Стивен Хантер - Крутые парни
Ричард моргнул.
— Я... я... — мямлил он.
— Вот что, Ричард, хватит. Все кончилось. Так что положи пистолет на землю, а то как бы чего не вышло, — увещевал Си Ди.
Ричард сначала посмотрел на Си Ди, а потом перевел взгляд на Бада. В свете прожектора Бад заметил, что глаза Ричарда обведены красными кругами, белки глаз тоже покраснели. Глаза его были полны страха, губы дрожали, а из носа текли сопли.
— Ричард, брось пистолет, с этими машинками надо уметь обращаться. Все кончилось. Никого уже не надо убивать, ни тебя, ни кого-то другого. Ты был жертвой. Он заставил тебя бежать и примкнуть к его банде.
Ричард тупо кивнул.
— Брось пушку, Ричард, — вдруг резко сказал Бад, он испугался, что молодцы из группы захвата просто пристрелят этого жалкого, недоделанного младенца. Ричард шагнул вперед, потом обернулся, глядя, как к ним бегут высадившиеся из вертолета люди, снова посмотрел на Бада и Си Ди. Он покачнулся, словно потеряв равновесие. Си Ди шагнул вперед, чтобы поддержать его.
Ричард наклонился, чтобы положить пистолет на землю. Его со всех сторон окружили полицейские — это было прекрасно, это было здорово, это было просто великолепно, это был тот самый счастливый конец, о котором все только и мечтали.
Но вдруг в глазах Ричарда появилось странное выражение. Оно появилось вдруг, как бы ниоткуда.
— Папочка! — крикнул он, поднял пистолет и выстрелил.
Глава 32
В один прекрасный день, когда уже много времени прошло после самых пышных в истории штата похорон, когда газеты и телевидение успели потерять всякий интерес к этому делу, когда им перестали интересоваться и обыватели, к маленькому кладбищу в графстве Кайова подъехал "форд 250й. Стоял ноябрь, канун Дня Благодарения, когда Оклахома, одевшись в холодные цвета темной охры, теряет присущую ей яркость.
Над кладбищем хозяйничал сильный ветер, и Расс Пьюти, выйдя из машины, поплотнее запахнул плащ. Из носа при дыхании вырывался плотный пар, а глаза заслезились от холода. Расс только сейчас прилетел из удивительно теплого Нью-Джерси.
Следом за ним из машины вышел Джефф, который и привез его из аэропорта. Он тоже дрожал от холода.
— Проклятый холод, — сказал Расс.
— Проклятый холод, — согласился с ним Джефф. Расс впервые приехал домой после двух месяцев, проведенных на Восточном побережье; он упорно работал и уже освоил материал первого курса, он сильно устал, но теперь у него появилась уверенность в своих силах. У Джеффа тоже все было в порядке. Он успешно сдал школьные экзамены, получил водительские права, теперь у него была своя, унаследованная от отца машина, и он даже завел себе подружку — дочь полковника из Форт-Силл. После занятий он усиленно тренировался, чтобы быть в форме к предстоящему сезону.
Двое молодых людей вышли из пикапа, который так живо напоминал им отца. Они огляделись, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь согреться, что, впрочем, плохо им удавалось.
Расс посмотрел на часы.
— Может, сами пойдем, — предложил он.
— Да, — ответил Джефф, — пошли.
Они прошли мимо чахлого кустарника, вошли в ажурные металлические ворота и оказались среди могильных камней, стоящих прямо на земле прерии. Могил было великое множество. Ветер дул сильными порывами, под их напором гнулась до земли замерзшая желтая трава. Такой уж здесь климат — всегда дует ветер.
В Нью-Джерси такого ветра не бывает, подумал Расс. Нигде в мире нет такого ветра, как здесь.
После нескольких минут поисков они наконец подошли к могильному камню, который ничем не отличался от таких же камней, стоявших вокруг. Как и они, этот камень был сделан из скромного полированного гранита, чистого и строгого, как сама жизнь, лишенного прикрас и сентиментальности.
Расс попытался ощутить хоть что-нибудь, приличествующее моменту, но не смог. Это было бы высокопарно, смешно и абсурдно.
Он вгляделся в надпись, которая подытоживала годы жизни лежавшего под камнем человека.
1926 — 1994
Ниже дат было написано: «Офицер полиции».
Еще ниже: «Он выполнил свой долг».
— Бедный старый пьяница, — сказал Джефф.
— Мне непонятно, зачем он сунулся в это дело, — отозвался Расс.
Ниже всех этих надписей значилось: «Карл Д. Гендерсон».
— Он сунулся в это дело, потому что считал его своей работой, — произнес их отец, выходя из-за камня. Он приехал на могилу несколько раньше своих сыновей. Потом он добавил: — Спасибо, мальчики, что пришли. Мне это очень приятно. Привет, Расс, ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, папа, у меня и правда все хорошо. А я и не заметил, где твоя машина.
— У меня сегодня не было настроения садиться за руль. Мамуля поехала за индейкой и по дороге подбросила меня до кладбища.
Расс посмотрел на отца и вспомнил, каким он был, когда они последний раз виделись в госпитале. Отцу удалось выжить. Старик оказался кремневым. Он был тогда неимоверно худ и торжественно-печален. Иногда в его взгляде появлялось что-то потустороннее. Пуля, пробившая аорту Гендерсона, поразила и Бада. Она сломала ключицу, потом, изменив направление, прошла сквозь правое легкое и остановилась около селезенки. Счастье, что в вертолете оказался врач. Он бросил взгляд на Си Ди, понял, что тот мертв, и занялся Бадом. Он вскрыл ему грудную клетку и начал массировать его остановившееся сердце. Так, на массаже, Бада доставили в шоковое отделение госпиталя, где он три месяца выкарабкивался из смертельной пропасти, пока наконец его жизни перестало что-либо угрожать.
— Ты чудно выглядишь, папа, — солгал Расс.
— На пенсии я чувствую себя, как отработавший свое ишак, — заметил Бад. — Но ничего, привыкну. У нас сегодня будет маленькое семейное торжество. Мальчики, вы готовы?
— Да, сэр, — ответил Джефф.
Бад достал из кармана непочатую бутылку «харперовки» и с треском отвинтил крышку. Без всяких слов он сделал длинный обжигающий глоток. Передал бутылку Рассу, а потом Джеффу, которые тоже понемногу отхлебнули пахнущей дымом жидкости.
— Уф, — выдохнул Джефф, зажмурившись от крепости напитка.
— Если я когда-нибудь увижу, как вы это делаете по собственной инициативе, — дам ремня обоим, — сказал Бад, отнимая бутылку у Джеффа. Потом он повернулся и вылил остатки виски на землю перед могильным камнем. — Этот старый козел всегда хотел, чтобы я выпил с ним на пару, — проговорил Бад. — Вот наконец я и сделал это. И привел к нему своих сыновей. Он несколько раз просил об этом тоже. Ты доволен, старик?
Он отвернулся от могилы и посмотрел на своих сыновей. С Расса слетел хмурый вид юного интеллектуала, а Джеффа слегка покачивало после первого в его жизни глотка крепкого спиртного напитка.
— Вот теперь все в порядке, — сказал Бад. — Поехали домой.
* * *В один из дней на той же неделе Ричард, жмурясь от яркого света, вылез из машины «скорой помощи» и под охраной конвоя вступил на территорию тюрьмы. Ему захотелось заслониться от света рукой, но это было невозможно. Наручники и ножные кандалы, прикованные к железному поясу, ограничивали его подвижность.
Дул холодный ветер, голубело ясное небо. Он дрожал, его начали мучить фантомные боли. Он тоже выздоровел от ран, которые оказались удивительно легкими, особенно если принять во внимание тот факт, что его буквально прошили пулями четверо полицейских в ту самую секунду, когда он выстрелил в Гендерсона и Пьюти. Как это говаривал Лэймар? «Сейчас вообще ни одна сволочь не умеет как следует стрелять». Лэймар, как всегда, оказался прав.
Одна пуля сломала ему ребро, другая прошла сквозь грудную клетку, а еще две попали в мягкие ткани ног. Ричард чувствовал, что от этого он не умрет. Кажется, они надеялись, что он умрет от кровотечения. Но он обманул их надежды и выжил. Видимо, для них это было большое разочарование. Во всяком случае, больше всего беспокойства ему доставили в тот момент не огнестрельные раны, а удар ногой в голову, полученный от одного из полицейских, после того как Ричард упал.
Последние месяцы он провел в одном очень приятном месте — Кингсвиллском госпитале для преступников с психическими отклонениями, где любящие доктора нежно обращались с ним и всячески о нем заботились, но в нем самом что-то необратимо изменилось. Он чувствовал себя совершенно отчужденно, и как ни старались они достучаться до него, он не ответил на эти попытки, а просто молча смотрел на них без всякого выражения в глазах. Они казались ему пришельцами с другой планеты. В последнее время, когда он был уже на амбулаторном режиме, они пытались заинтересовать его рисованием, но он равнодушно смотрел на карандаш и бумагу и не испытывал ровным счетом никаких чувств.
Приговор был прост. Чтобы избавить штат от расходов на судебные процедуры, его адвокат предложил признать своего подзащитного виновным в убийстве первой степени без отягчающих вину обстоятельств при условии, что его не приговорят к смертной казни. Адвокат сказал, что Ричард не может рассчитывать на освобождение в течение по меньшей мере семнадцати лет. С него сняли обвинение в побеге, потому что адвокат сумел убедить суд в том, что его подзащитный был принужден к побегу Лэймаром. Его не обвинили в убийстве надзирателя, и шофера, и мирных граждан, и полицейского во время ограбления ресторана. Самым большим козырем защиты Ричарда оказалось свидетельство старика Джона Степфорда: «Он вообще ничего не делал. Он валялся на полу и плакал, пока Лэймар и Оделл издевались надо мной и моей женой. Ричард — безнадежный трус. Он не может обидеть и муху».
