Александр Белов - Бешеные деньги
– Пирожок-то с начинкой, – пояснил Саша. – Ты ей животик открой.
Строки на животе статуэтки распахнулись, и Оля восхищенно вскрикнула:
– Господи! Прямо чудо!
Она разглядывала малыша, свернувшегося клубочком в животе у медной женщины, и сразу вспомнила Вьюгину. Ее счастливые и гордые глаза, когда она демонстрировала ей свое произведение – полуторамесячную дочку.
– Саш, – сказала она. – А давай ребеночка родим.
– Непременно, – веселился Белов.
– Саш, я серьезно, – сказала она еще тише.
– Серьезно? – Саша тяжело замолчал.
Она, ничего не говоря, сидела и просто смотрела на мужа. Просто смотрела.
– А если серьезно, – медленно начал Саша и взял ее руку в свою. Беременная красавица стояла между ними. – То пока подождем.
Олины глаза наполнились слезами. Она уже не в первый раз начинала этот разговор, но Белов всякий раз сворачивал на шутливый тон. Сегодня он впервые говорил на эту больную для нее тему серьезно.
– Оль, не время. Подожди, все у нас будет, – увещевал Саша, а сердце его сжималось от тоски. Ведь она просила так редко. А ребенок… Он сам мечтал о ребенке. Но теперь, когда его обложили, как волка, красными флажками, теперь, когда начиналась серьезная война, ребенок – это была роскошь. Непозволительная роскошь. – Все у нас будет маленькая, потерпи! – тоскливо повторил он.
Оля поднялась из-за стола:
– Поехали!
– Ты чего? А утка? А чай с пирожными в кунжуте?
– Сыта. По горло, – резко ответила она.
Сашин взгляд из нежного стал жестким. Ох, как не любила Оля такой вот его взгляд! Она сразу пошла на попятную, села за стол, поправила салфетку:
– Ладно, Белов. Проехали. Утку берем с собой. А где же наш чай?
– Сейчас принесут. Да вон – уже несут, – и, пока Оля отвернулась, он быстро спрятал фигурку в пакет. Сам дурак. Вместе с Пчелой-оригиналом.
Про то, как на Пчелин подарок – эротический набор отреагировала Людочка, он решил сегодня Оле не рассказывать.
12
Остров Схирмоникуг – в переводе это означает очи черного монаха или что-то в этом роде, – можно было бы назвать раем на земле. Если бы только здесь не было так холодно. Ветра начинались с середины октября и зверствовали до середины апреля. Летом здесь было чудно. Посему сюда и устремлялись по уикендам толпы голландцев с материка, чтобы пообщаться с так называемой дикой природой. Прелесть ее определялась несколькими основными параметрами. Невероятными по красоте приливами и отливами. Тем, что на три тысячи жителей было всего десять автомобилей, которые курсировали между портом и двумя деревушками на противоположных оконечностях острова. Тем, что главным и исключительным транспортным средством здесь был велосипед. А также наличием огромного количества бесхозным ручных фазанов. Они были гораздо менее пугливыми, чем обычные домашние курицы.
Именно здесь Вадик Ухов и решил затаиться, надеясь переждать самое страшное. Он пока не знал, чего ему конкретно бояться и поэтому боялся всего. И всех. Гюнтера с его бандитами. Макса, с его, мягко сказать, неприятными вопросами, на которые у Вадика ответа не было. Просто потому, что этих ответов не было, вовсе. Кто кого в этом деле подставил, Вадик и самому себе не мог объяснить. Как не мог понять того, почему его не пристрелили вместе с теми двумя уральцами. И в этом ему чудилась какая-то дьявольская ловушка.
Хорошо, он хоть по извечной советской привычке заранее успел обналичить деньги, полученные за стиральный порошок.
Бросив все, в том числе и любимый красный «Форд», он, меняя поезда и направления, добрался до самого севера Голландии. И спокойно вздохнул, лишь сев на паром, который и довез его на этот остров. Конечно, Вадик слегка замаскировался. Глупо, но так ему было немного спокойнее. Усы он сбрил под ноль, а волосы перекрасил. Хотел из брюнета стать блондином, а вышел рыжим. Ну и ничего, так он больше походил на среднестатистического голландца.
На острове Вадик снял маленький домик, из второго этажа которого прекрасно просматривался пирс, куда по утрам и вечерам причаливал паром.
Но что делать дальше, он не знал. И просто сидел у окна и осматривал окрестности в подзорную трубу. Это было чуть ли не единственное из того, что он прихватил из дома. Когда-то, в лучшие времена, он купил эту трубу в магазине на Рембрандт-плейн.
Он выбирался лишь за продуктами и газетами. А к нему заходили только почтальон и молочник. Почтальон кидал в ящик всякую рекламную чепуху. Зато молочник каждое утро, ровно в восемь ноль ноль звонил в его дверь, и в обмен на пару гульденов оставлял творог и молоко. По сути, это был единственный человек, с которым Вадик хоть как-то общался. Если еще не считать кассиршу в супермаркете.
В общем, Вадика Ухова больше не существовало. А был лишь финский студент Арве Куресмяки. Именно так, под именем своего однокашника-эстонца, он и подписал договор с хозяином дома.
Пока все было спокойно. Но Арве-Вадик все равно понимал, что долго так не продержится. Надо было немного отдышаться перед тем как свалить куда-нибудь в Америку. А лучше – в Австралию.
13
В Душанбе Космоса встретили как какого-нибудь заезжего хана из дружественного государства. Чуть ли не ковровую дорожку к самолету подкатили. До дома Фары они ехали кавалькадой из доброго десятка машин.
Лето здесь было еще в полном разгаре. Конец октября напоминал разгар нашего августа. Воздух был пропитан такими необыкновенными ароматами, что с непривычки от них могла просто закружиться голова.
Дом Фархада располагался прямо посреди абрикосовой рощи, на берегу журчащего ручья. Все здесь было непривычно. Парадные комнаты с дорогой европейской мебелью соседствовали с типично восточными помещениями со старинной утварью и низкими диванами, покрытыми старинной ручной работы коврами.
– Ковер у нас на Востоке, – объяснял Косу Фархад, – это в буквальном смысле символ жизни. Ты понимаешь, Кос, многие тысячелетия наши предки жили здесь, на границах гор и плодородных долин. Выращивали овец. Из их тонкой шерсти плели нити. Потом руками, из года в год сплетали из этих нитей вот это великолепие. В рисунках ковров нет ни одной случайной черточки. Умный человек умеет читать ковры как книги. В них запечатлена история моего народа, моего рода, моей семьи. На коврах мы рождаемся, живем. А когда умираем, по нашему обычаю нас именно в ковер заворачивают, прежде чем опустить в землю.
– А если типа нет ковра?
– Нет, Кос, так не бывает. Вот у вас, в России, есть традиция, что каждая старушка себе на похороны копит. Так и у нас о смерти всегда думают заранее. И это правильно.
– Не, Фара, – отправляя в рот очередную пригоршню ароматного плова, – сказал Кос, – я о смерти не хочу думать. Пока живешь, надо думать о жизни.
Фархад усмехнулся:
– Жизнь, Космос, это лишь одна из форм смерти…
– Ну, понеслось, Фарик! – буквально с Сашиными интонациями проговорил Кос. – Давай уж лучше о бабах. Как у вас, кстати, с этим?
– Русских баб я тебе в городе найду сколько хочешь.
– А ваших?
– Ох, Кос, – Фара укоризненно покачал головой. – Восток дело тонкое. Жениться надо.
– Нет уж, ладно. С этим я подожду. – Кос вытер руки о полотняную салфетку и потянулся за роскошным виноградом. – Я лучше по фруктам пока ударю. Ну, а какие у нас вести с полей?
– Люди работают. Наши друзья на том берегу готовы полностью взять на себя переправку товара через границу. Маршрут проверенный. Караваны с товаром по горным тропам проходят в район Харога. Это такой маленький городок в Горном Бадахшане, где кончаются все дороги. Наша – только начинается. Потом уже по трассе Хорог-Ош груз спускается в Ферганскую долину. Здесь у нас все схвачено. Нам останется только загрузить товар и отправить в Москву. Обычно железнодорожным транспортом. Наши люди самое ближайшее время, – Фара даже взглянул на часы, – весь летучий металл полностью приберут к рукам. Умельцы, русские, кстати, уже разработали технологию, которую нам предложил наш великий Белый брат…
Фара не выдержал собственного пафоса и заржал. Вместе с гостем. Отсмеявшись и откашлявшись, он продолжал уже нормальным тоном:
– В общем, Кос, у нас все заряжено. Мы обеспечиваем коридор от самого Афгана до Москвы. А дальше… – Фархад, словно фокусник, откуда-то из-за спины достал увесистый пакет и перебросил его Космосу.
Тот ловко поймал пакет и, по давней привычке пережевывая губами, принялся его внимательно рассматривать. Черной краской, видимо, при помощи обычного трафарета, на нем был изображен гордый орлиный профиль и цифры «777».
– И что эта хрень означает?
– Это? – усмехнулся Фара. – Это что-то вроде нашего знака качества. Он подтверждает, наш товар самый лучший. И самый дешевый, между прочим. Но вот об этом мы никому не скажем, верно, Кос?
– Понял, Фара, – кивнул Кос. – Но, понимаешь, у Белого заморочка. Он не хочет гнать товар в России.
