Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев
— Бяо, открой рот…
— Это зачем?
— Чтобы не оглохнуть…
Бяо открыл рот, и капитан сжал в руке подрывную машинку…
Интерлюдия. Хюэ-2
Со временем Хюэ разросся. Все главные правительственные учреждения и школы находились на южном берегу реки Хуонг. располагаясь кварталами в форме треугольника. На западе находился оросительный канал Фу Кам, который тек на юго-восток от Хуонга, пока не пересекался с шоссе № 1, которое проходило в этом месте по мосту Ан Куу. К северу от моста шоссе проходило до южной оконечности улицы Ба Три, которая поворачивала под углом. на северо-восток и вело обраттно к реке. Образованный таким образом треугольник был примерно разделен пополам национальным шоссе номер один — дорогой от Ханоя до Сайгона. Во время французской войны на шоссе было столько нападений, что его окрестили La Rue Sans Joie (Улица без радости). Большая часть его располагалась на насыпи, чтобы оставаться проходимым даже тогда, когда рисовые поля с обеих сторон были полностью затоплены. В районе Хюэ шоссе № 1 пересекало реку Хыонг через мост Чыонг Тьен, изящное сооружение, спроектированное и построенное в 1897 году Гюставом Эйфелем, известным своей башней в Париже. Мост был увенчан шестью невысокими арками из стали и был с двусторонним движением. За мостом располагалась Цитадель с объездом с севера. Был еще один мост Бах-Хо, по которому проходила железнодорожная ветка, не действующая. Вся территория вокруг Хюэ представляла собой плохо контролируемую, залитую водой местность, с рисовыми полями, дренажными канавами и мостами, через которые мог пройти вол, но не грузовик.
Ко времени описываемых событий — война уже вошла в спираль бессмысленности и саморазрушения. Милитаристская Япония за агрессию в Китае была давно исключена из Лиги Наций, воздействовать на нее дипломатическими средствами было бессмысленно. Бомбежки ничего не давали — нельзя кого-то вбомбить в каменный век, если он уже там. Крестьяне ненавидели любых чужаков. Партизаны совмещали в своих действиях фанатизм и звериную жестокость — сельских старост, отказывавшихся сотрудничать, они распинали, сжигали заживо или выпускали кишки. Попытки создать «безопасные деревни» полностью провалились — для вьетнамского крестьянина было немыслимо уйти от могил предков. Одна из таких брошенных деревень под названием Ла Чу послужит временной казармой для основных сил Вьетконга при нападении на Хюэ, а построенное американцами же бомбоубежище — вместит в себя штаб. Другая часть атакующих — просочится по воде через рыбацкую деревню Ким До, к северо-востоку от Цитадели. Их будут перебрасывать по два-три человека в рыбацких сампанах вместе с оружием…
Индокитай. Хюэ, офис миссии наблюдателей. 29 января 1968 года
— Полный бред…
Барон Людвиг фон Путвиц-и-Пильхау, фрегаттен-капитан Хохзеефлотте и бывший командир германского У-бота, главноначальник международной наблюдательной миссии в Хюэ — смотрел на капитан-лейтенанта Воронцова примерно так, как если бы он сказал что-то непристойное, нецензурное. Смесь удивления и презрения по поводу человеческой глупости и невоспитанности, затронувшей даже дворянство…
Они каким-то чудом добрались до международной миссии, не вступив по пути в перестрелку и не попавшись на глаза полиции. Здесь уже все были на ногах — полиция сообщила о том, что в доме где жил один из наблюдателей, произошла перестрелка и взрыв. Барон тоже был на своем месте в кабинете и мягко говоря, не обрадовался, когда увидел Воронцова и Бяо. Воронцов подумал, что если бы его пристрелили или взорвали у него на квартире — барона бы это устроило больше…
— Герр барон, это не бред. Этот человек — рассказал мне о том, что на самом деле произошло в Хамдуке. Он не мог об этом знать никак — но я там был с другой стороны и могу подтвердить, что это соответствует действительности.
— Этот человек пьян, — обвиняюще сказал барон.
— Герр барон, этот человек получил ранение, я обработал ему рану. У меня не было другого обезболивающего, кроме алкоголя. Как я должен был поступить? Как вы бы поступили на моем месте?
Воронцов чувствовал, что начинает оправдываться. Это раздражало.
Барон Людвиг фон Путвиц-и-Пильхау отвернулся от Воронцова, и какое-то время просто стоял, смотрел на стену. На стене — была фотография фамильного замка его отца и фотография его семьи — жены и троих детей. Его жена — на фотографии была высокой и статной блондинкой, фото было сделано где-то на пляже… скорее всего на балтийском побережье близ Кенигсберга. Казалось удивительным, что такая яркая и интересная женщина — предпочла столь серого и скучного бюрократа, пусть даже с дворянским титулом. Иногда — капитан Воронцов даже начинал сомневаться в том, что барон командовал торпедной подлодкой… он больше подходил для службы в штабе. Впрочем, как дворянин, капитан Воронцов никогда бы не посмел необоснованно поставить под сомнение слова другого дворянина.
— Герр капитан-лейтенант — сказал барон, видимо приняв в душе какое-то решение — наши отношения, пусть и безупречные в служебном отношении, далеки от того, чтобы назвать их дружескими, верно?
— Герр барон, мы оба справляем службу — помедлив, сказал Воронцов — и стараемся делать это исправно, верно?
— Верно, верно… — барон, наконец, обошел стол (до этого он стоял перед ним, как будто защищая последнюю бюрократическую твердыню, бумажный бастион — личный чиновничий стол), присел сам и показал на стул — вы присядьте. В ногах правды нет… кажется, в России есть такая поговорка.
Капитан Воронцов пододвинул себе стул
— Такая поговорка и в самом деле есть, герр барон
— Признаться, господин Воронцов, я испытывал некое… недоверие к вам и вашим методам работы… считал их выходящими за рамки того, что позволительно офицеру международной контрольной комиссии. Кроме того, я считал, что вы излишне защищаете позицию североамериканской стороны… что понятно, учитывая взаимоотношения ваших стран, но опять-таки недопустимо для офицера международной контрольной комиссии. Однако вы, как и я живем здесь и подвергаем себя риску… со стороны тех, кто скрывается в джунглях. И полагаю, нам обоим известно, что те, кто скрывается в джунглях, не утруждают себя соблюдением конвенций о правилах войны, ни Женевской, ни какой-либо другой. А мы работаем здесь и в любую минуту можем оказаться под ударом, как и весь город.
…
— Полагаю, нам следует разобрать всю эту историю с самого начала, сударь. Без гнева и пристрастия. С начала. Как вы впервые узнали об этом человеке?
В отличие от барона, видимо, решившего что-то и для себя и для своей совести — капитан Воронцов вынужден был с самого первого вопроса начинать врать. Нельзя сказать,
