Б. Седов - Один против всех
Попутно я заходил в шопы и бутики, флиртовал со скучающими продавщицами, примерял шляпы и очки от солнца, и все это только для того, чтобы посмотреть в зеркало и убедиться в том, что никто за мной не идет, не стоит в нетерпении у дверей и не покупает ненужные вещи за соседним прилавком.
Так, в гордом одиночестве, я добрался до «Октябрьской» - гостиницы, где была моя временная штаб-квартира. Оставалось сделать не больше десяти шагов, чтобы под цепким гэбэшным взглядом швейцара переступить порог «Октябрьской» и почувствовать себя почти дома, но тут от стены отделилась мужская тень - мужичонка непонятного возраста в надвинутой на лоб кепке, с зажатой в зубах папиросиной.
«А во рту у тебя, братец, должна быть фикса, и на руках наколки», - подумал я с облегчением.
Хвост все-таки был. Возможно, мужичок потерял меня на пути к фрегату «Ксения» и теперь маялся бедолага, давно желая выпить и закусить, но боясь потерять меня окончательно и получить в результате неслабый втык во все возможные отверстия. В том, что втык будет неслабый, я не сомневался, как и в том, что мужичок приставлен ко мне питерской братвой, которая посмотрела видеокассету с моим притворным покаянием.
То, что мужичок не от Петра Петровича Сергачева, меня сильно порадовало - не хотелось иметь Сергачева своим врагом, потому что от его людей так просто мне было бы не уйти, а скорей всего - и не уйти вовсе. Сам крепкий профессионал, Сергачев окружал себя лучшими людьми, лучшими из тех, кого можно купить за деньги или соблазнить какой-то привлекательной идеей.
Я прошел мимо мужичка вольным шагом жуира, фата и ловеласа и на всякий случай снял купленные в одном из бутиков солнечные очки, чтобы блатной хвост убедился, что это именно я, и не манкировал своими обязанностями.
Хвост засуетился еще больше, натянул кепку до самой губы с прилипшей папироской и разболтанной походкой литовской шпаны пошкандыбал за мной, время от времени лихо сплевывая.
Убедившись, что хвост на своем месте и по ходу дела не отстанет и не потеряется, я свернул на Греческий проспект и начал высматривать какую-нибудь стройку. В двух шагах от Невского проспекта обязательно должны что-нибудь ремонтировать. Так было всегда.
Действительно, не успел я пройти и одного квартала, как обнаружился старый прогнивший забор, окружающий давно заброшенную стройку. Ворот здесь не было, наверное, никогда, и стройплощадку давно облюбовали как удобное место для отправления естественных надобностей, поэтому, осторожно ступая, я прошел в глубь долгостроя и завернул в дверной проем первого этажа.
Хвост вбежал на площадку и начал тревожно оглядываться. Меня, естественно, нигде не было видно. Не для того Кастет прячется, чтобы его увидели. Мужик сорвал с голову кепку, вытер ею вспотевшее лицо и, как Ленин, зажав ее в кулаке, начал продвигаться вперед. Так как смотрел он по сторонам, а не под ноги, то на втором или третьем шаге неминуемо вляпался в кучу дерьма, что и прокомментировал злым матерным воплем. После этого он поиски Кастета прекратил, снял правый ботинок и, стоя на одной ноге, принялся очищать подошву о кривую ржавую арматурину, торчащую из бетонного блока. Лучшего случая, чтобы взять хвоста в плен, и придумать было трудно, но вылезать из своего укрытия было лень, и я решил подождать, когда потенциальный «язык» подойдет поближе.
Теперь мужик тщательно осматривал землю перед каждым своим шагом, поэтому шел вперед медленно и, в принципе, я давно уже мог бы лежать в пахнущей цветами ванной, а не нюхать миазмы советского домостроения. Но цель у меня была совсем другая - взять в плен посланника враждебной мне стороны и, после долгих пыток, отпустить к пославшим его с приветом от Кастета и самыми зловещими и недобрыми пожеланиями в их адрес.
Мужичок медленно, как сапер, продвигался по загаженной территории, постоянно вытирая кепкой мокрое от напряжения лицо, и уже совсем было прошел мимо меня, так что пришлось поднять с земля некрупный камушек и метнуть в блестящую от пота лысину. Мужик схватился за голову, присел и начал испуганно озираться. Я притворно закашлялся и для пущей наглядности высунул в дверной проем ногу. Я рассчитывал, что мой преследователь наконец-то вычислит мое укрытие и аки хищное животное бросится на меня. Но результат оказался прямо противоположный, мужичок сначала присел еще больше, потом резво развернулся и большими прыжками устремился на улицу.
Это не входило в мои планы, поэтому пришлось вылезти из своего укрытия и броситься в погоню. Выглядело это не так эффектно, как в американских боевиках, не сопровождалось яростными криками и стрельбой из больших красивых пистолетов. В два расчетливых прыжка я настиг незадачливого преследователя и схватил его за шиворот. Мужик вскрикнул и закрыл голову руками.
- Не боись, - сказал я ему добрым голосом, - бить не буду. Пока…
Мужик хрюкнул и, по-моему, обделался. Во всякому случае, остро запахло свежим дерьмом.
- Пошли, - сказал я, стараясь держать его на расстоянии вытянутой руки.
Мужик опять хрюкнул, и ноги у него подкосились. Я затащил его внутрь дома и приставил к стенке, но он упорно сползал на грязный, загаженный многими поколениями петербуржцев пол.
- Стоять! - приказал я и поднял с земли арматурный прут.
- Ой, - ответил мужик и рухнул лицом вниз на пол.
Я потрогал его концом кроссовки, убедился, что скрываться он не думает, и пошел на поиски веревки. Обрывки бечевок валялись повсюду, но были или коротки, или грязны, или сгнили от долгого беспутного лежания. Тогда я выдернул из стены кусок провода, который доисторические строители проложили, чтобы когда-нибудь их потомки провели сюда ток и освещали жизнь людям далекого будущего.
- Вставай, - сказал я.
Мужик дополз до стены и сел, на большее он был уже не способен.
- Говори! - приказал я и стегнул проводом стену рядом с его головой.
Мужик закрыл лысину руками и что-то простонал.
- Что? - грозно спросил я.
- Пить, - простонал мужик уже отчетливей.
- Извини, братан, шампанского нема! Говори, если есть чего сказать, и я пойду. Мне преступления совершать надо, а не с тобой тут валандаться…
- Гы-гы-гы, - произнес мужик.
- Смеешься! - горько сказал я. - С вором в законе и поговорить не хочешь, гордый, как белорусский партизан. Смотри, сейчас пытку тебе учиню, - и я потряс проводом.
- Го-го-го, - сказал мужик и добавил. - Бу-бу-бу.
- Чего? - переспросил я. - Богу своему молишься?
- Говорить буду, - ему с трудом, но удалось составить слоги в слова.
- Говори, гнида непотребная! Ты знаешь, что с вором в законе разговариваешь? Ты знаешь, говно поросячье, что меня сам Дядя Федя в тюрьме крестил?
- Да, - прошептал мужик.
- Ну так я тебя сейчас! - с пафосом воскликнул я и сделал из провода удавку. - Видел, волчья сыть? Говори!
И мой преследователь рассказал, что братва собрала малый сход, на который не позвали ни Кирея, ни Сергачева, ни Гену Есаула, то есть всех тех, с кем я контактировал в блатном мире. Не позвали потому, что знали - они будут защищать меня и требовать, чтобы я пришел на большой воровской сход и дал свои объяснения.
Так что вступиться за меня было некому, и братва постановила - казнить Кастета лютой казнью, но прежде вызнать, что я хочу делать и нет ли во всем этом какого вреда воровскому сообществу. Все это было понятно, предсказуемо, и кассету Черных записывал именно с целью вызвать такую реакцию.
- Хорошо, - сказал я, выслушав рассказ «языка». - Вставай, гнида! - и я растянул удавку под размер его головы.
- У-у-у! - завыл мужик.
- Не запугаешь! - заверил я его. - Вставай!
Он с трудом поднялся на ноги, отчего остро запахло мочой.
- Передай своим наймитам, что Кастет в городе, Кастет не один, и тот, кто протянет к нему свои поганые лапы, захлебнется в собственном дерьме. Говорить я буду, но только с правильными ворами, а не со всякой шоблой, вроде тебя. Все понял? - я задержал дыхание, сделал шаг вперед и показал лазутчику проволочную удавку.
- Понял, - отчетливо произнес мужик. Главное для себя он, действительно, понял: я возвращаю ему жизнь и свободу, а остальное пока не так и важно.
- У тебя часы есть? - спросил я.
- Есть, - сказал мужик и принялся расстегивать ремешок наручных часов.
- Я сейчас ухожу, а ты выйдешь отсюда не раньше чем через полчаса, - сказал я ему. - Сверим время!
Уточнять хронометраж он не стал, а вместо этого выронил кепку и сам повалился вслед за ней в лужу собственной мочи.
- Уринотерапия, - констатировал я и добавил: - Ети ее мать!..
* * *
С большим трудом отмывшись от запахов российской стройки и надев все чистое и ароматное, я отправился на свидание к Светлане. Во-первых, чтобы увидеться, пообщаться и, если представится такая возможность, предаться усладам любви, а во-вторых - чтобы в деревенской тиши поразмышлять о будущности России и составить план, с помощью которого мы, три немолодых уже мужика, могли бы остановить экспансию Романова и, самое главное, спасти из его лап Светлану.
