Александр Тамоников - Рота уходит в небо
— А что? Логично.
— Не спорю. Но не в этом главное. Вот ты в свое время после службы только домой, к своей ненаглядной. А она? Помахала дяде ручкой, и вся любовь. Извини, конечно.
— Ты, Вова, наши отношения никогда не поймешь, если мы сами их не поняли.
— Ладно, хорош об этом. На самом деле, базар какой-то гнилой пошел. Но о Кате – девушке из киоска – подумай. Мужик ты видный, не будешь же бирюком всю оставшуюся жизнь? Да и какая это жизнь без семьи? Поругаться – снять стресс – и то не с кем. При нашей-то работе чердак снесет быстро и бесповоротно. Подумай, обещаешь?
— Обещаю, Вов, обещаю.
— Вот это другое дело. Оп-па! Построение. Пошли вокруг штаба,– увидев, что на плацу построены офицеры, сказал Чирков. Свернув на аллею, друзья обошли плац и разошлись по своим подразделениям.
* * *Пассажирский поезд прибыл в поселок N в 11.30, почти по расписанию. На вокзале команду призывников встречала группа офицеров во главе с заместителем командира части майором Куделиным. Первым из вагона вышел лейтенант Панкратов – старший команды. Он четко доложил Куделину о том, что группа из двадцати двух человек к месту несения службы доставлена, происшествий в пути следования не было.
— Хорошо, Дима. Давай выводи свою команду и передай капитану Артамонову, сам ко мне – доложишь подробнее.
Выполнив требование Куделина, Панкратов снова подошел к нему.
— Обрисуй, Дим, что за орлов привез?
— В общем, товарищ майор, народ нормальный. Не идеальный, конечно, контингент, но вполне терпимый. Могло быть и хуже.
— Как вели себя в дороге?
— Попытались сначала организовать пьянку, но вы меня знаете – пресек на корню. Да и сержанты молодцы – помогли.
— Водку изъял?
— Так точно. Как положено. Все в сумке у сержанта Орлова.
— Хорошо. В части разобьем у них на глазах, для профилактики, так сказать. С наркотиками был кто замечен?
— Травку не курили – точно. Сам проверял. А насчет другого – посмотрим, что оставят после себя в вагоне. Но, по-моему, внешне, по крайней мере, ничего о наркоте не говорит.
— Ну и ладненько. Себе-то отобрал людей?
— Так у меня ротный будет сам подбирать.
— Ну-ну, не прикидывайся. Прекрасно же знаешь, что ты у меня первоочередный кандидат на роту. И даже на какую, не так?
— Товарищ майор, что я могу сказать? Доверите – не пожалеете, но Доронина еще снять надо. За него командир стоит.
— Снимем, Дим, снимем. И не только Доронина. Неужели ты думаешь, что я потерплю открытый себе вызов? Никогда. А Смирнову расти надо, не все же ему частью командовать? Ну ты понял меня. Только смотри не болтай лишнего – себе хуже сделаешь.
— Товарищ майор! Об этом могли бы и не говорить. Что я, враг себе? Да, чуть не забыл. Я во время командировки домой наведался на денек. Говорил с отцом, в том числе о вас, о вашей поддержке. Он был очень доволен, говорил, что надо помогать друг другу.
Куделин сделал вид, что сказанное лейтенантом никак на него не подействовало, но чувствовалось, что услышанное ему приятно.
— Будем, Дим, помогать. Иначе нельзя. Кстати, я настоял на представлении тебя к досрочному присвоению очередного воинского звания. Так что готовь дырочки на погонах.
— Спасибо, товарищ майор!
— Не за что. Я своих людей, Дима, никогда не бросаю и продвигаю по мере возможностей. А их, возможностей, у меня хватает. Учти это.
— Обязательно учту, товарищ майор!
— Вот и прекрасно. Иди проверь вагон и выходи на площадь. Поедешь со мной.
Команду молодого пополнения вывели из вагона, построили в колонну по двое и под командованием строгого капитана повели на привокзальную площадь, где их ждали две крытые машины. Пополнение подвели к задним, открытым бортам. Капитан профессионально развел команду на две равные группы, объяснил, что посадка осуществляется по команде «К машинам!» и «По местам!». После чего личный состав молодого пополнения впервые отработал норматив по посадке в автомобиль. Костя с Николаем оказались вновь рядом, на одной скамейке у кабины. Машины тронулись, и пацаны через небольшой квадрат заднего борта пытались рассмотреть, что собой представляет поселок N, но видели лишь капот следующей за ними машины. Примерно через час автомобили подъехали к КПП. Капитан вышел из кабины и подал команду «К машине!». Приказ был выполнен, и вновь построенное по двое молодое пополнение пошагало через открытые ворота контрольно-пропускного пункта на территорию части, где им предстояло провести два года жизни.
Все вокруг было непривычно чисто и ухожено. Кустарник вдоль дороги, по которой они шли, аккуратно подстрижен. Бордюры и нижние части стволов деревьев побелены, да и сам асфальт блестел, словно его специально мыли с порошком. Да так оно и было.
— Смотри, Кость, порядок какой. – Колян был явно удивлен. – Кусты подстригли, и трава вон везде скошена. Наверное, за порядком здесь следят. Да, чую, попали мы.
— Что тебе не нравится?
— Все нормально, только этот порядок кто-то должен постоянно наводить, а кого, как не нас, запрягут поддерживать эту красоту? Вот то-то. Мне братан говорил – он в стройбате служил, – нет хуже, если в части порядок. Лучше дедовщина дремучая, чем беспредельная уставщина. А нам, чую, подфартило. Мало того, что офицерье – чуханы, сержанты – волки, так еще и уставщина. Кранты нам, Кость, как пить дать.
— Да не скули ты!
— А ну отставить разговорчики в строю, – приказал капитан, – разговорились, мать вашу. Еще слово услышу – на полусогнутых поковыляете.
— Видишь? – уже шепотом проговорил Колян. – Я же говорю, чуханы. Им бы только поизгаляться.
Видимо, шепот его на фоне общего молчания все же был услышан.
Капитан резко остановился.
— Группа, стой!
Колян по инерции врезался в парня перед собой, создав небольшую свалку.
— Напра-во! – скомандовал офицер. Затем он подошел к середине строя и остановился напротив Коляна. – В чем дело, боец? – обратился он к Николаю. Тот только моргал глазами. – Тебе что, мои команды по одному месту? А? – Колян съежился под грозным взглядом офицера.– Язык проглотил? Отвечай, когда тебя спрашивают!
— Больше не буду, товарищ старший лейтенант.
— Нет, вы только посмотрите на этого чудака с буквы «М». Он уже и разжаловал меня. Ты в себе, парень?
Колян набычился и молчал.
— Фамилия?
— Горшков, – пробурчал Коля.
— Надо запомнить, а то попадешь еще ко мне. С таким, как ты, я точно старшим лейтенантом стану. А ну смотри в глаза!
Николай поднял голову.
— Специально для тебя, Горшков, повторяю еще раз – в строю не разговаривают, а только выполняют команды, понял?
— Угу!
— Да не угу, Горшков, а так точно.
— Так точно!
— Вот так-то лучше. И заруби себе на носу, что ты теперь в войсках, а не у мамы под подолом. Здесь с тобой долго разговаривать не будут. Так что под дурака косить не советую. Учти, Горшков!
После этой воспитательной паузы строй продолжил движение и через несколько минут остановился у красивого здания – клуба воинской части.
— Внимание, группа! Сейчас можно перекурить. Далеко не разбредаться, быть в готовности к построению. Ясно? Да куда ты, чудик? – осадил капитан одного из второй шеренги, который по-своему понял слова капитана и вывалился из строя. – Встань, где стоял. Вот так. Еще раз говорю для всех – все действия начинаются и заканчиваются только после команды старшего. Разойдись!
Строй рассыпался, и тут же почти все задымили. Офицер предупредил:
— Окурки бросать только в урну и курить возле нее. Найду после вас хоть один бычок, языком заставлю территорию вылизать.
— Видал, Кость? – жаловался на судьбу Колян. – Ну че такая непруха? Сначала один прицепился, теперь вот другой. Что я им всем, дорогу, что ли, перешел? И это офицерье, а еще потом деды начнут. Что ж за жизнь будет? Ну попал так попал, мать твою. Свалить, что ли, отсюда, пока не поздно? Посадить не посадят – я присягу не принимал, а потом, может, в другую часть отправят, а Кость? Ты как думаешь?
— Лучше не надо. Перетерпи.
— Сказал тоже – перетерпи. Ты же видишь, я у них как бельмо на глазу?
— А куда, собственно, ты свалишь? Ни денег у тебя, ни документов. Далеко ли уйдешь?
— Тоже верно. Эх дурак я, дурак. Надо было ширнуться пару раз, так, без наркоты, чтобы только дырки были, и объявить себя на медкомиссии наркоманом. Так многие пацаны на призывной комиссии делали. И нормалек. Сидел бы щас дома. А все предки – иди, говорили, в армию, пока не спился и не сел, а там из тебя, дурака, человека сделают. Ага! Сделают. Только кого? Вот вопрос!
— Не переживай, Коль. У любого человека всегда так – то черная полоса, то белая. Пройдет все.
— Чей-то я не замечал, чтоб у меня белая полоса когда-нибудь была. Одна чернота. А с другой стороны, и в деревне оставаться что толку-то было? Пьянки да драки. Один черт, рано ли поздно посадили бы. И че мне так не фартит в жизни? Не знаю. Я, Кость, у одной бабки нашенской, деревенской – она вроде Глобы местной, – как-то спрашиваю: «Чего меня, бабуль, в жизни дальнейшей ждет?» Она смотрит так хитро и говорит: «Счастье тебе будет, большой почет будет». Я спрашиваю: «А где почет-то будет, в деревне, что ли?» Она: «Нет, бери выше – о тебе вся держава знать будет». Я опять: «С чего вдруг державе обо мне знать? Я в деревне-то никому не нужен, а ты – держава». А она знаешь что отвечает? «Сам-то ты – ничто, а вот смерть твоя громкой будет, через нее и счастье познаешь». Ну, утешила. Да на что мне такой почет, посмертный? А еще говорит – принеси, мол, десятка два яиц, иначе ничего не сбудется. Ну не дура? Понесу я ей яйца, чтоб меня потом грохнули где-то. Жди!
