Борис Бабкин - Хочешь выжить — убей!
— Знаю, — кивнул Барсуков. — В больнице он. Говорит, за сына боялся.
Так пацану охрану приставили. А помнишь того, кто меня подстрелил? — без перехода спросил он. Игорь кивнул:
— Ну да, Викинг. А что?
— Убили его в Воронеже. У него, оказывается, там сестра и племянница живут. Но вроде как за правое дело погиб. А жаль, хотел бы я с ним увидеться.
— Мать Розовой знает, — спросила Зоя, — что с Таней произошло?
— Скорее всего, — кивнул отец, — из больницы сообщили. Да и милиция, наверное, тоже. Ведь вроде как ее убить хотели. Но это только по словам Татьяны. И то неопределенно, — успокаивая дочь, добавил он.
— Это все из-за тебя! — крикнул Птахин. — Почему молчал, что...
— Ты имел дело с Пикиным! — прокричал в ответ Чатин-ский. — Зачем тебе понадобились потроха человеческие?!
— Как будто не знаешь! — раздраженно сказал Глеб. — Сам в прошлом году свел меня с экспериментальной группой этих придурков в белых халатах из Свердловска. Как баксы брать — все понимал. Пикин вырезал почки и еще какие-то внутренние органы, без которых человек не сразу загнется...
— Да знаю я, — перебил его Чатинский. — Свердловские платили хорошо. Но представляешь, что будет? Ведь на них теперь наверняка выйдут. А эти дела с пересадкой у нас частникам запрещены...
— Чего волноваться о ком-то? — вспылил Глеб. — Надо думать, как свою шкуру спасти! На кой черт я Катьку Астахову натравил на мать Розовой? Ведь Катька убьет ее только из-за страха. А Танька, когда узнает, точно милиции все расскажет. А она со мной почти три года работала. Все знает — и куда, и откуда.
Да еще сумка эта. На кой ты в ней...
Договорить ему не дала мелодия звонка. Переглянувшись, оба осторожно шагнули к окну. По бетонной дорожке к воротам быстро шел рослый парень.
— Видать, кто-то свой, — буркнул Глеб. — Иначе бы...
— Ты говорил, — нервно напомнил Чатинский, — что о коттедже никто не знает.
— Светка знает, — сказал Глеб. Оба затихли и напряженно всмотрелись в открывавшего калитку парня.
— Конев, — удивленно взглянул на Глеба Чатинский.
— Я парней около дома в Москве оставил, — объяснил Птахин. — Если кто нужный, чтоб ко мне доставляли. — Отойдя от окна, набил табаком трубку, закурил.
«Нервничаешь, Глебушка», — мысленно ответил Чатинский.
— Мент тебя не сдаст? — спросил он.
— Не должен, — неуверенно проговорил Птахин. — Но, видать, что-то не так, если даже сюда заявился.
Оба замолчали. В открывшуюся дверь кабинета вошел Конев. Его лицо было пунцовым, глаза бегали. Глеб и Чатинский молча смотрели на него.
— Дело взято под контроль Главным управлением по борьбе с организованной преступностью, — отчеканил он.
— Уважают, — сумел выдавить из себя Птахин.
— На меня вышли, — проговорил Конев. — Мне один приятель сказал. С Тулы все началось! — воскликнул он. — Розова, сучка, предсмертное послание оставила.
Ей позвонил кто-то и сообщил, что ее мать...
— Что знаешь о Воронеже? — вопросом прервал его Птахин.
— Взяли там всех! — крикнул Конев. — Хорошеву мертвой где-то под Воронежем нашли! Ее сестру тоже. Она, стерва, Светку пристрелила. Ее Мустанг убил. Он рядом...
— Что известно о Крокодиле? — спросил Чатинский.
— Найден мертвым, — ответил Конев. Достав сигарету, закурил и плюхнулся на стул.
— Точнее! — повысил голос Глеб Антонович. — Тебе за это...
— Ну уж нет, — сказал Конев. — Мне в тюрьму не хочется. Я на тебя сколько лет ишачил, сколько ночей не спал. Семью, друзей из-за тебя потерял.
Теперь кончилось то время.
— Рано ты меня похоронил, — укоризненно покачал головой Птахин. — Я еще...
— Кончился ты, — усмехнулся Конев. — Уж тут ты точно не выкрутишься.
Управление — это не райотдел. К тому же еще этот, которого с серебром повязали и труп на нем, Франко, тоже показания давать начал. Хана тебе, Глеб Антонович.
Теперь мы с тобой одной веревочкой повязаны. Как нитка с иголкой.
— Ты свое место знай, — хмуро посоветовал Птахин.
— Хватит меня учить! — крикнул Конев. — Помнишь, как ты меня подловил?
Я только старшего лейтенанта получил, участковым был, — словно пытаясь оправдаться, говорил он. — Мать прихватило. Ты мне лекарств нужных дал. Тогда хороших...
— Я тебя майором сделал, — прервал его Птахин. — Ты же благодаря мне в шестом отделе...
— Потому что это тебе нужно было! — закричал Конев. — Я тебя сколько раз спасал! Если...
— Хватит! — не выдержал Чатинский. — Я не пойму, — он брезгливо посмотрел на Конева, — к чему перед этой мразью отчет держать. Он присягу давал и плюнул на нее. Если его за задницу коллеги прихватят, он нас с потрохами сдаст.
Привлеченные громкими голосами, в кабинет заглянули двое боевиков.
— Уведите его. — Птахин кивнул на отскочившего в угол Конева. — И я больше никогда, — он сделал ударение на последнем слове, — не желаю его видеть.
— Ах ты мразь! — воскликнул Конев. Выхватив «Макаров», щелкнул курком.
Парни бросили руки к поясам, за которыми торчали пистолеты. Конев дважды выстрелил. Один из парней получил пулю в живот и упал под ноги истерически закричавшему Чатинскому. Второй выстрелил в майора. Падая — пуля попала ему чуть ниже правого паха, — Конев дважды нажал на крючок. Отброшенный пулями к стене, второй боевик тоже упал. Птахин бросился к двери. Вбегавший в кабинет боевик, столкнувшись с ним, отбросил Глеба назад. Конев снова выстрелил. Он не целился, но выпущенная наугад пуля вошла в висок Пта-хину. Боевик увидел в руке Чатинского небольшой пистолет и всадил пулю ему в грудь. Конев трижды пальнул в него. Первая пуля, пробив кадык, свалила боевика на пол. Майор, оскалясь, выщелкнул пустую обойму и хотел вставить другую. Ворвавшиеся в кабинет боевики не дали ему сделать этого. Изрешеченный пулями Конев умер в кабинете человека, который купил у него честь, совесть и даже жизнь.
— Что ты сказал? — спросила Екатерина.
— То, — грубо ответил Арсентий, — что слышала. Рыбак меня подставил.
Подорвал мою машину. Так что разберись с ним. Меня не ищи, я появлюсь сам.
— Арсентий! — воскликнула она. — Кешка... — Услышав гудки отбоя, бросила трубку.
— Что случилось? — спросил Горыныч.
— Все нормально, — тускло отозвалась она. — Просто небольшие семейные неурядицы. Ты Рыбака давно видел?
— Последний раз здесь, когда ты его выставила. А что?
— Он мне нужен, — думая о чем-то, сказала Екатерина. Посмотрев на часы, пробормотала:
— Что же он не звонит? — Словно дождавшись этих слов, запиликал сотовый телефон. Она схватила его. — Да!
— Ты знаешь, — громко проговорил женский голос, — что твой братец арестован в Туле?
— Что? — растерянно спросила Екатерина.
— То, — так же громко сказала женщина, — что слышала!
— Лорка, — узнала голос Екатерина.
— Запомни, Катька, — отчетливо проговорила Лариса, — Кешка будет давать показания, это ясно. Его наверняка обвинят в убийстве Тараканова и Розовой. Так вот, если он скажет обо мне хотя бы слово, я сообщу милиции, что Розову он хотел убить по твоей указке.
— Значит, ты сказала Кешке, — догадалась Астахова, — что Розова едет с Таракановым. И что Тараканов повезет деньги. Мол, и сестре угодишь, и себе денег заработаешь.
— Наконец-то догадалась. Но все знают твое отношение к Таньке, и мне поверят. Мы по одному делу пойдем.
— Откуда ты знаешь, что Кешка арестован?
— Не важно. Ты запомни, что я сказала. Ты наверняка сможешь как-то увидеться с ним. Так вот, повторяю, если меня арестуют по его показаниям, ты тоже будешь сидеть.
— От кого ты узнала?! — закричала Екатерина. Лариса положила трубку.
— Едем. — Сунув телефон в сумку, Екатерина шагнула к двери. — Возьми троих-четверых парней. Там может быть Рыбак. У него двое боевиков. Они постоянно с ним.
Горыныч, опередив ее, вышел.
Азиат допил банку пива, смял ее пальцами и сунул руку в сумку. Вытащил пистолет, переложил его в правую руку, достал лимонку.
— Наконец-то, — процедил он, — я нашел тебя. Надоело мне, как мыши от кота, по Москве бегать.
Все эти дни Азиат боялся, что люди Рыбака найдут его. Рыбак занял место Арсена и поэтому мог теперь многое. Из страха быть убитым Азиат начал сам искать Рыбака. Он знал, что у него есть сестра, и вот уже двое суток с перерывом на сон наблюдал за подъездом дома, где жила Лариса. И вот теперь он увидел в окне ее квартиры Рыбака.
— Никогда бы не подумал, — пробормотал Азиат, — что у меня столько терпения. Вообще-то здесь все просто, — криво улыбнулся он, — не желаешь быть дичью — становись охотником. — Он достал еще одну банку пива и выпил. На чердаке было пыльно, кругом свисали тонкие сети паутины. Взял сумку, сунул пистолет за пояс сзади, а лимонку обратно в сумку и, пригибаясь, пошел к выбитому чердачному окну. Вылез на крышу и, сидя, отталкиваясь руками, начал подвигаться к пожарной лестнице.
***
