Нож в сердце рейха - Виктор Федорович Карпенко
Олега и Сергея отыскал быстро. Судя по грязным и мокрым комбинезонам, им повезло меньше.
– Необходимо найти грузовой парашют и уходить отсюда, пока не засветились, – довел свое решение до подчиненных Самойлов, на что Федор возразил:
– Груз я нашел и припрятал, а вот вам необходимо срочно обсохнуть. Я видел недалеко кучу валунов. На них и одежду разложить можно, и костерок между ними разжечь…
– Во-во, по костерку нас и отыщут, – осуждающе покачал головой Сергей.
– Не дрейфь, не отыщут. Ветерок слабый, в глубину болотца дым понесет. Сейчас раннее утро, а значит, холодный воздух дым придавит. Минут сорок у нас на сушку одежды есть. Костерок я организую, – засуетился Федор.
Не прошло и десяти минут, как по сушняку заплясали огоньки пламени, а одежда запарила. Собрав комбинезоны, Федор отнес их подальше и притопил. Пока товарищи сушились, он перетащил груз, проверил радиостанцию и батареи – не намокли ли. Но упаковали на совесть. Можно было работать. Дождавшись 6:00, Самойлов распорядился:
– Федор, передавай: все идет по плану. Старый.
Пока Федор сматывал антенну, Самойлов изучал карту.
– Вот оно, болотце-то. Нашел, – воскликнул он, но, как показалось Федору, как-то безрадостно. – Ну, летуны! Ну, шалапуты… Смотрите, парни, где они нас выкинули. Мы же под Дрогобычем. До Львова почти восемьдесят километров. Да здесь деревня на деревне, хутор на хуторе… Как дойти, не обнаружив себя? Немцев, поди, как собак нерезаных…
– Дойдем, – уверенно произнес Федор. – Проведу. Что, мы деревень да хуторов не видели? Обойдем.
– А коли на фашистов нарвемся? Нет. Вслепую не пойдем. Поначалу осмотреться надо: в каких деревнях комендатуры, где на дорогах стоят патрули… Нужна информация и… проводник. Поэтому идем на ближайший хутор, – принял решение капитан Самойлов. – И еще, с этого момента обращаться друг к другу только по кличкам.
Через два часа вышли на хутор. Изба просторная, покрытая соломой, рядом еще одна – чуть поменьше, подобротнее, под тесовой крышей. Двор. Судя по постройкам и четырем большим стогам сена – в хозяйстве несколько коров и лошадей. Хутор обнесен изгородью, в нескольких местах закрыт плетнем. Перед домом мальчишка лет пяти возится со щенком.
– Чего мальцу не спится? – прошептал Сергей.
– Ты не на мальца смотри, а пса высматривай, – недовольно пробурчал Самойлов. – Собака учует…
– Не учует, – уверенно произнес Федор. – Нет собаки на хуторе.
– Почему так уверен?
– Если б была, уже подала бы голос. Мы залегли по ветру, а надо бы с подветренной стороны…
– Тихо, Медведь. На хуторе шевеление. Никак мужик… – остановил Федора Самойлов, – и не один.
Из избы вышли двое: бородатый в возрасте и молодой. О чем-то поговорили, и тот, что помладше, направился в сторону другой избы. Вскоре он вышел, а за ним еще один бородатый, по виду лет сорока.
– Вот тебе и дела… трое, а может, еще есть. Что будем делать, Старый? – повернув голову в сторону Самойлова, спросил Сергей.
– Ждать. Ждать и наблюдать. А ты не отвлекайся. Бери пример с Медведя.
Федор, не поворачивая головы, тихо произнес:
– Готовятся ехать. Вон молодой лошадей ведет.
Сноровисто запрягли пару в телегу, которую чуть погодя загрузили бидонами, несколькими кошелками, и старый мужик, взяв одну из лошадей под уздцы, вывел со двора. Следом за ним, обогнав, на велосипедах покатили бородатый и молодой. Оба с оружием за спиной и белыми повязками на левом рукаве, в центре которых стола черная буква «Р».
– Полицаи, – резюмировал Самойлов. – Вот что, парни. Судя по карте, старый едет к дороге. Она единственная, других нет. Встретим его там.
– А полицаи? – спросил Федор.
– Они вряд ли поедут рядом. Видите, мужик не торопится. Лошадок бережет. Хо-зя-ин, – многозначительно протянул Сергей.
– Все, хватит болтать, – оборвал Сергея Самойлов. – Медведь замыкает! Потопали!
На дорогу вышли раньше хуторянина с телегой. Пришлось ждать. Он все так же неспешно следовал по дороге, покуривая и что-то напевая себе под нос.
Самойлов вышел на дорогу.
– Эй, земляк, папироской не угостишь?
Мужик, приостановив лошадок, потянулся под сидушку и не спеша вытянул из-под нее обрез.
– Якой я тоби земляк, москаль? Сам черт тоби земляк…
Сергей, подкравшись с противоположной от Самойлова стороны, ткнул дуло автомата мужику под бок.
– Тихо, дядя. Не балуй! Ствол-то отдай, – проговорил он вкрадчиво. – Не то ненароком дырок в твоей башке неразумной наделаю, что делать будешь?
Хуторянин мгновенно преобразился, отдал обрез и с превеликой радостью, словно встретил лучших друзей, заголосил:
– Ой, хлопцы! Так я ж свий. А ружо у меня старо, еще с Первой мировой, от дида осталось. А ноне без ньего никак, вороги, та и тати шатучи…
– Может, и патронов нет?
– Та яки ж патроны?
– А ты у сыновей попроси, они тебе отсыпят, – напустив строгости в голове, произнес Самойлов.
– Та что вы такэ балакаетэ, во то як спите? – всплеснул руками мужик.
– Ну хватит, дядя, нам зубы заговаривать. Куда сыновья на велосипедах поехали? – еще раз ткнул под бок ствол автомата Сергей, да так, чтобы до ребер достало.
Мужик замолчал и, стянув шапку с головы, произнес уже на русском:
– Да здесь неподалеку, в деревню Сливянку. Там комендатура немецкая.
– А чего же ты, старый, сыновей-то к фашистам на службу определил? – не унимался Протасов.
– Да чего там, – махнул рукой бородатый. – Старшего, Петра, призвали, а младшего, Фрола, сам записал, чтобы в Германию на работы
