Владимир Гриньков - Заказ на олигарха
… Если она залетела и родичи ее узнают – вот тогда посмотрим. Наедут так, что вены будешь резать…
… Зачем резать? Он женится на ней…
… Жениться – это хуже, чем вены…
… В нашем доме жили двое. Собирались пожениться. Узнали, что у них СПИД. Тогда они все равно поженились и сразу после свадьбы покончили с собой. Прям как были: он в красивом костюме, она в платье невесты. И их похоронили в общей могиле…
… Не в общей, а в одной…
… Это все треп, что здесь пишут. А я стопудово себя убью. Только я еще не знаю – как…
– Это он написал, – сказал компьютерщик и ткнул пальцем в строчки, где было про «стопудово».
– Петя?
– Да. У него ник Pedro. Ну, кличка как бы, которой он подписывается в сети.
Pedro оставил на форуме еще несколько сообщений. В ответ на чье-то послание, в котором его отговаривали от суицида (похоже, это была девушка), он сообщил, что обсуждать тут нечего. В другой раз, когда на форуме возникла дискуссия на тему: «Что есть самоубийство?», Петя-Pedro рубанул лаконично:
…Самоубийство – это месть!
* * *Стража ворот Гену Шарова не успели взять под стражу. Он работал у Проскурова по графику сутки через трое, и у него как раз началась череда трехдневных выходных, а когда приехали к нему в Раменки, где он снимал квартиру, его не оказалось и там, и оставалось только ждать, когда он снова выйдет на работу.
В эти дни Хамза и принес удручающую информацию. Шаров, судя по всему, входил в ОПГ, организованную преступную группировку, которая контролировала рынок, где Шаров еще год назад числился охранником. Рынок этот был вотчиной Романа Лории и отошел к Проскурову вместе с бизнесом несчастного грузина, позднее погибшего в тюрьме. Осталась ли связь с прежними дружками у перешедшего на службу к Проскурову Шарова, Хамза не знал. Но в том, что Шарова надо брать в разработку, теперь не оставалось ни малейших сомнений.
Прошло три дня. Шаров на работу не вышел. Хамза распорядился усилить охрану дома и самого Проскурова.
* * *Список дополнительных мероприятий по Мурому занимал полтора десятка страниц. Прежде чем показать этот список Хамзе, Баранов принес его Китайгородцеву, поскольку именно Китайгородцеву предстояло охранять Проскурова в Муроме.
Только два пункта в списке привлекли внимание Китайгородцева.
– Оборудование вертолетной площадки, – ткнул в бумагу пальцем Китайгородцев. – Разве ее там нет?
– Есть, – кивнул Баранов. – На заброшенном поле в двух километрах от поместья. И до поместья эти два километра надо ехать через лес. Я предлагаю сажать вертолет прямо в поместье. Так безопаснее.
Логично.
– И вот еще, – сказал Китайгородцев. – Привезти из Москвы повара. Там нет повара? А кто же там готовит?
– Там женщина одна. Но она не повар. То есть готовит она, конечно, и очень даже неплохо, но это ей не по профилю, ей бы домашними делами заниматься – уборка там, предположим, или с детьми…
Китайгородцев все еще ничего не понимал.
– Она толковая очень, – сообщил Баранов. – И есть смысл перевести ее сюда, в Подмосковье.
Китайгородцев поднял глаза на приятеля. Увидел его взгляд. В том взгляде было бесстыдство, присущее людям влюбленным.
– Ты же вылетишь с работы, – попытался образумить собеседника Китайгородцев.
– Не хотелось бы, – признался Баранов.
– Хамза, если узнает…
– Ну когда он еще узнает, – нетерпеливо отмахнулся Баранов. – Вот тогда и будем думать.
Он брал Китайгородцева в сообщники.
* * *Проскурова-старшего Китайгородцев увидел вылезающим из «Бентли». Ступил на посыпанную мелкими камешками дорожку, шофер тут же захлопнул дверцу, распахнул другую – оттуда с важным видом, копируя отца, появился Петя Проскуров.
Отец и сын пошли по дорожке, что-то обсуждая. И тут Петя увидел Китайгородцева. Щелкнул пальцами, сделал приглашающий жест – так маловоспитанные люди подзывают в ресторане официанта. Китайгородцев демонстративно этого жеста не заметил.
– Эй! – крикнул нетерпеливо Петя.
Китайгородцев обернулся к мальчишке и остановился.
– Ты мне нужен! – крикнул Петя.
Китайгородцев не двинулся с места, ждал. Петя взглянул на отца. Тот принял такой вид, будто происходящее его нисколько не занимало. Петя вздохнул и пошел через лужайку к Китайгородцеву.
– Мы едем в Москву, – сообщил он. – Я и ты. Отец в курсе.
– Куда едем?
– В Отрадное.
В Отрадном мальчишка жил со своей матерью, Китайгородцев об этом знал.
– Надолго? – спросил Китайгородцев.
– Нет.
– На чем едем?
– На «Хаммере». Отец разрешил.
Снова королевский выезд, понял Китайгородцев. Пустим пыль в глаза обитателям хрущевских пятиэтажек.
Предчувствие не обмануло его.
Петя всю дорогу до Отрадного тихо лучился счастьем и со спесью малолетки-недоросля поглядывал из своего высокого окошка на крыши обгоняемых ими машин. На подъезде к Отрадному он проинструктировал Китайгородцева:
– Приезжаем. Поднимаемся в квартиру. Ты типа мой телохранитель. Я пробуду там недолго. Потом уезжаем.
– Квартира – чья? – уточнил Китайгородцев.
– Какая разница? – пожал плечами мальчишка.
– Для меня разница большая. К кому идем? Друзья? Враги? Я должен знать и быть готовым.
– К чему?
– Ко всему, – сказал Китайгородцев.
– Не парься, – посоветовал Петя. – К матери мы моей едем. Наша это квартира.
– Понятно.
– И дверцу мне открой, – сказал Петя. – Ну мы приедем, типа, ты мне дверцу откроешь, я из машины выйду.
– Оно тебе надо? – усмехнулся Китайгородцев.
– Надо, – серьезно ответил мальчишка.
– Хорошо, – сказал Китайгородцев. – Сделаю.
На огромном «Хаммере» они едва протиснулись меж припаркованных у дома автомобилей. Китайгородцев, как договаривались, распахнул перед Петей автомобильную дверцу. Из окон дома на невиданное зрелище дивились любопытствующие. Петя с мрачным выражением лица обремененного масштабными проблемами человека прошествовал до двери подъезда и даже на лестнице, где его никто не видел, не смахнул с лица этой старящей его маски. Пешком поднялись на самый верхний, пятый этаж – здесь не было лифта. Петя своим ключом отпер дверь – снаружи обшитую деревом, но внутри железную, достаточно прочную, как оценил Китайгородцев, но со скверными, ненадежными замками, кое-как слепленными то ли отечественными, то ли турецкими заводиками.
Петя вошел в квартиру. Китайгородцев последовал за ним. Сам он в таких жилищах бывал неоднократно, но никогда ему не доводилось сопровождать опекаемых им лиц в столь убогие апартаменты. Теснота, низкие потолки и запах старого жилья, который не смог заглушить даже недавно сделанный, судя по всему, косметический ремонт, и любая дорогая вещь, которую здесь видел Китайгородцев, смотрелась чужеродной, будто попала она сюда по какой-то нелепой ошибке. Очень хорошие фирменные беговые лыжи явно не могли найти себе места и покоились под самым потолком – их подвесили на замурзанной бечевочке, прикрученной к кое-как вбитым в стену гвоздям. Огромная плазменная панель телевизора занимала в небольшой комнате столько места, что было видно – этот предмет из другого мира. Шторы были изготовлены из материала, из которого в чтящем традиции театре сделан занавес, но в самом окне за этой шторой по стеклу пошла трещина, и никому до этого, похоже, дела не было.
Из крохотной кухни вышла миниатюрная женщина – только такая и может в подобной тесноте перемещаться, не задевая углов, – это и была мать Пети, как понял Китайгородцев.
Женщина увидела Китайгородцева, и взгляд ее стал холодным и настороженным, каким обычно смотрят на людей, совершенно чужих, почти врагов, или друзей своих врагов, так что можно было догадаться, что все правильно женщина про Китайгородцева поняла: он был человеком из окружения ее бывшего мужа, а это значит – ее врагом.
– Привет! – бросил Петя матери.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Китайгородцев.
Петя скрылся в смежной комнате, и было слышно, как он там громыхает ящиками стола.
Женщина и Китайгородцев остались наедине. Обоим было неловко, и оба тяготились этим нечаянным нежеланным сосуществованием.
– Обедать будешь? – спросила женщина у сына, чтобы хоть что-то сказать.
В ответ Петр с грохотом захлопнул дверь своей комнаты. Прав был Алексей Алексеевич. Совсем не солнечные отношения у мамы с сыном.
Женщина поджала губы. Наверное, не будь здесь сейчас Китайгородцева, она бы сорвалась на крик.
– Вы – мама Петра, – произнес негромко Китайгородцев.
Не спрашивал, а констатировал факт. Женщина механически кивнула в ответ.
– Я хотел с вами поговорить.
Получалось, что на кухне. Женщина поняла.
– Идемте, – сказала она недружелюбно.
Прошли в кухню. Китайгородцев прикрыл за собой дверь, и здесь стало совсем тесно.
Мягкий уголок, холодильник, стол, плита – все не старое, но копеечной цены. Вот она, жизнь брошенной миллионером женщины. Он ей денег вовсе не дает, что ли? В черном теле держит? А как же раздел совместно нажитого имущества и всяких акций?
