Стивен Лезер - Выстрел издалека
Фаррелл покачал головой.
– Едва ли поверят.
– За нами еще одна вертушка, – произнес Ловелл. Сидя на корточках, он увидел в противоположном окне двухместный полицейский вертолет «Робинсон К-22».
– Что теперь делать? – неуверенным голосом спросил Фаррелл Бейли через шлемофон.
Бейли попытался сосредоточиться. Что бы на его месте сделала Мэри?
– Патрульный вертолет никак не сможет нам повредить, – сказал он.
– Но он может преследовать нас до самого места посадки, – заметил Фаррелл.
Изогнув шею, Ловелл посмотрел в окошко над собой.
– Проклятие, теперь здесь еще один. Опять «Хьюи».
Бейли глянул налево. В полумиле виднелись два зеленых вертолета «Хьюи» Национальной гвардии. Они летели прямо к дирижаблю. В открытой грузовой двери одного из них Бейли увидел сватовского снайпера, опустившего одну ногу на полоз, с винтовкой на груди.
– Рик, ты можешь их остановить? – Бейли поглядел на бывшего «котика» из ВМС.
Он понимал, что если бы Ловелл мог, то и вопрос бы не стоял, но тем не менее он все же задал его.
Ловелл пристально посмотрел на Бейли, потянулся и медленно почесал бороду, затем кивнул и встал на колени, высунув ствол своего «барретта» из окна. Прицелившись через окуляр, он опустил палец на спусковой крючок. Но в тот момент, когда, казалось, должен был раздаться выстрел, Ловелл отвел глаз от прицела.
– Что за черт? – воскликнул он. – Ты только взгляни на это!
Бейли и Фаррелл посмотрели влево. На краю грузового люка сидел человек в защитной форме с петлей ярко-оранжевого каната, продетой под мышками. Пока пассажиры дирижабля смотрели на него, человек сполз с борта вертолета, оттолкнулся от полозьев и повис на тросе, подаваемом изнутри.
– Что он, мать его, делает? – спросил Ловелл.
Вертолет начал набирать высоту, и, по мере того, как веревка удлинялась, фигура на ее конце начала раскачиваться, словно маятник.
– Какая разница? – произнес Бейли. – Пристрели ублюдка, и баста.
* * *Вертолет набирал скорость, и ветер все сильнее трепал Коула Говарда, заставляя трепетать рукава и штанины летного комбинезона, так что они временами щелкали, словно бич, и грозя закрутить Говарда в непрерывном вращении. От ветра слезились глаза, и он, насколько мог, прищурил их, чтобы хоть как-то уменьшить резь, а потом решил поэкспериментировать, пытаясь определить, в каком положении вращение будет минимальным. Говард расставил ноги и руки, приняв положение, которое он видел по телевизору у парашютистов-акробатов. Это помогло, и вращение прекратилось, хотя воздух толкал его руки и ноги, словно сам был живым существом. «Узи», перекинутый через шею и плечо, болтался на лямке, колотясь о грудь, но Говард не обращал на него внимания, целиком сосредоточившись на стабилизации положения.
Посмотрев вниз, он тотчас пожалел об этом. Город пролетал у него под ногами, Говард почувствовал, что спазм сжал его желудок, а во рту появился горький привкус желчи. Тогда он откинул голову назад, глотнул и почувствовал некоторое облегчение. Над собой он увидел члена экипажа, дрожащего в дверном проеме в одном белье бледно-зеленого цвета, одной рукой держащегося за лебедку, а другой показывающего большой палец. Говард тоже махнул левой рукой с поднятым большим пальцем, но его немедленно начало разворачивать вправо, поэтому он тут же раскинул руки, чтобы выровнять положение.
Трос на лебедке продолжал разматываться. Говард просил выпустить его на максимальную длину, чтобы оказаться как можно дальше от вертолета, но чем длиннее становился трос, тем более оторванным от всего на свете он себя ощущал. Он знал, что стальной канат практически невозможно оборвать, но эта единственная ниточка, удерживающая его от смертельного падения с высоты нескольких сотен футов, казалась Говарду слишком тонкой. Через прищуренные веки он видел аэростат, повернутый к нему боком на одном уровне с вертолетом. Говард попробовал двигать руками, пытаясь взяться за «узи» и одновременно раздвигая ноги, чтобы сохранить устойчивость. Это, похоже, получилось, хотя новое положение наклонило его навстречу ветру и заставило задрать голову повыше, чтобы смотреть вперед.
* * *Рик Ловелл сфокусировал оптический прицел на человеке, висевшем на тросе. Заметив на его груди «узи», он слегка улыбнулся. Автомат был грозным оружием, очень часто используемым морскими «котиками», но эффективным лишь в ближнем бою. На расстоянии более пятидесяти футов он был не страшнее ружья, стреляющего горохом. По прикидке Ловелла, дистанция составляла около семисот ярдов, и он произвел расчет, пользуясь заученными на память таблицами, на сколько пуля отклонится вниз от прямой и на сколько ему нужно дать поправку, имея в виду, что его прицел установлен на расстояние в две тысячи ярдов. Расчеты были сложные, но раньше он их делал уже сотни раз, поэтому они заняли не более трех секунд.
После выстрела Ловелл увидел, как человек резко пошел вверх, из зоны огня, словно марионетка в руках неопытного кукловода. Снайпер оторвал глаз от прицела, чтобы посмотреть, что произошло. Он видел, что трос размотан на полную длину и человек в летной форме теперь поднимается вверх с той же скоростью, что и «Хьюи». Ловелл вновь приблизил глаз к окуляру и попытался прицелиться, но было слишком поздно: вертолет поднялся выше дирижабля, и огромный наполненный газом баллон скрыл его из поля зрения. Он повернул голову в поисках второго «Хьюи» Национальной гвардии, но обнаружил, что тот тоже ушел выше дирижабля.
Ловелл обернулся назад. С другого борта дирижабля он увидел черно-белый полицейский вертолет, зависший примерно в миле. Ловелл улыбнулся. Они наверняка решили, что находятся вне пределов досягаемости, но у снайпера на это счет было другое мнение. Он присел на колено, прицелился и выстрелил. Мысленно отсчитывая четыре секунды, необходимые пуле для полета в воздухе, Ловелл не отрывал глаз от окуляра, и наконец увидел, что хвостовой винт встал. Маленький вертолетик, потеряв управление, немедленно начал вращаться, и из поврежденного хвостового редуктора повалил черный дым. Вертолет начал стремительно терять высоту, вращаясь все быстрее и быстрее, и Ловелл высунулся, чтобы посмотреть, как он падает. Через двадцать секунд вертолет врезался в шоссе и взорвался. Машины, чтобы избежать взметнувшегося пламени, рассыпались в стороны, сталкиваясь и громоздясь на тротуарах.
Ловелл убрал винтовку внутрь гондолы и уставился вверх, надеясь увидеть один из «Хьюи», которые, как он знал, висели над дирижаблем, но перед ним были только баллон аэростата и темнеющее небо.
– Ты их не видишь? – спросил он Бейли.
– Нет, – ответил Бейли через шлемофон.
– Они знают, что мы здесь, – произнес Фаррелл. – Что теперь будем делать?
– Веди свой чертов драндулет и не мешай мне думать, – огрызнулся Бейли.
Ловелл любовно погладил ствол своей винтовки. Он считал, что командир из Бейли получился хреновый, и сейчас ощущал приближение неминуемой гибели. Ловелл чувствовал бы себя гораздо лучше, если б командовали Карлос или Мэри. Он посмотрел вниз на горящие обломки вертолета. Хорошо бы иметь парашют: шагнул за дверь, дернул за кольцо, и поминай как звали. Но парашюта у него не было, и пока дирижабль не опустится на землю, он будет зависеть от Бейли и Фаррелла. А они доверия не внушали. Ловелл опять повернулся, чтобы выглянуть из окна. Снаружи, примерно в двадцати футах от гондолы, висел, широко расставив ноги, человек с «узи» в руках. Ловелл начал разворачивать винтовку, но понял, что сделать выстрел не успеет. Реакция его была чисто инстинктивной, и тут окна гондолы взорвались осколками, и одновременно он ощутил четыре быстрых удара в грудь. Ловелл опустил глаза и увидел четыре маленькие дырочки, четко прострочившие линию поперек его рубашки, – красные дырочки с черными точками в центре, похожие на маленькие цветы мака. Он попытался вздохнуть, но в горле его стояло что-то жидкое, мешавшее набрать воздуха в легкие. И тогда его начали душить спазмы кашля, наполнившие рот соленой, тягучей кровью, которая ручьем хлынула вниз по подбородку. Цветы мака росли, пока не слились наконец в единое красное пятно.
Ловелл поднял глаза. Фигура за окном вновь рванулась вверх и исчезла. Холод оцепенения начал растекаться из груди Ловелла по всему телу, а в глазах потемнело. Он осел на пол, уронив винтовку между ног. Через шлемофон он слышал, как Фаррелл и Бейли одновременно закричали. Ловелл попытался сказать им, что он ранен, но рот его был полон крови, и он не мог найти слов, которые, казалось, умчались куда-то на самый край сознания, словно дикие лошади, не желающие идти в загон.
Ловелл завалился на бок. Его голова стукнулась об пол рядом с головой оператора, и он увидел, что смотрит тому прямо в мертвые глаза. Ловелл попытался отодвинуться, но руки и ноги его уже не слушались. Он слышал, как кричит Бейли, но голос этот доносился издалека, словно из конца длинного туннеля. Ловелл почувствовал усталость и закрыл глаза.
