Крыло. Книга 5 - Вадим Александрович Оришин

Крыло Книга 5

Книга 5

«Но если поборатель всех греховК нему был благ, то, рассудив о славеЕго судеб, и кто он, и каков,

Его почесть достойным всякий вправе:Он, избран в небе света и добра,Стал предком Риму и его державе,

А тот и та, когда пришла пора,Святой престол воздвигли в мире этомПреемнику верховного Петра.

Он на своем пути, тобой воспетом, Был вдохновлен свершить победный труд,И папский посох ныне правит светом.

Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд, Дабы другие укрепились в вере,Которою к спасению идут»

«Божественная комедия», Ад, Песнь Вторая 16-30, Данте Алигьери

Арка 1

«Всю жизнь любил он рисовать войну.

Беззвездной ночью наскочив на мину,

Он вместе с кораблем пошел ко дну,

Не дописав последнюю картину.

Всю жизнь лечиться люди шли к нему,

Всю жизнь он смерть преследовал жестоко

И умер, сам привив себе чуму,

Последний опыт кончив раньше срока.

Всю жизнь привык он пробовать сердца.

Начав еще мальчишкою с „ньюпора“,

Он в сорок лет разбился, до конца

Не испытав последнего мотора.

Никак не можем помириться с тем,

Что люди умирают не в постели,

Что гибнут вдруг, не дописав поэм,

Не долечив, не долетев до цели.

Как будто есть последние дела,

Как будто можно, кончив все заботы,

В кругу семьи усесться у стола

И отдыхать под старость от работы...»

«Всю жизнь любил он рисовать войну...», Константин Симонов

Глава 1

Холодный ветер свистел среди голых стволов. Землю застилал тонкий белый покров, принесённый утренним снегопадом. Лошадь нервно дёргала ухом, недовольно фыркая от морозного воздуха. Откуда-то издалека донёсся клёкот хищной птицы. У перевёрнутой телеги лежали мёртвые тела. Мужчина лет сорока, юноша лет двадцати, женщина слегка за тридцать и девочка. Про последнюю сложно было что-то сказать, её порядочно изуродовали. В метре от меня — разорванная заклинанием лошадь. Насчёт клячи можно было говорить уверенно, передняя часть покоилась на расстоянии метров семи от остатков задних ног, а брызги крови, оросившие свежий снег, — результат применения взрывного заклинания, врезавшегося в брюхо кобылки. А вот с девочкой сделали иное.

Рёска выпрямилась, достав из кармана платок и вытирая окровавленные пальцы.

— Что думаешь, Фер?

Молодой одарённый, проверявший содержимое вываленных на землю мешков, тоже выпрямился.

— Сказал бы, что дезертиры, но они предпочитают есть лошадей, а не разрывать на мелкие куски.

— И это всё? — хмуро уточнила девушка. — Ты претендент на звание Королевского Сыщика или деревенский забулдыга, увидевший пьяную драку?

Я посмотрел на то, что осталось от девочки. Голова лежит в стороне, на лице выражение удивления. Никаких травм. Рядом рука, на пальцах ноготки, недлинные, но если бы она сжимала ладонь в кулак, на ладони остались бы следы. Следов нет. Тело разодрано, но это небрежно брошенное заклинание, а не ярость безумца, рвущего свою жертву. Девочка не успела даже понять, что происходит. Умерла быстрее, чем осознала это. И её никто не насиловал.

С другой стороны телеги лежит её мать с разбитой головой, будто от удара окованной дубиной. Сама женщина не тронута, не насилована, вероятно, её обыскивали. Лежит на спине, поза ровная. Когда вылетают с переворачивающейся телеги, падают в самые нелепые позы. Чаще всего в такие, в какие человек не сможет лечь самостоятельно. Позы мужчин примерно такие же, только у этих даже травм нет.

— Так, может, покажешь мастер-класс? — отозвался парень. — Давай. Пока всё, что я вижу, это попытку создать видимость нападения какой-то твари. Но с остальным непонятно. Непонятно кто, а главное — зачем нападал!

Я посмотрел на останки лошади. На кровавое пятно. На трупы людей. Их принесли в жертву. Ритуал. Уже после в ритуальный круг завели лошадь и взорвали заклинанием, чтобы скрыть следы ритуала. И попытались придать уже мёртвым телам такой вид, будто на путников напали. И повозку перевернули с этой же целью. Но завершить начатое не успели, кто-то вспугнул.

Я протянул руку и погладил свою лошадку, чтобы не беспокоилась. Переругивание подчинённых генерала я не слушал, плевать мне, получится у них что-то понять или нет. Впрочем, Рёска, похоже, пришла к тем же выводам, что и я.

Здесь мы расследовали нападения на путников. Слишком далеко от линии фронта, чтобы списывать это на войска Хартии. Дориан проверял меня в деле, приставил помогать Рёске. С битвы под Ржавым Пиком прошло две недели, почти три. Мне не потребовалось много времени, чтобы вернуться в форму, так что Рёске даже не пришлось меня ждать.

Мои спутники приблизились к кровавому пятну и присели, пытаясь что-нибудь найти. Рёска воспользовалась артефактом, подтверждая свои подозрения.

— Храмовники.

Давно я о них не слышал, и в другой ситуации был бы счастлив никогда не слышать, но сейчас это мне на руку.

— Возвращаемся в лагерь, — приказала девушка.

Они направились к лошадям, я же со своей копытной игого и не слезал. Моего мнения Рёска не спрашивала, вообще старалась свести общение к минимуму. Фер при ней тоже на разговор не шёл, но, когда мы оставались наедине, был не против поболтать. Благодаря Астарте, я знал, что Рёска сама приказала парню попытаться сойтись со мной.

Лёгкой рысью мы ехали обратно к лагерю королевских войск. В северной провинции Генарского королевства стояла мягкая зима. Градусников я не видел, но по ощущениям температура колебалась в районе нуля по цельсию. Глядя в спины своих спутников, я сжимал Коготь в кулаке, скрывая нож длинными рукавами дорожного плаща. Только Астарта знала, насколько сильно я желал отрезать этим двоим головы, а сразу за ними и самому Манилке.

Через несколько часов мы въехали в небольшое военное поселение, практически очищенное от снега провинившимися солдатами, в качестве наказания. Небольшой учебный лагерь королевских войск, один из тысяч гарнизонов, разбросанных по территории, контролируемой Конрадом. Задумка проста, такие лагеря и рекрутов обучали, и порядок в округе поддерживали, достаточно эффективно отлавливая