Александр Бушков - Охота на пиранью
Взгляд у него еще успел полыхнуть ужасом – но пистолет уже сухо тявкнул, Карабас, на миг замерев, стал медленно-медленно клониться вперед, словно статуя на знаменитом полотне Брюллова. Казалось, это никогда не кончится, и Мазур вновь ощутил слепой ужас при мысли, что ему стало н р а в и т ь с я убивать. Если бы автомат Калашникова мог сойти с ума, он, ручаться можно, ощущал бы нечто в точности подобное...
* * *...«Мерседес» плыл по спящему городку, словно акула над морским дном, с тупой неотвратимостью хищника, почти бесшумно, плавно. То ли из лихачества, то ли из холодного расчета Крест проехал по той улочке, но все оставалось по-прежнему, разве что кое-где в окнах зыбко колыхались огоньки свеч, а возле ворот, почти уткнувшись радиатором в калитку, стоял темный «уазик». Машина повернула налево, и вскоре под колесами появился асфальт.
– Скоро пост, – предупредил Крест, не оборачиваясь. – Менты не сунутся, но там и твои дружки, полковник, могут оказаться...
Мазур переложил на коленях «Узи» с глушителем, прихваченный в доме Инала. Еще раз проверил, как в случае чего найдет на ощупь кнопку, опускавшую стекло. Трофей ему не особенно нравился – все эти малютки со свободным затвором эффектно выглядят в кино, но в жизни годятся лишь для уличных гангстерских разборок либо уголовной мочиловки в упор, из-за высокой скорости пули и темпа пальбы рикошеты случаются даже от автомашин, а о точности и речи нет...
Похоже, Кресту страшно хотелось поболтать, дать разрядку нервам, но он сам себя сдерживал, лишь постукивал пальцами по рулю и гнусаво напевал:
Вот приходит весточка, весточка из лагеря,
говорилось в весточке, что в разливе рек,
сговорив друзей с собой и убив конвой,
ваш сыночек Витенька совершил побег...
Встрепенулся, глядя вперед:
– Бдят, волчары... Живо, гвардия, развалились на заднем сиденье, как хозяева жизни! Надия, ногу на ногу, юбку к талии, пиво лакаем из горла, ноль внимания, фунт презрения ко всему, что ростом ниже!
Наугад сунул в прорезь первую попавшуюся кассету, прибавил громкости. Впереди показался белый бетонный домик с освещенными окнами. Рядом – две машины, развернутые радиаторами к трассе, людей не видно, но кто-то в фуражке сидит у окна, ссутулившись в безнадежной позе удрученного долгом и служебной рутиной околоточного в невысоких чинах. Мазур видел, что сидящий поднял голову, всмотрелся, но «мерседес», держа под шестьдесят, пролетел мимо, оглашая окрестности разудалой мелодией ламбады, словно призрак из другого мира, красочного и яркого.
Обернувшись, Мазур долго смотрел назад сквозь тонированное стекло, но дорога оставалась темной, настигающие огни фар так и не вспыхнули сзади.
Крест отобрал у Нади бутылку, жадно высосал и вышвырнул в окно, выжал газ, и короткий стеклянный хруст словно унесло назад порывом шквального ветра. Вспыхнул дальний свет, они летели в черном туннеле со стенами из размыто мелькающих стволов сосен, временами машина жалобно звякала сочленениями на невидимых выбоинах, немыслимых в родном фатерланде.
– Открывайте пивко, открывайте, – ожил Крест. – Расслабляться особенно не стоит, вредно это, ежели раньше времени, а по глоточку легкого не помешает... – Он торопился, глотая слова, чуть надрывно веселясь. – В семь пятьдесят пойдет «Байкал», только на него мы вряд ли успеем, а вот на читинский из Москвы – очень даже запросто, мест сейчас навалом, отпуска-то кончились, да нынче народ не больно-то и в отпуска ездит... А когда сядем в поезд, грешен, стаканчик себе набулькаю и осушу одним махом, нервишки промыть...
Мазур протянул Ольге открытую бутылку. Она взяла, не глядя на него, никак не отреагировав, словно приняла пиво от робота.
Сидела выпрямившись, глядя перед собой. Мазуру пришло в голову, что она до сих пор верит, будто Карабаса они пристукнули из-за п р о и с ш е д ш е г о. И не объяснишь ведь, потому что объяснение по меркам нормального мира еще жутчее...
А в общем, если копнуть, ничего особенно сложного не произошло – Ольга просто-напросто окунулась в его мир. И это ее не сломало, а и з м е н и л о – как всякого, кто побудет там достаточно долго и ухитрится не погибнуть и не сойти с ума. Отличие только в том, что Ольгу туда жизнь загнала совершенно случайно, – впрочем, и он не мечтал с пеленок о потаенной карьере «морского дьявола», так что снова начинается сплошная философия, в поисках переломной точки рехнуться можно. Хорошо еще, что есть спасительное слово – экзистенциализм. Весь мир против тебя, впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и ты подписал контракт на весь срок, а доискиваться, отчего так получилось, столь же безнадежно и глупо, как пытаться понять, почему идет дождь. Есть какие-то законы физики и метеорологии, но все равно никто не объяснит, почему именно вчера дождь прошел над теми березками...
Вряд ли и древние греки понимали, причем тут законы природы. Но боевые пловцы у них уже были. «Морские дьяволы» немногим моложе профессиональной пехоты, вот только и в гомеровские времена они были самыми засекреченными, иначе Гомер о них непременно упомянул бы... А они были, резали якорные канаты у вражеских кораблей, доставали оказавшиеся на дне сокровища, просверливали днища у чужих и охраняли от себе подобных свои суда, вбивали сваи, чтобы блокировать в гавани вражеский флот, вытаскивали чужие сваи, доставляли под водой еду в осажденные крепости – и под водой уже тогда сходились в скоротечных схватках люди Ксеркса и люди Фемистокла...
Сознание словно бы отключилось частью, он легонько придерживал автомат на коленях, а мысли блуждали где-то далеко, хотелось верить, что все кончилось, но инерция была такая, что остановиться никак не удавалось, машина бесшумно несла его навстречу занимавшемуся слева рассвету, а он тщетно пытался понять, должен ли судить себя и есть ли за что судить...
* * *...В половине девятого утра они вошли в маленькое, еще дореволюционной постройки зданьице аннинского вокзала, красное с белой каймой по наружным углам и окнам. Ходила молва, что в свое время здесь соизволил побывать последний государь император, но мемориальной доски, конечно, не имелось, зато в нише на стене торчал уцелевший после всех политических бурь никогда здесь не бывавший при жизни Владимир Ильич: в мелком исполнении, величиной с кошку, покрытый краской под бронзу.
Внимания они, в общем, не привлекали – четверо, одетые не бедно и не богато, с одним-единственным чемоданом и большой синей сумкой, мужчины при галстуках, дамы на каблучках (Ольге Надины туфельки были чуточку малы, возможно, еще и из-за этого она выглядела чуть ли не страдальчески).
Народу в ранний час было немного. Вокзальный милиционер, сорокалетний лейтенант с философским взглядом, четверке не уделил ни малейшего внимания. Никаких признаков слежки не заметили ни Мазур, ни Крест. Он так и не решился бросить «Узи», держал его в сумке, и Мазур спутника где-то понимал: пожалуй, и впрямь лучше подохнуть с автоматом в руках, чем оказаться за решеткой, побыв пару часов обладателем груды алмазов... Момент был критический. Здесь, на крохотном вокзальчике, они оказались словно бы в мышеловке. В случае чего можно, конечно, попытаться пробиться к припаркованному в двух кварталах отсюда «мерседесу» – ключи Крест предусмотрительно держал в кармане, – но лихая перестрелка со здешней милицией вызовет такую погоню, от которой и в тайге не спрячешься...
И все же некто неизвестный их хранил. А может, все везение в том и заключалось, что в Пижмане еще не наткнулись на трупы за высоким забором и не начали искать всерьез. На вокзале им пришлось торчать минут сорок, потом подошел читинский фирменный, опоздав всего на четырнадцать минут, такая мелочь по нынешним временам, что и досадовать смешно...
Самые обыденные вещи выглядели фантасмагорией – вот они предъявляют билеты и паспорта равнодушной ко всему проводнице, крепкой светловолосой девахе в мятом кительке, поднимаются в вагон, идут по узкому коридорчику, по темно-красной ковровой дорожке, вокруг все чисто, матово посверкивают лакированные светло-коричневые панели, на окнах занавесочки с вышивкой в виде кедровых шишек, вагон СВ практически пуст, с едва слышным рокотом откатывается дверь, где номера обозначены римскими цифрами, в купе – два диванчика, просторно, на столике лежит забытый кем-то мятый «Крокодил»... Другой мир.
– Надия, когда тронемся, сходишь поворкуешь с хозяйкой насчет стаканов, – деловито распорядился Крест. – Покурим, полковник?
Они вышли в тамбур. К соседнему вагону бежали опаздывающие – репродуктор уже протрещал насчет отправления, и проводница готовилась захлопнуть дверь.
– Ну, кажется, везет... – протянул Крест. – Хотя расслабиться что-то не тянет пока. Так, самую капельку... Вагон хороший, народу мало, поедем, как паны.
