

«Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять как поганых псов!»

Киев – Москва… Любовь и голуби… Граница уплыла на юг, и вместе с ней растворились в железнодорожной дали две дружественные таможни с их толкотней, суетней и откровенной разбойничьей наглостью чиновников, с трехчасовой нервной задержкой поезда, которая куда неприятнее, чем задержка месячных у любимой девочки. Утихли споры и жалобы на произвол, на бис исполненные опытными украинскими мешочниками. Съедены домашние харчи. Решены убогие кроссворды. Заполнена иммиграционная карта, и в ней значится: «Олесь Бузько (экзотическое для русского уха имя). Пол: мужской (что несомненно; надо бы добавить: «гендерная принадлежность – убежденный гетеросексуал»). Цель поездки: туризм (ждите меня, я скоро приеду). Срок пребывания: трое суток…» Солидный документ, проштемпелеванный суровым сотрудником российской пограничной службы. Его нужно вложить в паспорт и все время держать при себе – Москва слезам не верит, а московская милиция – и подавно.

Припомнилась последняя беседа с Кульчицким, имевшим штаб-квартиру в Киеве и приехавшим провожать хорунжего на вокзал.

«Это пока только проба, – рубя ладонью воздух, пылко говорил Кульчицкий. – Еще один тяжелый психологический удар для московских властей. Если бы наши чеченские друзья были решительнее и не поддавались на посулы своих и чужих соглашателей, Москва давно взлетела бы на воздух – до самых до окраин!» Сияло лицо провидныка, сияли его глаза в паутинке морщинок, цвел отличный ровный загар. «Я накопил в себе достаточно злости, чтобы оклеить пластитом половину столицы Сатаны, – ответил тогда Бузько. – Располагайте мной, друже провиднык, по своему усмотрению». Кульчицкий лучезарно улыбнулся. «Я ценю ваши патриотизм и преданность делу, – сказал он. – Но все же не забывайте, что по возвращении домой вас будет ждать условленный гонорар…»

«Город Сатаны» наплывал из прекрасного далека полосой отчуждения, скрещивающимися линиями электропередачи, пакгаузами, запасными путями, стрелками, семафорами, железным нагромождением гаражей и складов. Состав двинулся медленным шагом. Пассажиры собирали багаж.

Едущий налегке, с одной только спортивной сумкой Бузько выбрался в тамбур и сквозь пыльное стекло наблюдал за медленными изменениями пейзажа. Он закурил, и дым синими пластами потянулся сквозь трещину в окне.

Он спрыгнул на перрон первым и, забросив сумку за плечо, двинулся к подземному переходу. «Все здесь враждебно, – повторял про себя хорунжий. – Люди, автомобили, рекламные листовки, которые раздает вот эта хорошенькая малолетка… Ты приехал сюда как солдат, а значит, ты равнодушно-спокоен и готов к борьбе за счастье родного народа…» А враждебный город пузырился весенней толкотней, тысячей звуков и миллионом запахов, потому что Москва открыта гостям и любит их по мере своих восьмисотлетних сил.

– От Кульчицкого? Приезжайте в течение часа, здесь недалеко. Если задержитесь, меня уже не будет – меня ждут…

Абонент был сдержан и по-столичному деловит.

Плохо знающий Москву Бузько опоздал на десять минут: неправильно поняв многословный рассказ говорливой старушки, он проехал на метро лишнюю станцию. В облезлой квартире на втором этаже П-образного дома по Сущевскому Валу его встретил пасмурный старик в клетчатой рубашке.

– Я уже на выходе, – сообщил хозяин, открывая дверь и впуская гостя. – Описание вашей персоны, которое прислал Кульчицкий, совпадает. Значит, вы и есть тот самый Олесь. Моя фамилия – скажем так – Семенцов. Проходите. У нас пятнадцать минут…

Бузько очутился в запущенной двухкомнатной квартирке, где уборка не производилась уже лет сто. Бесформенные железки, жестяные банки, покрытые засохшими потеками, ржавые инструменты создавали впечатление запущенной мастерской.

– Садитесь, – сбрасывая на пол сонного рыжего кота с вымазанной в зеленое спиной, сказал хозяин. – Порция «мыла» уже упакована и оплачена. Акваланг – облегченный вариант без баллонов, только с маской… – Видя недоумение на лице гостя, Семенцов пояснил: – Пластит.

Взвешивая на руке увесистый пакет, Бузько поинтересовался:

– А вы с господином Кульчицким, наверное, вместе служили?

Семенцов нехорошо ухмыльнулся и, помедлив, ответил:

– Да уж, служили… В интересном одном месте… Только он, хитрожопец, подполковником уволился, а я – капитаном…

– Удивительно! Служили вместе, а на украинца вы совсем не похожи, – заметил хорунжий.

Эта фраза обозлила хозяина:

– Ты пальцы в чужие проблемы-то не суй! – прикрикнул он. – Я не турецкий, я не немецкий, а советский! Простой пенсионер, понял?! И торгую, чем могу, чтобы к пенсии приработать! И насрать мне на твоего Кульчицкого и на тебя!.. Вон рюкзак с аквалангом бери и вали отсюда!

Бузько торопливо собрал покупки и направился к двери. Говорить было больше не о чем; обижаться, впрочем, тоже.

Хозяин тем временем поостыл.

– Погоди! – окликнул он.

Хорунжий остановился.

– Приходилось плавать с аквалангом? – хмуро спросил Семенцов.

– Плавал. Даже подводной охотой занимался. В нашем родном Крыму, в хорошие времена, – поспешно ответил Бузько.

– Когда они были-то – хорошие времена? – буркнул Семенцов, расстегивая «молнию» на сумке хорунжего и заботливо вкладывая туда еще один сверток. – Запалы-то забыл, профессионал! «Липучкой» хоть умеешь пользоваться?

– Со взрывчаткой знаком хорошо…

– Не произноси слова «взрывчатка» вслух вообще никогда! – строго заметил Семенцов. – В Москве это слово произносить нынче опасно…

Хозяин повозился с ключами и открыл дверь.

– Бывай, щирый украинец! – желчно проговорил Семенцов. – Ты меня не видел, я тебя тоже.

Опасный груз Бузько оставил в тайнике на окраине города. Схема, врученная Кульчицким, оказалась точной: место было безлюдное и безопасное. Вдалеке шумная трасса, уводящая прочь от Москвы, руины, бетон, ржавые прутья арматуры… Шпионские игры, затеянные провидныком, раздражали. Но партийная дисциплина прежде всего – и Бузько аккуратно рассыпал вокруг схрона пачку дефицитной махорки.

Оставался визит к человеку, которого Кульчицкий громко именовал просто «нашим союзником». К человеку, который выведет хорунжего на объект…