Уоррен Мерфи - Объединяй и завоевывай

Уоррен Мерфи, Ричард Сапир

Объединяй и завоевывай

Пролог

Великое землетрясение с самого начала именовалось таковым, поскольку затронуло не один только Мехико.

Прежде всего, разумеется, заколебалась земля. Огромная долина, где расположился город Мехико, затряслась подобно игральной кости, которую сунули в стаканчик и стали подбрасывать на ладони.

Почва дрогнула даже на севере страны в Рио-Гранде. Затрепетали джунгли на границе с Гватемалой. Затем затрясло леса в Канкуне, ходуном заходил Акапулько, и даже песчаная коса у залива Теуантепек просыпалась белоснежным пляжным песочком.

Не было уголка в Мексике, которого бы не коснулась эта напасть. Древнейшие пирамиды Чичен-Ицы вздыхали и волновались, словно сочувствуя новейшим, рассыпавшимся в прах небоскребам. Трепетал Монте-Альбан, корчился Юкатан. Ископаемый Теотиуакан, такой старый, что уже никто не помнил, какая цивилизация его возвела, врос в землю еще на четверть дюйма.

В такт колебаниям закачались ветви деревьев в лесах Чьяпаса на юге. Вековая пыль поднялась с развалин дворцов майя в Паленке и Копане.

Кроме всего прочего, это самое землетрясение сильно озадачило некоего путника в джунглях, который собирался и уже приложил немало усилий к тому, чтобы, в свою очередь, потрясти столицу да и все государство.

Подкоманданте Верапас в униформе цвета хаки, пробираясь сквозь заросли, временами настороженно вскидывал голову, обмотанную красной банданой.

Лицо Верапаса скрывала черная шерстяная лыжная маска. Причем из дырки для рта, прорезанной для удобства дыхания и обмена мнениями, торчала дымящаяся трубка.

Когда огромные деревья вокруг заколебались, он поднял руку и коротко приказал на языке майя:

– Подождите!

Следовавшие за ним хуаресистас замерли.

Даже опустившись на колени, он не расстался с трубкой. Его зеленые, словно у мифической птицы Кецаль, глаза напряженно всматривались в заросли. Впрочем, периодически, склонив голову набок, он пытался определить на слух характер опасности, о которой предупреждал его неожиданный гул.

Джунгли Лакандона – родина индейцев майя и миштеков – пришли в полнейший беспорядок. Казалось, деревья вокруг гнулись и скрипели от бури, но бури-то никакой не было! Стоял прохладный мартовский денек, и в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения.

Однако почва под высокими армейскими ботинками Верапаса ходила ходуном.

– Нок[1]! – отрывисто пролаял он на майя. – Всем встать на колени и переждать!

Хуаресистас подчинились. Это были смелые парни. Не парни, в сущности, а мальчишки. Худые, как тростинки, все в темно-коричневом хаки, таких же, как у командира, черных лыжных шапочках и масках. От вожака их отличало только отсутствие трубки да карие глаза – глаза индейцев. Белых среди юношей не было.

К какому роду-племени относился подкоманданте, не знал никто. В том числе и хуаресистас. Хотя слухи по этому поводу ходили самые разнообразные.

Некоторые считали, что он иезуит-расстрига, в средствах массовой информации даже упоминалось некое имя. Другие полагали, что он – лишенный наследства сын крупного плантатора, неустанно эксплуатировавшего майя. Его называли американцем, кубинцем, гватемальцем, даже маоистом, членом левацкой группы «Сендеро люминосо», весьма популярной в горах Перу. Но ни один человек не называл его «индио». Зеленые глаза Верапаса свидетельствовали, что индейцем он не был.

Считалось, что подкоманданте особенно благоволит индейцам майя: они подчинялись ему беспрекословно.

Пока земля гудела и сотрясалась, вожак, припав на колено и прищурившись, тщательно осматривал свой АК-47.

Вдруг далеко на севере, в небе, показался дымный след. Он увеличивался в размерах, клубился и расползался над линией горизонта, как отвратительный гриб.

– Осмотреться! – приказал подкоманданте.

Хуаресистас тотчас вскарабкались на деревья, несмотря на опасность обнаружить себя солдатами федеральной армии. Они старались получше рассмотреть клубящийся на горизонте столб дыма.

На пожар не похоже – слишком уж темным, непроницаемым и огромным было дымное облако. Так мог дымить только Попокатепетль – вулкан, известный под этим названием на севере у ацтеков. Подобные извержения случались и раньше.

Никогда, правда, вулкан не коптил еще с такой яростью.

– Попо! – разом воскликнули майя. – Это Попо!

– Огня не видно, – заключил один из них.

Верапас пыхнул трубкой.

– Пока не видно. Но очень может быть, что скоро займется.

– И что это значит, господин Верапас?

– Это значит, – начал подкоманданте, – что скоро мы увидим огонь, в котором корчится проклятый Мехико, вполне достойный подобной пытки. Время пришло. Пора нам выбираться из джунглей. С сегодняшнего дня нашей главной и единственной целью становится столица.

Хуаресистас спрыгнули с деревьев на землю и теперь пребывали в некотором возбуждении. Оно не имело ничего общего с конвульсиями, от которых содрогалась земля.

Просто парни знали, что отныне они приобретают новый статус: превращаются из жалких повстанцев, защищающих от правительства свои бедные хижины, в полноправных борцов за свободу и участников гражданской войны.

Глава 1

Выступление в Кигали напоминало затянувшуюся дурную шутку. Верховный главнокомандующий вождь Стомика Магут Ферозе Анин прибыл в руандийскую столицу, пытаясь спастись бегством от своего разъяренного народа, численность которого означенный черный джентльмен здорово подсократил – даже щедрые дяди из Организации Объединенных Наций решили, что кормить в стране уже некого. О том, что ООН приостановила помощь, и поведал Верховный главнокомандующий собравшимся по такому случаю журналистам.

– Я больше не революционер, – сообщил он в заключение. – И жажду только одного – покоя.

Поскольку последние слова он произнес отчетливо и к тому же улыбаясь подкупающей белозубой улыбкой, ему поверили. Более того, сообщили об этом всему миру в тайной надежде, что все, сказанное вождем, – правда.

Таков был первый день пребывания диктатора в Кигали.

На пятый день он пригласил на обед одного не слишком влиятельного руандийского генерала.

– Этой страной можно завладеть за два месяца, – сообщил он генералу самым доверительным тоном. Рядом, у спинки кресла, покоилась трость диктатора с массивным золотым набалдашником, а на пальце у него голубым огнем полыхал перстень с бриллиантом чистейшей воды.

– У вас есть солдаты, у меня – гениальное предвидение ситуации и военный талант. Вместе мы... – Он многозначительно замолчал и взмахнул рукой, предоставляя генералу возможность обдумать сказанное.

Не слишком влиятельный генерал явно заинтересовался. Тем не менее слова, что вырвались у него изо рта, не в полной мере соответствовали утвердившемуся на лице выражению.

– Солдаты у меня есть, «уи». Но что касается ваших военных талантов... Боюсь, они слишком дорого обошлись Стомику. Страна теперь напоминает разложившийся под солнцем труп. Даже если там вдруг найдут нефть, некому будет ее добывать.

– У меня есть деньги, «мон женераль».

– Из достоверных источников мне известно, что вы пересекли руандийскую границу на своих двоих и ничего, кроме бумажника и палки с золотым набалдашником, с собой не захватили, «мон ами».

Они говорили по-французски – так по обыкновению общались образованные жители постколониальной Западной Африки.

– Я припрятал сундучок с сокровищами, – прошептал Анин.

– Где же?

– Ну знаете ли...

– Судя по всему, этот самый сундучок вы оставили в Ногонгоге, где сейчас беспорядки.

– Ни одна живая душа знать не знает о нем.

– Полагаю, у вас уже ничего нет. – Генерал принялся за бифштекс из антилопы. На тарелке показался красноватый сок. Руандиец задумчиво взял кофейную ложечку и, зачерпывая кровавую жидкость, стал прихлебывать своеобразное «консоме».

Над обедающими склонился официант, наполнил бокалы. Он был белый, а обедали заговорщики в лучшем французском ресторане в Кигали. Не то чтобы бывший Верховный главнокомандующий не доверял аборигенам – просто не хотел рисковать, особенно в этот решающий момент, когда требовалось заручиться военной помощью в дополнение к своим военным талантам.

– Когда-то я управлял народом, – по-прежнему гнул свое Анин. – При вашей поддержке я объявлю Стомику войну и верну все свои богатства, которые, естественно, разделю с самыми преданными друзьями.

– Не интересуюсь я революциями, – с набитым ртом промолвил не слишком влиятельный генерал. – Я – африканский патриот.

– Зачем же вы тогда согласились на встречу со мной? – возмутился Анин.

Собеседник наградил его улыбкой, в которой сквозила наивная хитрость.

– Потому, – ответил он, – что на свое маленькое жалованье я не могу позволить себе обед в таком вот ресторане.