Майк Холланд - Американский ниндзя 1-2
— Джо!
Оклик остановил его, когда Джо был готов снова сесть в кабину.
Предзакатное золото солнца заливало крыльцо и придавало особый нежный оттенок лицу улыбающейся девушки.
— Спасибо, — проговорила она. Брови Джо удивленно приподнялись. — Спасибо за все.
Сожаление о расставании сменилось в голосе Патриции решительностью, затем девушка развернулась и дверь захлопнулась за ее спиной.
— Ну что, парень, поехали? — поинтересовался водитель овощевоза.
Джо кивнул, и грузовичок заворчал, срываясь с места.
Начинался вечер.
* * *Полковник не любил менять свое мнение. Раз сложившееся впечатление о человеке задерживалось в его сознании надолго, и все новые факты воспринимались им преломленными призмой этой предварительной установки.
Джо он возненавидел с того момента, когда впервые услышал о нем от Чарли и сержанта как о потенциальном виновнике неприятностей, постигших его дочь. «Этот Армстронг — выскочка и мерзавец», — заключил он, сопоставив показания свидетелей, как ни странно, умолчавших, кто и кого бил первым. И даже то, что именно Джо доставил Патрицию домой, не могло теперь переменить его мнение.
— Ты думаешь, что ты герой, раз ты вернул мне дочь живой и невредимой? — так и говорил он в лицо замершему перед его столом Джо.
Полковник помнил в этот момент только две вещи: что Джо он ненавидит и что по вине Джо погибли его подчиненные. Причина ненависти как-то забылась, но это уже не имело значения.
— Нет, сэр, я так не думаю, — Джо старался отвечать спокойно, но подергивание уголков губ недвусмысленно намекало на его истинные чувства.
Нет, он не ожидал благодарности. Джо давно перестал верить, что таковая присутствует в человеческих взаимоотношениях. Мимоходом сказанное Патрицией «спасибо» относилось к исключениям, только подтверждающим правила. Не обижался он и на то, что его вообще ругали, — в словах полковника было рациональное зерно: если свести мораль к математике, то гибель четырех солдат и впрямь перевешивала безопасность одной девушки.
Его мучило другое — несоответствие между реальным положением дел и смутно помнящимся идеалом. Встать на чужую точку зрения — это еще не значит отказаться от своей собственной. Как бы Джо ни понимал полковника, все его естество протестовало против такой логики. Пусть его личное мировоззрение было расплывчато и не давало ни одного четкого ответа, какой должка быть жизнь, но Джо чувствовал, какой она быть не должна, и уклонялся от тех ее требований, которые считал несправедливыми.
Кроме того, ему был неприятен презрительный тон: злость, раздражение, даже эмоции более агрессивные он еще согласился бы воспринять как должное — право же одних людей смотреть на других свысока задевало его не на шутку. Впрочем, последнее объяснялось еще и тем, что сам Джо знал о своей неполноценности: человек без прошлого — не вполне человек, и подсознание заставляло его выискивать этот мотив едва ли не в любом оскорблении, реальном или мнимом.
— Это хорошо, что ты так не думаешь, — полковник растягивал букву «р» как гласный звук, что делало его речь похожей на настоящее рычание. — Потому что мне хочется тебя посадить, и надолго. Что ты там пытался доказать, рядовой?
Помимо изначальной предубежденности, полковник страдал еще нелюбовью ко всем, кто не укладывался в общий ранжир, — болезнь, свойственная едва ли не всем военным.
— Ничего, сэр, — поджал губы Джо.
Его серо-голубые глаза смотрели на полковника без дерзости, но и покорности отец Патриции в них не замечал.
— Ты должен был хоть что-нибудь соображать, — продолжалось рычание. — Тут очень деликатная ситуация с этими повстанцами, нам приказано любой ценой избегать конфликтов. Среди груза не было ничего особо ценного, из-за чего стоило рисковать жизнью людей. Ты это понимаешь?!
Джо не ответил. Он справился со своими чувствами, и его лицо теперь стало непроницаемым. Полковнику показалось даже, что от Джо повеяло особым, каким-то каменным холодком.
— Будет расследование, — втайне злорадствуя, сообщил он. — И я не подумаю тебя прикрывать, ясно? Тебе грозит трибунал, парень, и даже при желании я не смог бы тебе помочь! А желания, как ты понимаешь, я и не испытываю…
Джо никак не отреагировал на эти слова. Казалось, собственное будущее вовсе его не заботит.
Полковнику не осталось ничего, кроме как отправить Джо назад в казарму.
Из здания штаба Джо вышел как ни в чем не бывало — никто не смог бы определить по его лицу или поведению даже намека на поджидающие его неприятности.
Оставшись один, полковник опустился в кресло, испытывая некоторую опустошенность. Вместе с угрозами его ненависть выплеснулась наружу и оттого убавилась внутри: теперь он имел силы разобраться в ситуации более объективно.
— Сержант!
— Да, сэр?
Ринальди только и ждал, чтобы к нему обратились. До сих пор сержант стоял у окна, вчитываясь в бумаги, вынутые из лежащей рядом папки, и по мере чтения его глаза округлялись, а брови ползли вверх. Теперь для него пришла пора поделиться своим неожиданным открытием.
Выставив перед собой испещренный буквами и цифрами лист, он подошел к столу и остановился.
— Ты нашел его личное дело?
— Да, сэр, — предвкушая торжество, проговорил сержант. Джо нравился ему еще меньше, чем всем остальным.
— И что там?
Рука с листом дернулась было вперед, собираясь передать выписки, но вместо этого поднялась выше, останавливаясь напротив глаз Ринальди. Сержант не мог отказать себе в удовольствии лично зачитать компрометирующий текст.
— Дата рождения — неизвестна, — не без злорадства произнес он. — Место рождения — неизвестно. Родители — неизвестны, ближайшие родственники — неизвестны…
— Что-о?
По мере того как Ринальди читал, лицо полковника претерпевало те же изменения, что перед этим у сержанта: от заинтригованности и легкого недоумения — ко все возрастающему удивлению.
— Возраст — неизвестен, — продолжал читать сержант, начиная мрачнеть. Теперь ему подумалось, с некоторым запозданием, что эти сведения не только компрометировали Джо Армстронга, но и подтверждали то, что ожидать от него можно чего угодно, в том числе и самого худшего. — Был обнаружен на одном из островов командой нашего корабля при постройке дороги…
— Дай-ка мне это сюда, — не выдержал полковник, едва ли не выхватывая лист из полной лапищи сержанта.
— Есть, сэр…
Ринальди разжал пальцы, и личное дело Джо перекочевало к начальнику.
Полковник заглянул в записи, затем надел очки, взяв их со стола, и погрузился в чтение.
Читал он вслух, обращаясь почему-то главным образом к статуэтке на столе, изображающей взметнувшуюся в прыжке лошадь.
— …Был привезен в США. В разных воспитательных учреждениях назывался разными фамилиями. — При этих словах полковник поправил очки и посмотрел поверх них на лошадь, словно ожидая у нее получить ответ, объясняющий, как человек с такой биографией мог попасть в его военную часть.
Лошадь молчала. Сержант тоже. Чем больше он задумывался над уже прочитанным, тем мрачнее становился. В конце концов, ведь это была его обязанность — своевременно ознакомиться с личным делом подчиненного.
Что-то неладное было с этим парнем. Сильно неладное…
— …назывался разными фамилиями. М-да… Затем был отправлен в школу для трудновоспитуемых подростков, потому что чуть не убил человека…
— Что?! — не выдержав, переспросил сержант.
— Чуть не убил одного из своих сверстников. А потом снова попал под следствие, — раздосадованно подтвердил полковник еле сдерживаясь, чтобы не выругаться. — Судья дал ему выбор: или записаться в армию, или отправиться в тюрьму.
С гораздо большей охотой полковник отправил бы в тюрьму самого судью, принявшего столь мудрое решение, за которое теперь приходилось расплачиваться людям совершенно посторонним.
«Идиоты, — бесился он про себя. — Какие идиоты придумывают подобные законы? Что я теперь буду делать с этим подонком, с убийцей? Хорошенькие же кадры нам сюда поставляют да еще требуют от нас невозможного…»
— Ну хорошо, — отвлек его сержант. — А что мы теперь будем с ним делать?
Полковник уставился на Ринальди, будто впервые заметил его присутствие в кабинете.
Мысли вихрем завертелись в его голове, сменяя одна другую.
Прежние судимости Армстронга мешались с его навязчиво и до отвращения честными глазахми и скромным видом; прикрытые тканью трупы на носилках — с образом смеющейся дочери…
Ответ его прозвучал логично, но несколько неожиданно:
— В первую очередь — проследи, чтобы он держался подальше от Патриции, — - приказал он.
Сержант приоткрыл рот, моргнул и гаркнул:
— Слушаюсь, сэр.
