Лев Пучков - Полигон смерти
Пока моя избранница работала с желчной патронессой редкозубых бездарей, две другие снегурочки живо отреагировали на моё присутствие и подошли узнать, чего я желаю.
Обе девицы были милы и вполне привлекательны в своих голубеньких снегурочкиных кафтанчиках, но я уже сделал выбор, поэтому сказал, что желаю, в принципе, много чего, однако сейчас у меня конфиденциальное дело к девушке, которая разговаривает с пациенткой… эмм… с куратором участников конкурса.
Снегурки с некоторым разочарованием вернулись к художественно озабоченным детишкам, а я дождался, когда, наконец, удалилась вредная старуха с зубастиками, и решительно подошел к Екатерине Солнцевой, арт-мастеру. У неё в петлице висел бейдж, а я глазастый, вовремя рассмотрел.
Поздоровавшись, я представился московским художником-передвижником, отрабатывающим провинциальные площадки для грядущих экспозиций.
Тугая коса до пояса, глаза — бездонное небо над Русской равниной, ангельское личико, и едва ли не идеальная фигура: вряд ли в комплекте к такой внешности прилагается смекалка Эйнштейна и неприступность Пенелопы (для тех, кто не читал Гомера, но смотрит разное кино — я имею в виду не Пенелопу Крус, а верную жену Одиссея, правителя Итаки). Такое сочетание будет уже вопиющей диспропорцией и вообще исключением из правил. Прибавьте к этому следующие обстоятельства: глухая провинция, полная безнадёга в плане брачных перспектив на фоне суровой рабоче-крестьянской массы, и вдруг откуда ни возьмись появляется младой московский живописец, симпатичный, интересный, во всех отношениях свободный и галантный.
Да это ведь просто принц из сказки, ни убавить, ни прибавить!
Нет, я не рассчитывал, что девушка по первому зову всё бросит и помчится за мной на край света — разве что как вариант, но к радушию и теплому приёму был вполне готов.
Поэтому, представившись, я изобразил давно и тщательно отрепетированную улыбку Леонардо (от великого, но скромного мэтра — восхищенным простушкам) и царственно скрестил руки на груди, приготовившись получить щедрую порцию немедленного обожания.
— Это к заведующему. Второй этаж, третья дверь налево. — Красавица смерила меня равнодушным взглядом, ткнула пальчиком куда-то в недра ДК и, развернувшись, отошла к рисующим детям.
Упс. А что-то не сработало…
Может, я одет не по формату? Беретка набекрень и модный шарфик навыпуск наверняка бы добавили аутентичности, но сейчас уже поздно, раньше надо было думать.
Получив отлуп (понятие архаичное и насквозь провинциальное, но в данном случае вполне уместное), я стоял столбом и уныло размышлял, как поступить.
Бежать следом и рассказывать, какой я замечательный и необычный, было уже неловко: даже при самых веских доводах это явная назойливость и моветон, девица, судя по всему, своенравна и избалована вниманием, так что на знакомстве можно будет сразу ставить жирный крест.
Собирать подробную информацию и оборудовать удобные подходы некогда, мы сюда не навечно прикомандированы, так что расчёт был на внезапную атаку.
Атака сорвалась, и что теперь делать — просто ума ни приложу…
Не знаю, может быть, я так бы и ушел несолоно хлебавши, однако Судьбе было угодно, чтобы моё бестолковое стояние было вознаграждено сторицей.
Заметив, что я никуда не ушёл, снегурочка было нахмурилась, затем шлёпнула себя ладошкой по лбу, вернулась ко мне и сказала:
— Извините, забыла! Поздно уже, заведующего нет сейчас. Он где-то на площади или в мэрии. Так что ищите там. Но… гхм…
— Что?
— Ну, они сейчас уже пьяные все, там банкет, в мэрии… В общем, не лучшее время для всяких дел. Вы завтра после обеда подходите, тогда всё и решите.
— Хорошо, спасибо вам. Могу я взглянуть, что там рисуют ваши Врубели-Крамские?
— Скорее, Ван-Гоги и Пикассо. — Девица впервые за всё время озарилась улыбкой. — Да, конечно, смотрите на здоровье. А вы в каком формате работаете?
— Видите ли, Катерина, я своего рода универсал. Мастер широкого профиля.
— А вы откуда знаете?..
Я показал на бейджик.
— Ах, да, на мне же написано! Совсем замоталась, ничего не соображаю…
Вот так, собственно, всё и разрешилось. Спустя минуту мы уже непринуждённо болтали обо всём понемногу, прохаживаясь вдоль нестройных рядов малюющих киндеров. Точки соприкосновения были выбраны верно, этикет соблюден, осталось только развивать успех. Это на заметку всем бледным юношам, получившим пресловутый «отлуп»: не стоит сразу ретироваться, можно попробовать с несчастным видом постоять в сторонке, глядишь, какие-то варианты и образуются.
Ещё минут через пять мы закономерно подошли к контрольной точке: возник вопрос, много ли у меня работ и когда на них можно будет посмотреть.
Интересный вопрос. Для тех, кто не в курсе, сообщаю, что «работа» — это полотно, которое не стыдно выставлять на вернисаж (впрочем, бывает и так, что у некоторых давно почивших коллег по цеху и эскизы за миллионы уходят, но это уже явно не наш случай).
Так вот, работ у меня нет вообще, как-то всё недосуг было сконцентрироваться и выдать законченный шедевр. Однако, полагаю, вы прекрасно понимаете, что рассказывать об этом всем подряд симпатичным девицам не стоит. Особенно если ты ведешь охмурение не в родном городе, где этот факт нетрудно проверить, а где-нибудь в глухой провинции.
Поэтому первую половину вопроса я благоразумно опустил и ответил по существу второй половины:
— С собой ничего нет, но… посмотреть можно будет где-то через полчаса.
— Это как так? — удивилась арт-мастер Катя. — Через полчаса про вас будут передачу по телику показывать?
— Нет, не в этот раз, — заскромничал я.
— А как же тогда? Может, вы волшебник?
— Нет, я только учусь. Но это очень простая магия, так что я с удовольствием продемонстрирую вам пару нехитрых секретов. Бумагу с карандашом дадите?
— А-а-а, так вы прямо сейчас нарисуете? — с некоторым разочарованием протянула Катя.
— Совершенно верно. Если это не вступает в противоречия с вашими планами и не доставит каких-либо неудобств…
— Ой, да какие тут неудобства? Малюйте на здоровье, не жалко.
Катя отвела меня к освободившимся после ухода зубастиков мольбертам, выдала аксессуары и с любопытством уточнила, что я собираюсь изобразить за полчаса. По интонации прозвучало примерно так: «Разве можно за полчаса сделать что-то стоящее?»
— Будем работать ваш портрет, — решительно заявил я. — Без вариантов.
— Почему мой? — удивилась Катя. — Это принципиально? Тут и без меня хватает персонажей…
— Это не принципиально. За объект можно взять кого угодно. Но тут есть один важный нюанс: у нас мало времени.
— Ну так я про это и спрашивала, — с лёгкой ноткой раздражения напомнила Катя. — Что можно нарисовать за полчаса? Разве что натюрморт.
— Понимаете, Катя… Обычно, чтобы более-менее точно передать характер эмм… «персонажа», как вы изволили выразиться, нужно довольно долго наблюдать за ним, узнать его поближе, разобраться в особенностях, уловить «изюминку», в общем, постичь его индивидуальность. За полчаса вряд ли управишься, согласны?
— Совершенно верно.
— Однако если человек понравился тебе с первого взгляда, что называется, сразу запал тебе в душу, задача значительно облегчается. В этом случае всё рисуется как бы само собой, по наитию.
— ???
— Да-да, именно так… Поэтому я буду рисовать именно вас. С любым другим из здесь присутствующих всё будет намного дольше и труднее.
Всё это я говорил, набрасывая первые штрихи и делая вид, что уже всецело сосредоточен на работе, а собственно Катя меня интересует исключительно как объект отображения.
От неожиданности девушка стала краснеть и с минуту молчала, не зная, что сказать. Вроде бы такое прямолинейное и отчасти грубоватое признание, хоть сразу отшивай, и в то же время всё по делу, попробуй придерись.
Я продолжал рисовать, бросая на неё короткие быстрые взгляды, преисполненные сугубо профессионального интереса, без малейшего намёка на чувственность.
— Но… Я не могу полчаса позировать, — смущённо заметила Катя. — У меня тут дети…
— Не надо позировать, — милостиво разрешил я. — «Позировать»… Хм… Это, вообще, архаика, сейчас всё делается значительно проще, динамичнее. Занимайтесь своими делами, достаточно того, что вы будете находиться у меня перед глазами. А насчёт «статики» — это очень просто. Разрешите-ка…
Я запечатлел девушку на мобильный в четырех ракурсах, отпустил заниматься своими делами и, засучив рукава, принялся за работу.
* * *Скажу сразу, что никаких мытарств не было, работалось легко и приятно, я был, что называется, в ударе, и вдохновение буквально плескалось через край.
Коллектив принял моё вторжение относительно безболезненно. Две другие снегурочки подошли к Кате и что-то спросили, — получив ответ, отошли с вытянутыми физиономиями и стали украдкой посматривать в мою сторону. А как же, московский художник. Местами даже передвижник.
