Сергей Парамонов - Гладиатор
Война. На дворе 1941 год. В первые месяцы войны Терентий с Валентиной и сыном Вячеславом захвачены германскими оккупантами. Их раздельно, мужчин от женщин, грузят в вагоны, отправляют в Германию для работы в тылу. Во время следования поезда из вагона, в котором едет Терентий Веселкин, совершают побег три человека, и немецкое командование принимает решение расстрелять каждого десятого из этого вагона. Перед строем захваченных русских солдат и гражданских стоят несколько офицеров гестапо, один из которых, беря каждый десятый паспорт или другой документ из общей массы и коверкая слова, называет фамилию того, кто должен выйти из строя.
– Ромманов… Дмитрьюк… Ивайнов…
Терентий Веселкин стоит в последнем ряду и видит, как то слева, то справа из строя выходят те, кому через несколько минут предстоит умереть.
– Горин… Чишандзе… Весельукин…
Холодный озноб в мгновение охватил Терентия Веселкина, вся жизнь в одну секунду пронеслась перед его глазами. Он уже попытался протиснуться между стоящими впереди, как увидел парня чуть слева от него, который вышел из строя.
– Иванав, Больгин…
Через несколько минут выведенных из строя на глазах у всего вагона расстреляли, и на их трупы кинули их документы.
Немцы прикладами стали загонять всех в вагоны, и через несколько минут состав тронулся в сторону Германии. Уже после приезда в Германию все стало на свои места, и Терентий Веселкин понял, что вместо него расстреляли парня со схожей фамилией, который, не расслышав или неправильно поняв ломаный немецкий язык, сделал шаг вперед вместо него. Терентию после войны выдали справку с фамилией Веселушкин. Уже после войны семья воссоединилась, но если фамилия Терентия была Веселушкин, то жена с сыном оставались Веселкины.
В 1951 году родилась дочь Людмила Веселушкина. И так два члена семьи носили фамилию Веселушкины, другие два – Веселкины.
– Ну что, внук, давай-ка выпьем за твою службу, за то, чтобы мы тобой гордились.
Вечером Сергей позвонил однокласснице Неле.
– Алло, – услышал он знакомый голос.
– Нельчик, привет. Это Сергей Шахов.
– Привет, Сережа! А мне говорили, что ты в армию подался.
– Слухами земля полнится, но информация верная. Неля, скажи, пожалуйста, ты с Ириной связь поддерживаешь? А то я три письма отправил, а ответа нет.
– Ты знаешь, Сережа, у меня то же самое. Уже полгода от нее нет вестей. А буквально на днях вернулся конверт, который я ей посылала, – с отметкой «адресат выбыл». Наверное, она переехала.
– Понятно. Жаль, не получится увидеться, завтра утром возвращаюсь в часть. Но в любом случае рад был тебя слышать. Пока.
– Пока, Сережа. Поскорей возвращайся. Ну, а если от Ирины придет письмо, я дам тебе знать.
Наутро Шах с Фиксой встретились в электричке.
В Беслане при пересадке Шах пошел за сигаретами и опоздал на поезд. Выйдя на трассу, он стал голосовать. Через минуту возле него остановилась «семерка», в которой сидели три милиционера.
– Ты откуда, солдат? Где твои документы? – поинтересовался у него, не выходя из машины, улыбающийся милиционер.
– Ребята, я опоздал на электричку во Владикавказ. Мне бы доехать только, подкиньте, завтра батальон в Чечню гонят!
– Ладно, садись назад, мы как раз туда едем.
Через сорок минут Шах заходил в часть через внешний КПП, который охраняли разведчики.
На КПП он столкнулся со Шкафом, который ни с того ни с сего протянул руку.
– Здорово, братан, – улыбнулся Шкаф. – У нас вчера опять бойня была, даже «уазик» перевернули, так шакалы с автоматами разгоняли. Жаль, тебя не было.
Пройдя КПП под номером 2, Сергей зашел в казарму. Не раздеваясь, рухнул в кровать и уснул.
Глава 11
Конфликт
– Встать, солдат! – Кто-то за рукав тянул его с кровати.
Открыв глаза, Сергей увидел начштаба. Шах привстал, придерживаясь одной рукой за верхний ярус.
– Ты где шлялся? – заорал майор и схватил Шаха за грудки.
– Руки! – и Сергей, умело вывернувшись, завис сбоку от майора. – Руки!
Майор не был готов к такому повороту событий, но испытывать судьбу не стал.
– Солдат, через пятнадцать минут привести себя в порядок и прибыть ко мне в штаб.
Около десяти минут Сергей слушал Костра.
– Блин, если бы не вчерашняя бойня, никто и не заметил бы вашей самоволки. А так выстроили на плацу и по спискам проверили, а вас нет. Ты с начштаба поаккуратней, мужик жесткий.
– Разрешите? – и Шах сделал шаг в кабинет начальника штаба.
Тот резко встал и двинулся на Сергея.
– Не стоит, – недобро улыбнулся Шахов.
– Ты где все это время был, солдат? Где второй? Как там его, Немков? Я вас сгною на гауптвахте!
– Были мы дома, Немков должен с минуты на минуту появиться, мы с ним по дороге растерялись.
– Немудрено растеряться… Марш в казарму! Жди пока Немкова, а после обеда готовьтесь на гауптвахту. Свободен.
Через пару часов Костер с Медведем провожали залетчиков на гауптвахту.
– Давай, Шах, наверно, не свидимся, нам через неделю домой. Рад был познакомиться. Красавцы вы, пацаны, жаль, что расстаемся так быстро. В любом случае адресами обменялись – авось встретимся.
– Костер и ты, Медведь, душевные вы хлопцы. Все дороги в Риме сходятся, как-нибудь увидимся, по-другому и быть не может.
– С кичи как откинетесь, так вас встретят по-людски. Я наказ дам бродягам, чтоб непонятки не вышло; завтра батальон, говорят, выводят из Чечни, – сказал Костер.
Через час железная калитка гауптвахты закрылась за спинами двух Сергеев.
– На сколько сажаешь, прапорщик? И за что? – обратился начальник гауптвахты к приведшему их Комарчуку. Он сидел за столом с расставленными шахматами.
– Пока на неделю. Дисциплинарники они, самоволка у них. А там как командование решит – когда их забирать.
– Прапорщик, мне каждый день сюда преступников доставляют, селить некуда, а ты со своими самовольщиками! Мест нет…
– Товарищ старший лейтенант, я слышал, что вам краска для гауптвахты нужна, так я ее с собой как раз захватил, – Комарчук выставил на стол пару банок краски.
– Да, умеете вы, прапора, все на свои места поставить – не отнять… Ладно, оформляй у начальника караула своих танкистов.
– Мат в два хода черными, – кивнув на доску с шахматами, сказал Шах.
– А ну-ка, а ну-ка, ты шахматист, что ли? Я тут с комендантом второй день эту партию закончить не могу в телефонном режиме, а на кону ящик пива. Ну-ка, показывай!
– Ферзя под пешку ставьте. Бить нельзя, а следующим ходом мат – защититься белым нечем. Партия.
– Грамотно, ничего не попишешь! Как, говоришь, у тебя фамилия?
– Шахов.
– И фамилия шахматная… Ладно, прапорщик, веди своих хлопцев к начальнику караула. Да скажи, чтоб в общую камеру посадил, в 3-ю.
Через пять минут дверь общей камеры под номером три закрылась за залетчиками.
Глава 12
Губа
– Общий привет, бродяги! – уверенным голосом поприветствовал сокамерников Шах.
Дело в том, что еще до армии он пару раз попадал в такие замкнутые пространства.
Дверь гауптвахты лязгнула металлом.
– Кто за камерой смотрит? – спросил Шах.
Камера ответила молчанием. Четыре в длину и пара метров в ширину, камера в полумраке лампы вмещала порядка десяти человек. Бегло осмотрев присутствовавших, Сергей остановил взгляд на парне в камуфляже, с шевроном летучей мыши на плече. Это был тот разведчик, который раздавал подзатыльники в столовой и который принял первый удар в бойне между казармами.
– Здорово, братан. Я смотрю, лицо знакомое. Ты ж из разведбата вроде?
Разведчик, резко поднявшись с корточек, занял боевую позу.
– Тише, не нервничай, братан! Разборки оставим за забором, чего мы тут будем цирк устраивать, – сказал Шах и протянул ему краба. – Меня Серым зовут.
– Рома.
– Ну, вот и ладушки. Рассказывай, как жизнь тюремная, как кормят и за что попал сюда?
– Да колес нахавались, а тут построение на плацу, меня и попалили. Вот и сижу. Днем маршируем на плацу, на ночь нары выдают и шинели, чтобы укрывались – холодно здесь. Хавка паршивая. А так вроде ничего – сидеть можно.
– А с куревом как?
– Да пацаны из батальона закидывают. – Рома вытащил из кармана пачку «Ротманс». – Угощайся. Смены, правда, разные попадаются. Когда 503-й или 693-й полки заступают, кайф. Пацаны-выводные – дембеля, так можно и по камерам ночью походить. А позавчера какой-то полк заступил, так все шмонали, сигареты забирали. Выводные – духи, а шакалы отмороженные; у одного, говорят, яйца на мине оторвало. Так ночью ходили по камерам и били всех дубинками. Говорят, через два дня они опять заступают в караул, увидишь все своими глазами.
– Да, а я думал, мы на курорт попали, – хмыкнул Шах и затушил бычок. – Ладно, поживем – увидим, как говорится.
И потекли дни заточения… За это время Шах несколько раз сыграл в шахматы с начальником гауптвахты, не дав при этом ему ни одного шанса, что последнего злило, но и вызывало уважение.
